Дорога на запад

Победоносное декабрьское наступление войск Западного, Калининского и Брянского фронтов отбросило группу армий "Центр" на 100–350 километров от Москвы. А к северо-западу линия фронта отодвинулась даже на 400 километров.

Были вызволены Московская, Тульская, часть Калининской, Смоленской, Калужской, Рязанской и Орловской областей, освобождены десятки городов — всего свыше одиннадцати тысяч населенных пунктов.

Вообразим себе ликование жителей освобожденных городов, поселков, сел и деревень — одиннадцать тысяч воскрешений к жизни после фашистского ярма, одиннадцать тысяч праздников!

Люди выбегали из домов, вылезали из погребов, землянок, подвалов, выходили из ближних лесов, бросались навстречу освободителям и в радостном смятении пожимали им руки, обнимали, плакали и говорили бессвязные, ласковые слова, которые можно услышать только от близких людей после долгой, горькой разлуки. Бойцы были вестниками самой жизни, отвоеванной у смерти. Женщины постарше осеняли бойцов крестным знамением. Бывало, освободителей встречали хлебом-солью на блюде с вышитым полотенцем, а бывало — только чистой колодезной водой: "Простите меня, грешную, больше потчевать нечем…" А случалось и так, что оголодавшие дети угощались солдатским "хлебом-солью" — щами и кашей из походной кухни.

Освободители входили в селения и вместе с жителями сбивали немецкие дорожные указатели, уличные таблички, срывали уцелевшие объявления оккупантов на русском языке — смертные приговоры партизанам и "саботажникам", угрозы, запреты.

На территории Можайского района кое-где висело на стенах домов, на заборах, на столбах объявление-приказ:

"Каждая семья обязана сдать местной комендатуре не позднее 10 января 1942 года следующие теплые вещи: одну пару новых валенок или восемь фунтов шерсти; одну выделанную или две невыделанные овчины; одну пару шерстяных варежек; одну ушанку на меху и на вате; один шерстяной шарф".

Велики были надежды солдат и офицеров вермахта отогреться в Москве, отоспаться в тепле, раздобыть теплую одежду, отмыться от походной грязи и от вшей. И глубоко было разочарование, уныние, озлобление гитлеровцев, которых ждали дороги отступления, снежные сугробы, промороженные блиндажи, пепелища и руины, самими же завоевателями оставленные.

Сознание того, что зимняя кампания проиграна, вызвало падение дисциплины, ослабило силу сопротивления немецких частей под Москвой, подорвало их стойкость.

14 декабря в журнале боевых действий третьей танковой группы появилась запись:

"Вокруг то и дело можно видеть поодиночке двигающихся солдат, кто пешком, кто на санях, кто с коровой на веревке… Вид у людей безразличный, безучастный… О том, чтобы как-то защититься от беспрерывных налетов русской авиации, почти никто и не думает. Солдаты, убитые в результате прямых попаданий бомб, так и остаются лежать никем не убранные… Трудно сказать, когда снова восстановится линия фронта. Если даже такие отличные соединения, как 1-я и 7-я танковые дивизии, находятся теперь под угрозой почти полного уничтожения, это является достаточным мерилом того, насколько велико перенапряжение сил наших войск".

19 декабря командир 23-й пехотной дивизии генерал Гельмесгерберг обратился с отчаянным призывом к своему командному составу:

"Господа командиры! Общая обстановка военных действий властно требует остановить быстрое отступление наших войск на рубеже реки Ламы. Позиция на реке Ламе, поселок Лудина Гора, должна защищаться до последнего человека…

Дивизия прочесывает в настоящее время все свои тылы и возвращает в полки отставших солдат. В дальнейшем требуются энергичные действия всего личного состава, чтобы каждый берег свое и собирал брошенное оружие. У каждого воина должны снова пробудиться и укрепиться воля к обороне, вера в нашу собственную силу и превосходство. Настоящий кризис должен и будет преодолен. Вопрос поставлен о нашей жизни и смерти. После оповещения этот приказ уничтожить".

Герой Советского Союза полковник (в ту пору младший лейтенант) А. А. Булахов вспоминает: 21 декабря, когда их 830-й полк 238-й дивизии в упорном бою отбил деревню Сучаново, гитлеровцы укладывали своих убитых в штабеля, оставляя бойницы между трупами…

В те страшные для вермахта дни, когда один солдат вел корову на веревке, другой безразлично шагал мимо неубранных немецких мертвецов (волосы вмерзли в красные лужи), а в Сучаново строили доты из заледеневших трупов, в "волчьем логове", при крайней нервозности и раздражительности фюрера, хоронили план захвата и окружения Москвы.

С постов сняли группу высших военачальников, сочинителей и исполнителей плана "Тайфун". Отправили в отставку командующего группой армий "Север" генерал-фельдмаршала Лееба. Несколько позже освободили от должности генерала Гудериана. В ночь на 16 декабря Гитлер уволил Браухича "по состоянию здоровья" и занял пост главнокомандующего сухопутными силами. 17 декабря Федору фон Боку предложили "подать прошение об отпуске для восстановления здоровья". На его место назначили генерал-фельдмаршала Клюге.

Декабрьское наступление, длившееся весь январь, воодушевляло бойцов Красной Армии, Эти дни укрепили решимость поскорее освободить от захватчиков родную землю.

Ко времени нашего наступления под Москвой стали ощутимы первые успехи оружейников, их героическими усилиями улучшалась техническая вооруженность Красной Армии. Пехота и другие рода войск пополнились автоматическим оружием; автоматы ППШ неотъемлемо вошли в ротные арсеналы. Заметную роль в дуэлях с танками начали играть бронебойные ружья Симонова, потеснившие подобные же, но однозарядные ружья Дегтярева. Истребители танков получили противотанковые мины и уже не прибегали к связкам ручных гранат: четыре рукоятки в одну сторону, за рукоятку пятой гранаты, снятой с предохранителя, берется метатель. Далеко не каждому пехотинцу под силу швырнуть связку на такое расстояние, чтобы самому гранатометчику при этом не угрожала взрывная волна или осколки.

Чаще слышалась, становилась все громогласней реактивная симфония наших гвардейских минометов.

От танкостроителей потребовалась предельная мобилизация духовных и физических ресурсов, чтобы заводы, эвакуированные на Урал — в Нижний Тагил, Челябинск, и заводы, сохранившие старые адреса, наладили выпуск "тридцатьчетверок".

В книге английского военного историка Дугласа Орджилла "Т-34. Русские танки" можно найти отзыв немецкого офицера, оставшегося в живых после боев в России:

"Нет ничего более ужасного, чем танковый бой против превосходящих сил. Численный перевес здесь ни при чем, мы к этому привыкли. Но когда у противника танки лучше, это — страшно. Ты даешь полный газ, но твой танк слишком медленно набирает скорость. Русские танки такие быстрые, на близком расстоянии они успевают взмахнуть на холм или проскочить болото быстрее, чем ты успеешь развернуть башню. И сквозь шум, вибрацию и грохот ты слышишь удар снаряда в броню. Когда они попадают в наши танки, по большей части раздается глубокий затяжной взрыв, а затем ревущий гул вспыхнувшего бензина, гул, слава богу, такой громкий, что мы не слышим воплей экипажа…"

Военачальники, прославившие себя в сражениях за Москву, показали высокое военное искусство и в наступательных операциях. В советском народе стали популярны имена командармов Рокоссовского, Говорова, Ефремова, Кузнецова, Голубева, Болдина, Захаркина, Голикова, Лелюшенко, Хоменко; имена командиров корпусов, дивизий и бригад Доватора, Белова, Панфилова, Белобородова, Полосухина, Катукова, Орлова, Лизюкова, Карамышева. Чанчибадзе, Мартиросяна, Чистякова и многие другие.

"Мне часто задают вопрос: "Где был Сталин во время битвы под Москвой? — читаем в воспоминаниях Г. К. Жукова. — Сталин был в Москве, организуя силы и средства для разгрома врага под Москвой. Надо отдать ему должное, он, опираясь на Государственный Комитет Обороны, членов Ставки и творческий коллектив руководящего состава наркоматов, проделал большую работу по организации стратегических резервов и материально-технических средств, необходимых для вооруженной борьбы. Своей жесткой требовательностью он добивался, можно сказать, почти невозможного. В период битвы под Москвой он был весьма внимателен к советам, но, к сожалению, иногда принимал решения, не отвечающие обстановке. Так было с выводом в резерв 1-й ударной армии, с развертыванием наступления всех фронтов…

16 и 17 января войска правого крыла фронта при содействии партизанских отрядов заняли Лотошино, Шаховскую и перерезали железную дорогу Москва — Ржев. Казалось бы, именно здесь следовало наращивать силы для развития успеха. Но получилось иначе.

19 января поступил приказ Верховного Главнокомандующего вывести из боя 1-ю ударную армию в резерв Ставки. Мы с В. Д. Соколовским обратились в Генштаб с просьбой оставить у нас 1-ю ударную армию. Ответ был один — таков приказ Верховного.

Звоню лично И. В. Сталину.

Объясняю, что вывод этой армии приведет к ослаблению ударной группировки.

В ответ слышу:

— Выводите без всяких разговоров. У вас войск много, посчитайте, сколько у вас армий.

Пробую возразить:

— Товарищ Верховный Главнокомандующий, фронт у нас очень широк, на всех направлениях идут ожесточенные бои, исключающие возможность перегруппировок. Прошу до завершения начатого наступления не выводить 1-ю ударную армию из состава правого крыла Западного фронта, не ослаблять на этом участке нажим на врага.

Вместо ответа И. В. Сталин бросил трубку. Переговоры с Б. М. Шапошниковым по этому поводу также ни к чему не привели.

— Голубчик, — сказал Б. М. Шапошников, — ничего не могу сделать, это личное решение Верховного".

"Были в деятельности Сталина того времени и просчеты, причем иногда серьезные. Тогда он был неоправданно самоуверен, самонадеян, переоценивал свои силы и знания в руководстве войной. Он мало опирался на Генеральный штаб, далеко недостаточно использовал знания и опыт его работников…" (А. М. Василевский).

А ведь 1-я ударная армия весьма успешно действовала северо-западнее Москвы, у противника там не было готовых оборонительных рубежей.

К сожалению, Западный фронт испытывал тогда нужду в вооружении, а еще острее — в боеприпасах. На некоторых батареях доходили до голодной нормы: 1–2 выстрела на орудие в сутки. Наступательные возможности фронта были истощены.

"Критически оценивая сейчас эти события 1942 года, считаю, что нами в то время была допущена ошибка в оценке обстановки в районе Вязьмы. Мы переоценили возможности своих войск и недооценили противника. "Орешек" там оказался более крепким, чем мы предполагали" (Г. К. Жуков).

Противнику удалось надолго стабилизировать линию фронта. Ржев освободили лишь 3 марта, а Вязьму — 12 марта 1943 года. Всего 226 километров отделяют Москву от Вязьмы. Но километры эти оказались мучительно длинными, и для того, чтобы их преодолеть, понадобилось без малого полтора года. Эта дорога длиной в полтора года потребовала немало жертв…

Темп продвижения на запад замедлился, поредевшие полки не пополнялись, орудия, минометы и пулеметы пребывали на голодном пайке. Противнику удалось укрепить оборону, его противодействие усилилось.

Тяжелая обстановка сложилась в бою западнее Можайска у деревни Иванихи. Комдив Полосухин приказал водителю "газика" подъехать поближе к передовым позициям, чтобы уточнить обстановку, организовать отпор. "Газик" остановился в редком березняке. Полосухин разгадал: немцы в густой соседней роще сосредоточили силы для встречного удара.

Не отрывая глаз от бинокля, Полосухин что-то скомандовал, но фраза оборвалась на полуслове — он безжизненно опустился на землю, припорошенную снегом. Пуля немецкого снайпера пробила нагрудный карман, удостоверение личности и попала в сердце…

События лета 1942 года не позволили нам сосредоточить крупные силы на Западном фронте — немцы рвались на Кавказ, в Крым и к Волге, к Сталинграду. Видимо, наши главные ресурсы направлялись на другие фронты, "болевых точек" в то тяжелое лето было предостаточно.

Неуважительно к истории было бы преуменьшать военный потенциал и силу противника в 1942 году. Но всегда будем помнить, что именно "в белоснежных полях под Москвой" начался перелом в ходе войны, в подмосковных сугробах Красная Армия захоронила гитлеровскую идею блицкрига, именно здесь начался закат фашистской империи.

Воины Красной Армии защищали не только столицу первого в мире Советского государства, "где жил и где не умер Ленин", не только колыбель и святыню национальной культуры, но и надежду всех антифашистов мира, всех угнетенных.

В самые критические дни из Москвы доносились по радио голоса Мориса Тореза, Георгия Димитрова, Пальмиро Тольятти, Долорес Ибаррури, Вильгельма Пика. Радиопередача "Говорит Западный фронт" была обращена к патриотам многих стран, к участникам движения Сопротивления, к партизанам, ко всем, кто вынужденно работал на немецкой каторге, к узникам концлагерей.

В битве за Москву Красная Армия явила всему миру бессмертный героизм и готовность к самопожертвованию, вызвав восхищение у союзников, надежду на освобождение у покоренных стран Европы, поколебав уверенность, вселив тревогу и растерянность в солдат, офицеров и фельдмаршалов вермахта.

С течением времени значение Московской битвы не меркнет, а становится все более очевидным.