От советского информбюро

Вечернее сообщение 12 октября: на Западном направлении фронта бои продолжаются со все нарастающей силой. Германское командование бросает в бой все новые свои части. Противнику, создав на некоторых участках фронта численное превосходство, удалось ценой огромных потерь в живой силе и вооружении на этих участках потеснить наши войска и вклиниться в расположение нашей обороны.

Рядом с тенями предков

Здесь каждая пядь земли принадлежит истории. Здесь рядом с бойцами 32-й Краснознаменной стрелковой дивизии полковника Полосухина сражаются бессмертные тени предков. На кургане, на обелиске, увенчанном парящим орлом, высечены слова: "Неприятель отражен во всех пунктах". Удастся нынче дальневосточникам подписаться под гордой реляцией фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова? Или наши потомки смогут упрекнуть бойцов и командиров в нестойкости, произнесут свой приговор: "Богатыри — не вы"?

По пути к линин фронта один эшелон дивизии подвергся бомбардировке. Был разрушен железнодорожный путь, разбито 26 вагонов. Сибиряки пешком, навьюченные, продолжали свой марш в Можайск и дальше в Бородино.

Боевое воодушевление, душевный подъем царили на всем пути дивизии. Еще в эшелонах подали заявления о вступлении в партию 622 человека, а накануне боев на можайском рубеже подали заявления еще 200 бойцов и командиров.

Еще разгружались головные батальоны дивизии, когда Полосухин заспешил на Бородинское поле. Прошел березовой аллеей к белому дому. По словам военного корреспондента "Правды" Михаила Брагина, он бегло осмотрел местный музей: Полосухин был последним его посетителем. (Позже фашисты устроили в музее скотобойню, а уходя, сожгли.) В книге отзывов в графе "Цель посещения Бородинского поля" Полосухин написал: "Приехал Бородинское поле защищать".

12 октября, в тот день, когда комдив наведался в музей, туда подошла полуторка; директор музея Сергей Иванович Кожухов со слезами выпросил ее у военного коменданта Можайска для эвакуации музейных ценностей. Среди них — русские и французские знамена, картины, генеральские мундиры и солдатское обмундирование, старое оружие. Помогала укладывать экспонаты Евгения Ивановна, сестра Кожухова. Заколачивали, грузили ящики в то время, когда сибиряки на Бородинском поле уже рыли окопы и артиллеристы заняли огневые позиции вблизи Шевардинского редута…

Назавтра комдив провел рекогносцировку на местности. Памятники славы стали свидетелями командирской разведки, она закончилась на исторической батарее Раевского.

Полосухин запомнился мне таким: выше среднего роста, лысеющий со лба, для комдива молод, подтянутый, уравновешенный, голоса не повышал, умел слушать других и сам объяснял терпеливо. Осталась в памяти его беседа с артиллеристами; он подсказал им, где у немецких танков броня потоньше, шла также речь об особенностях стрельбы прямой наводкой. Несколько раз, то ли по аналогии, то ли, наоборот, подчеркивая несхожесть обстановки, упоминал о боях на Хасане. Со сдержанной гордостью сказал мне, что после боев с японцами в дивизии насчитывалась тысяча орденоносцев. Я делал отрывочные записи в моем видавшем виды блокнотике, трижды намокавшем в речках и трижды высушенном у костров. От Полосухина узнал, что дивизию первоначально направили к Ленинграду. 26 сентября началась разгрузка на станции Волховстрой, но в связи с операцией "Тайфун" 5 октября погрузились снова — скорее на можайский рубеж.

Напутствуя командиров, спешивших после рекогносцировки в свои полки, батальоны, Виктор Иванович Полосухин, стоя на холме, который, по-видимому, был редутом батареи, сказал многозначительно:

— Нас ждет жестокий бой. Будем биться с фашистами на Бородинском поле. Выстоять любой ценой — вот приказ. Такая нам досталась доля!

Эти слова прозвучали с особенной силой здесь, где рядом с памятником Кутузову и русским солдатам, героям исторического сражения, торчали сегодня надолбы, виднелись установленные на днях противотанковые ежи, склепанные или сваренные крест-накрест. Они уходили к горизонту бесконечно длинными рядами, похожими на позвоночники невиданных доисторических чудовищ…

В глубоких окопах сидели истребители танков с зажигательными бутылками и связками ручных гранат, к сожалению, без противотанковых…

Оценим по достоинству предусмотрительность Полосухина: он еще на Дальнем Востоке и в Сибири на полигонах, на полевых занятиях, на маневрах приучал своих бойцов втискиваться в узкие окопы, чтобы остаться неуязвимыми для танков противника. Он проводил учебную обкатку — пропускал танки над окопами, где сидели пехотинцы, чтобы те поскорее преодолели танкобоязнь, чтобы в боевых порядках не было растерянности в критические минуты боя…

И часа не успели отдохнуть после долгой дороги, после выгрузки. Скорее дойти до Бородинского поля, окопаться на его высотках, курганах! Каждый час следует опасаться появления танков противника, а после вяземского окружения наши танки на этом участке фронта наперечет…

Следовало срочно подготовить к взрыву мост на автостраде. Хоть Еленька — речка-невеличка, но, поскольку вдоль берега отрыты высокие эскарпы, преграда для танков серьезная. Успели установить бронеколпаки для пулеметов, а рабочие Московского метрополитена соорудили мощные доты.

Совсем недавно на Бородинском поле каждый день трудились на оборонительных рубежах москвичи. Трудились допоздна, уходили на ночлег в деревню за речкой Еленькой, над колонной землекопов звучала песня "Там вдали, за рекой…". Пели сыновья, дочери "юных бойцов из буденновских войск", которые "на разведку врага поскакали". Но кто знал, что одну из рот московских коммупистов-саперов, работавших здесь, возглавлял пожилой эстонский коммунист Николай Мартынович Кооль, автор песни "Там вдали, за рекой…"?