АБОРДАЖ ПО ПРОСЬБЕ «СТАРШЕГО БРАТА»

…Рулевые с трудом удерживали корабль на курсе, волны часто прокатились по низкой палубе. Шторм прихватил «Пуэбло» в первые же сутки, едва Цусимским проливом они вошли в Японское море. Команда недоумевала: по корабельной трансляции старпом приказал всем немедленно сдать личные фотоаппараты, которые будут возвращены только по возвращении. Матросы нашли этот приказ очень странным. Где бы прежде ни служили, а с подобным не сталкивался никто. Даже на атомных стратегических субмаринах программы «41 ради Свободы».

— Ого! — недовольно шушукались в кубрике, — значит, американский корабль, находится здесь с неблаговидной целью, и русские могут об этом узнать. Большие боссы намерены держать публику подальше от подробностей наших занятий. Не будет ли нам потом очень стыдно от содеянного?

В отличие от официальных фото для открытой печати, «Пуэбло» на самом деле был маленьким 53-метровым сухогрузом (895 тонн водоизмещения и всего один трюм!), сильно смахивавшим на самоходную баржу. Во Владивостоке, у причала мореходной школы на Первой Речке, еще недавно можно было увидеть однотипного близнеца, полученного из Америки по «ленд-лизу» в самом конце войны. Теплоход назывался «Чукотка». В середине шестидесятых он был учебным судном пионерской флотилии. Но уже тогда кораблик оказался настолько ветхим («Все лучшее — детям!»), что за пределы Амурского залива его не выпускала моринспекция.

Именно такому транспорту-ветерану Второй мировой выпало стать источником резкого обострения международной напря-жснности, когда США в шестой раз за XX век привели в наивысшую боевую готовность свои стратегические ядерные силы. Новый и совершенно неожиданный (по некоторым признакам, не только для Вашингтона) очаг угрозы возник в непосредственной близости от границы СССР. События вошли в историю как инцидент «Пуэбло». Советская пресса приводила минимум подробностей о нем в осуждающем тоне, целиком разделяя идеологические подходы Пхеньяна. По-видимому, не случайно до сих пор детали известны ограниченному кругу специалистов. Именно здесь кроются движущие пружины всех дальнейших событий нашего повестования.

В апреле 1944 г. в заливе Стерджен-Бей, штат Висконсин, со стапеля судостроительной верфи сошло на воду серийное грузовое судно FP-344 и затем десять лет подвозило снабжение армейским частям США на Филиппинах. Затем изрядно изношенный «грузовик», уже под номером FS-344, простоял на приколе еще 11 лет.

5 июня 1966 г. в Бремертоне на верфи «Пьюджент Саунд» начался его ремонт и переоборудование. Это был уже второй корабль нового класса AGER (Auxilary General Environmental Research) — «Вспомогательное общее исследование окружающей среды». Всего планировалось создать 40 таких кораблей — самая крупная в мире флотилия радиоэлектронной разведки!

Американцы пришли к выводу, что для деликатных задач не подходят ни самолеты, ни подводные лодки, ни даже низкоорбитальные спутники. Они выхватывают информацию фрагментами, из которых невозможно сложить общую картину. Боевые корабли тоже не годились. Их долгое барражирование вдоль чужих морских границ нервировало правительства прибрежных государств. Другое дело — маленькая посудина. Серенькая, неприглядная, а главное, не агрессивная по виду. Противнику понадобится много фантазии угадать в этакой шаланде что-то шпионское!

Сухогрузом управляли три десятка человек. Теперь к ним добавилось полсотни разведчиков. В трюме разместили кубрики. Итого полторы души на метр ватерлинии, адская теснота!

Поверх трюма возвели алюминиевую надстройку, щедро начиненную разнообразной аппаратурой электронной разведки от фирмы «Рейтеон». Вход был разрешен только лицам, имеющим допуск «Ку» — категории «Secret» и «Тор Secret». Государственная проверка на допуск проводится ФБР и включает идентификацию отпечатков пальцев, ревизию регистрационной карточки по центральной картотеке Министерства обороны, а также проверку биографических данных (как правило, не очень глубокую).

В мае 1967 г. в Сан-Диего «Пуэбло» «комиссовали». У нас этот термин применяется, в основном, к солдатам и матросам, которым удалось «закосить» из рядов по болезни. Для американских кораблей процедура прямо противоположная — прием в состав действующего флота. Бюджет США содержит только корабельные вымпелы на фактической службе. Если корабль не нужен флоту даже временно, его «декомиссуют» — долой флаг, закрывают штаты, снимают все виды довольствия, а саму плав-единицу ставят на холодный отстой в гавань «нафталинного флота» Сайсун вблизи Сан-Франциско, под охрану госрезерва. Будет нужда, корабль комиссуют снова, такое не редкость и трижды. Но никто не станет, как в России, выплачивать офицерские и старшинские оклады фактическим сторожам и дворникам, стерегущим ржавые посудины годами, до разделки «на гвозди».

Итак, в знойном калифорнийском мае 1967 г. бывший каботажный сухогруз возродился из ржавчины в новом качестве «гидрографического судна № 2», взволнованный председатель горсовета американского города Пуэбло вручил бронзовую мемориальную доску, а Ллойд Бучер первый раз в жизни поднялся на ходовой мостик — командиром корабля…

Вообще-то, он — Пит. Так звали его друзья, близкие и жена Роза. Впоследствии она станет мужу самым преданным и прилежным биографом и, если угодно, промоутером; она будет медленно и упорно долбить стену бюрократической глухоты Пентагона, и через 21 год добьется-таки своего — в 1990 г. он получит орден «Пурпурное сердце». Эту награду дают только за ранение в бою. Но есть тонкость. Рана должна быть серьезной, требующей медицинского лечения. Поскольку Бучера лечили в Северной Корее врачи, не имеющие американского диплома, то это как бы не считается…

Бучер родился в 1928 г. в Покателло, штат Айдахо, и рос сиротой то у приемных родителей, то у родственников в Калифорнии, то в приюте. Из приюта, едва достигнув 17 лет, Пит поступил добровольцем в Navy. Флот сделал ему характер. Через два года демобилизованный матрос вернулся в свой класс и, догнав сверстников в учебе, вместе с ними окончил школу. Затем факультет геологии университета в штата Небраска. Первенство на курсе сулило Бучеру неплохую карьеру, однако он не стал геологом, и в 1953 г. вернулся на флот.

Карьеру Бучера нельзя назвать скоротечной. Едва ли он даже пытался попасть в атомную командирскую программу, выпускники которой быстро растут в чинах. Редкие офицеры, кто в первой десятке закончил курс Аннаполиса, привилегированной Военно-морской академии США, находили силы выдержать жесточайшую селекцию. Известна предыдущая должность Бучера: помощник начальника оперативного отдела 7-й эскадры подводных лодок. Скорее всего, по разведке: сомнительно, чтобы командовать разведывательным кораблем назначили «чистого» штурмана. Коммандер в 39 лет для ВМС США — это поздновато. Для ВМФ СССР — тоже: «сорокот» в звании капитана 3-го ранга — однозначно неперспективный офицер.

До осени у берегов Калифорнии проходили тренировки и освоение техники, и только в конце ноября, после краткого захода на Гавайи для бункеровки, «Пуэбло» прибыл в Японию. Здесь он поступил в распоряжение Группы военно-морской безопасности. Это ведомство, ровесник морской радиосвязи США, многократно реорганизовывалось и меняло названия, но основная функция оставалась неизменной — мониторинг открытого эфира, перехват и расшифровка кодированного радиообмена кораблей иностранных флотов со своими штабами.

Наутро второго дня плавания подшкипер Стюарт Рассел поднялся на палубу. Он натянул на себя всю одежду из своего рундука: майку, шерстяной свитер, бушлат, поверх него «непромоканец» — нейлоновую штормовку со страховочным линем, но холод пронизывал до костей. Навстречу попался дневальный Стив Робин с большой холщовой сумкой, полной, как выяснилось, совершенно секретных документов, нарезанных в лапшу «шредером» — специальной машинкой-уничтожителем. Желая сделать с утра что-нибудь хорошее, Рассел вызвался помочь, а заодно погреться. Новенькую печь для мусора установили на шлюпочной палубе правого борта, возле дымовой трубы. Как пекарь в пиццерии, Стив неотрывно наблюдал за горящими клочками, пока они не превратились в пепел. Затем он залил топку забортной водой, выложил мокрый пепел в ведро и стал размешивать отвратительную черную пасту. Потом вывалил содержимое за борт. Рассел с трудом сдерживал смех. Он живо вообразил рыбу, которая соберет эти обгорелые клочки, прочитает и перескажет вражескому агенту!

Впрочем, веселился подшкипер недолго. Откуда ни возьмись, возник старпом и раздраконил его, как бог черепаху: где специальные утяжеленные емкости для мусора, сколько их всего принято на борт?

Достаточно опытный моряк, Стюарт Рассел несколько опешил. Будь перед ним кто другой, он послал бы шутника подальше за нелепый розыгрыш. Но, поскольку у старпомов, при их собачьей должности, склонность к юмору исключительная редкость, подшкипер честно сказал, что не понимает, о чем речь.

— Утяжеленные емкости, — терпеливо, как умалишенному, объяснял старший помощник, — необходимы, чтобы содержимое шло ко дну вместе с пакетом. Без этих специальных пакетов наш мусор будет выброшен на берег, и «они» смогут узнать, что мы здесь находимся.

Затем старпом Эдвард Р. Мэрфи-младший удалился, приказав, чтобы емкости — были.

Странности первого рейса множатся, констатировал подшкипер. При чем здесь мусор! Если с корабля виден берег, то корабль, с огромными белыми буквами «GER-2» на бортах, окрашенных мышиным колером НАТО (более светлым, кстати, чем советский военно-морской окрас), — почему с берега не виден «Пуэбло» под американским флагом? Рассел бросил взгляд на гафель и остолбенел… Флага не было!

Миссия «Пуэбло» носила кодовое название PINKROOT и была одобрена Объединенным разведывательным центром Пентагона. Цель состояла в том, чтобы определить, не являются ли массированные инфильтрации северокорейских диверсантов на Юг прелюдией крупного наступления. В 1966 г. было зафиксировано 50 вооруженных стычек в демилитаризованной зоне. В следующем году это число выросло в десять раз! Боевое распоряжение на поход гласило: не позднее 8 января 1968 г. выйти из Сасебо, находиться в назначенном районе с 10 по 27 января. Было предписано:

• определить характер и интенсивность деятельности ВМС Северной Кореи в районе портов Чхонджин, Сонгджин, Мьянг До и Вонсан;

• вскрыть радиотехническую обстановку восточного побережья КНДР, установить параметры и дислокацию береговых радиолокаторов;

• вести техническое и визуальное наблюдение за советскими военными кораблями в проливе Цусима. Выявить цели их постоянного дежурства, которое началось с февраля 1966 г.;

• определять реакцию КНДР и СССР на ведение разведки в Японском море и Цусимском проливе;

• немедленно докладывать командованию о корейских и советских действиях, представляющих опасность для Вооруженных сил США.

Операционную полосу кораблю назначили в 60 миль, считая от госграницы плюс одна миля. Тем самым Бучеру запретили подходить к советскому и корейскому берегам ближе 13 миль. Запрещалось также сближаться с советскими кораблями на расстояние менее 450 метров. Если потребуется фотографировать их вооружение — не ближе 180 метров. Установленные на корабле пулеметы приказали держать зачехленными, применять только в случае явной угрозы кораблю. «Никак не могли снять с пулеметов эти смерзшиеся чехлы!» — оправдывался потом Бучер. Однако команды «Огонь!» он не отдавал. Ему — да и вообще никому — не могло прийти в голову, что кто-то на этой планете посмеет напасть первым на американский военный корабль!

Не задерживаясь в Цусиме, «Пуэбло» поднялся в северную часть оперативной зоны Плато, между 41 и 42 градусами северной широты.

Эфир был на удивление пуст, электронная разведка тоже не принесла результатов. Изредка проходили советские и японские торговые суда. Видя, что народ на борту заскучал, командир объявил занятия по огневой подготовке. Это оказались еще те комендоры! Мишень болталась на волнах в 20 ярдах от борта, но так и осталась невредимой. Бучер вскипел и бросил всех свободных от вахт на околку льда. После шторма в проливе корабль заледенел, и это было опасно. Ледяные массы, если от них не освобождаться вовремя, снижали остойчивость. Бучера, не ходившего в северные широты, особо предупреждали об угрозе переворачивания обледенелого корабля.

Ледяной воздух обжигал легкие. Моряки, среди которых было довольно много «латинос», быстро устали и дружно засопливели. Доктор имел присутствие духа просить у командира антиоб-леденительную «микстуру». Надо сказать, «лечились» американцы вполне по-русски. Рассудив, что впереди этого льда еще колоть — не переколоть, они разделились по трое-четверо, избрали по одному, и, предвкушая свою очередь, разом влили в счастливца все медицинские порции.

16 января они достигли крайней высокоширотной точки маршрута. По левому борту на западе отчетливо виднелась земля. Мир выглядел черно-белым, со всеми оттенками серого, и никаких других цветов. Небо пасмурное, море — чуточку светлее, а горы вдалеке были угольно-черными, с белыми снеговыми проплешинами на северных склонах.

«Ко мне подошел Дон Пиппэрд, — вспоминал подшкипер Рассел, — и спросил, есть ли идеи, где мы сейчас находимся? В пределах школьного курса географии я понимал, что севернее берегов Китая, Кореи или России мы все равно не заплывем. Дон и сообщил, что здесь вход в порт Владивосток. Если мы собираемся шпионить, это как раз то самое место!»

Пиппэрд, конечно, ошибался. За Владивосток он принял порт Посьет. Даже обладая орлиным взором, за 50 миль не разглядеть вход в главную базу ТОФ: вид на оба входных фарватера прикрывает с моря остров Русский.

Когда мороз в конце концов пробрался в ботинки, Стив Рассел спустился согреться доброй чашкой кофе и заодно поделиться новостью с приятелем Маггардом. Тот покачал головой и сказал, что они действительно вляпались в дерьмо. Кончилось тем, что Бучер был вынужден официально заявить экипажу, что в их миссии нет ничего незаконного или предосудительного. Но настороженность продолжала витать, видимо, не только в матросских кубриках, но и в каютах офицеров.

Дрейф в виду Владивостока не был отмечен находками — ни визуальными, ни электронными. Они повернули на юг зоны Плато, в район северокорейского порта Сонджин. Здесь снова боролись со льдом на палубе. Снова никакой электронной разведки, только пробы воды и измерение температуры. «Пуэбло» пошел южнее, в оперативную зону Венус, между 41 и 40 градусами северной широты. После короткой стоянки вблизи острова Мьянг До корабль спустился еще южнее, в оперативную зону Марс, и «взял станцию» вблизи северокорейского порта Вонсан. Предполагалось находиться здесь до 23 января, затем возвращаться в пролив Цусима.

Вечером 21 января мимо «Пуэбло» на дистанции 10 кабельтовых средним ходом прошел военный корабль. Сигнальщики опознали малый противолодочник советского производства, но чей он, определить не смогли. СССР поставлял такие корабли Северной Корее и Китаю… Но удалось ли «им» идентифицировать «Пуэбло»? Силуэт корабля после ремонта изменился. Радар и вся электронная аппаратура были выключены. Нет, вряд ли «они» что-то поняли, решили американские офицеры, но Бучер, на всякий случай, приказал продолжать радиомолчание. Чем позже корейцы разберутся, кто ходит вдоль их границы, тем лучше.

…А в тот же день и час по центральным улицам Сеула строем шел армейский взвод, экипированный в южнокорейскую полевую форму. Взвод как взвод, ничего особенного. Оружие, амуниция, хорошая строевая выправка… Уже стемнело. Впереди показался Голубой дворец — резиденция южнокорейского президента Пак Чжон Хи. До него оставалось всего 800 м, когда переодетых северян остановил полицейский патруль…

Позже американские штабисты так и не смогли мотивировать, почему не сообщили Бучеру о сеульском штурме. Оказалось, они «дискутировали» эту тему. И пришли к выводу, что не стоит нервировать неопытного командира, чего доброго запсихует, наломает дров. Осталось отработать всего одни, последние сутки у берега Северной Кореи, и — на базу. Все обойдется…

Тем временем на «Пуэбло» безуспешно — мешали ионосферные возмущения (или искусные радиопомехи Тихоокеанского флота?) — пытались отправить SITREP-1. Только через 14 часов радиоконтакт с Группой военно-морской безопасности в Комисейи был установлен и «ситуационный репортаж» наконец-то передали. Это была первая за весь поход разведсводка.

День 22 января выдался идеальным. Солнце, штиль, прозрачный морозный воздух. После ланча, однако, обедню испортила пара северокорейских траулеров (советской постройки, класс «Лента», установили сигнальщики). Они приблизились и начали описывать вокруг американского корабля круги радиусом примерно 500 ярдов, удалялись и возвращались снова, с каждым разом все больше наглея. Иной раз они проходили в 30 метрах.

Свободные от вахты американцы высыпали на палубу. На мостиках «рыбаков» распоряжались люди с военной выправкой, рассматривая «Пуэбло» в бинокли.

— Возможно, это политические комиссары, предостерегающие экипаж от ошибок?

«Но корейские рыбаки никак не походили на дефективных или лентяев, напротив, они выглядели так, словно жаждали сожрать американские печенки…» — стиль Стюарта Рассела исключительно образный!

Когда он укладывался спать, Лангенберг с нижней койки спросил его мнение о событиях дня. Стюарт ответил, что ему понравилось, как смешно «комми» уворачивались от фотообъектива. «Ничего, — ответил сосед снизу, — завтра тебе понравится еще больше, когда получишь пинка от патрульных катеров, которые навестят нас непременно!»

Как хорошо, засыпая, успел подумать подшкипер, что ожидается что-то поинтереснее борьбы с проклятым льдом…

Но спал ли в ту ночь командир? Если вдуматься, Ллойд Бучер, в отличие от своих командиров, по старинному морскому завету чувствовал себя ближе к опасности. Он целенаправленно готовился уничтожать улики: приобрел фактически за счет экипажа печь для сжигания секретной документации, приказал пользоваться специальными мешками с грузилом для утопления бумаг, устраивал в море учения пулеметных расчетов. Беспрецедентный на американском флоте запрет на пользование личными фотоаппаратами тоже объясним: командир опасался, что неосторожные матросские негативы тоже могут быть расценены как Разведывательные? Следовательно, коммандер не исключал враждебных действий… вплоть до досмотра «Пуэбло»?

Неужели Бучера не насторожило то обстоятельство, что за це-Дую неделю, которую они проболтались в виду Владивостока, электронная «прослушка» главной базы советского Тихоокеанского флота ничего интересного не дала? Не удалось снять характеристик радиолокаторов ВМФ, ПВО, береговых постов технического наблюдения Хасанского погранотряда. К «Пуэбло» не проявили никакого интереса морские пограничные сторожевики. А ведь порты южного Приморья американцев интересовали особо: отсюда по морю шло снабжение воюющего Северного Вьетнама. Бучеру не хватило опыта или проницательности понять, что «Пуэбло» под колпаком у русских. Видя, что результатов кот наплакал, коммандер постоянно теребил вахту в радиорубке:

— Что есть для нас с берега?

— Результаты последних матчей Национальной баскетбольной лиги, сэр!

Утро 23 января выдалось слегка пасмурным, не особенно холодным — около 20 градусов по Фаренгейту, море спокойное, почти штиль. Всю ночь «Пуэбло», изредка подрабатывая машиной, удерживал точку: 25 миль от материка, 15 миль от острова Подо.

Бучер был заметно менее напряжен, чем в прошлые дни. За ночь, они, видимо, «нарыли» нечто существенное, на радостях сняли режим радиомолчания, и выдали, наконец, полноценный SITREP-2. В течение ночи обе квитанции о приеме были получены из Разведуправления ВМС США на территории Японии.

Ближе к полудню сгустились облака, похолодало, и командир спустился в кают-компанию, согреться флотской, граммов на триста, кружкой кофе. Вдруг раздался звонок с мостика: цель в 8 милях, курс на корабль. Опять рыбаки, подумал Бучер и решил закончить с кофе. Как будто чувствовал, что вновь побаловаться бодрящим напитком ему придется нескоро… Тремя минутами позже последовал новый звонок: «Сэр, это корейцы, уже в пяти милях!». Миля — в минуту?! Это уже не походило не шутки. Коммандер взлетел на мостик и увидел впереди пенные «усы» по штилевому морю. Скорость 40 узлов, не меньше… к ним летел «морской охотник».

Что в таких случаях предписывает хорошая морская практика командиру корабля, когда на пего во все глаза глядят подчиненные, и жареным пахнет по-настоящему? Не допустить ни тени неуверенности. Твердость и еще раз твердость.

— Записать в журнал, — приказал Бучер деревянным голосом, — корабельное время 10.00. Управление принял командир. Боевая тревога. Наблюдаю приближение корабля класса «сабчай-зер» (противолодочный корабль) советского производства типа СО-1 под флагом ВМС Северной Кореи.

— Сэр, кореец поднял флажный семафор..

— Вижу. Записывайте дальше: «Флагами Международного свода сигналов «Лима» и «Браво» нам предложено застопорить ход и указать национальную принадлежность. Игнорирую незаконный приказ. Поднял сигнал «Ведутся гидрографические работы».

Но с расстояния 800 м было хорошо видно, что на палубе корейского противолодочника низкорослые матросы в касках и оранжевых спасательных жилетах занимали места у носового орудия. А над головами, пригибая ревом турбин мачты «Пуэбло», со значением просвистело звено «МиГ-19».

…В 12.10 служба радионаблюдения флота США перехватила сообщение корейского SO-1: «Имя цели GER-2. Я уверен, что это — разведывательный корабль. Не видно, чтобы он был вооружен, но это не гидрографическое судно». Одновременно удалось засечь три торпедных катера, которые вышли в море от северо-восточного берега КНДР. «Морской охотник» стоял в 500 ярдах и семафорил: «Обозначьте национальность». После повторной обсервации, (радар показал 15,8 миль до ближайшего берега) сигнальщики «Пуэбло» упрямо повторяли: «Нахожусь в международных водах!» Корабль дрейфовал с вываленным за борт океанографическим оборудованием. «Океанографы» опустили свои зонды в море за считанные минуты, пока на «Пуэбло» тянули время.

Северяне передали семафором: «Отвечайте, или открываю огонь!» Бучер приказал поднять американский флаг…

Группа северокорейских моряков, вооруженных советскими автоматами АК-47, перебрались с одного из противолодочных кораблей на торпедный катер, который подошел к правому борту «Пуэбло», явно намереваясь десантировать автоматчиков на американский корабль.

Поняв, что это не провокация, а реальная угроза захвата корабля, Бучер приказал:

— Все, что не для чужих глаз — за борт!

«Пуэбло» начал маневрировать, чтобы предотвратить абордаж и вырваться в открытое море. Водная поверхность была почти штилевой, но… всего 12 узлов против пяти быстроходных «москитов» северян, плюс недвусмысленный намек на перспективу атаки с воздуха.

Действия северокорейских моряков были решительными и умелыми. Они попросту «затолкали» «Пуэбло» вглубь своих территориальных вод, заставив пересечь морскую границу КНДР. Это делалось так: один за другим корейские военные катера, опасно маневрируя на пересечение курса, буквально подставлялись под столкновение. Американцы были вынуждены все время уклоняться, причем могли делать это беспрепятственно только на западных румбах, а значит — все ближе к берегу. Попытки повернуть к востоку пресекались огнем крупнокалиберных пулеметов.

Экипаж «Пуэбло» неистово пытался уничтожить «классифайд файле» — секретные материалы. Документы рвали в клочья, жгли в мусорной печи и рядом с ней в обрезах (у моряка рука не поднимется написать «в ведрах»!) с бензином, и, уже безо всяких «утяжеленных емкостей», просто выбрасывали файлы в море. Но объем секретных бумаг был слишком велик. Одних только оперативных документов насчитывалось свыше 400, и все бросились уничтожать именно эти бумаги. Что же касается многочисленных описаний и руководств по специальной технике и шифровальному оборудованию, никто из американцев потом не припомнил, чтобы эти книги выбрасывались за борт или сжигались. Моряки «Пуэбло» видели, как корейские солдаты в Вонсане вытаскивали на берег две матрасовки, плотно набитые документацией, а ее еще полным-полно оставалось валяться в корабельных коридорах… Поэтому невозможно уточнить, что было уничтожено, а сколько и чего досталось корейцам, а от них советским разведчикам и, как уверяют, китайцам. Как уж там «разводили» расплевавшихся «братьев навек», в какой очередности и пропорции наделяли империалистическими трофеями, история умалчивает.

Еще хуже дело обстояло с ликвидацией оборудования. Три десятка «слухачей» АНБ были виртуозами владения своей техникой, но оказались абсолютными профанами по части ее уничтожения. Что они могли сделать пожарными топорами, пилами и кувалдами?

Дон Бэйли, 26-летний специалист связи на «Пуэбло», работал на KW-7 в течение последнего кошмарного часа, отправляя сообщения о нападении на военные базы в Японии с отчаянными просьбами воздушной защиты. Бэйли утверждает, что команда не сумела уничтожить криптографическое оборудование, потому что корабль не был подготовлен к аварийному подрыву секретной техники. Машины были установлены в прочных стальных боксах, предотвращающих случайное повреждение.

— Кувалда оказалась бесполезной, — рассказал Бэйли журналисту газеты «Сиэтл Пост Интелиджинсер». — Машина была невредима, когда «плохие парни» захватили нас.

…«Сабчайзер» снова поднял флажный семафор «Лечь в дрейф или буду стрелять» и тут же открыл огонь из своих орудий.

«Прорываясь в открытое море, мы должны были положить руль право на борт — прямо на их орудийные стволы. Они вынуждали нас поворачивать к берегу, чтобы спасти свои жизни. Огнем нас заставили увеличивать скорость в направлении берега. Когда они поняли нашу стратегию, — во что бы то ни стало уничтожить секретные файлы, орудийный огонь сосредоточили на тех участках палубы, где это происходило» — свидетельствовал один из членов американского экипажа. Корейские снаряды свободно прошивали корпус насквозь, от борта до борта. Все оружие на борту «Пуэбло» состояло из 10 полуавтоматических винтовок (у офицеров — «кольты» 45 калибра) и двух пулеметов — Браунинг М2 50 калибра. Пулеметы вынесли на правый борт и на корму, боеприпасы сложили рядом. Но никто не приказал открыть ответный огонь.

В 13.06 американская служба в Йокосука снова перехватила доклад командира корейского противолодочного корабля своему береговому начальству: «Исполняя настоящую инструкцию, мы закроем радиостанцию, удалим оттуда персонал, возьмем американцев на буксир и поведем в порт Вонсан. Сейчас мы на пути к высадке, мы уже идем…»

Наконец, «Пуэбло» застопорил ход, и обстрел тут же прекратился. Противолодочный корабль просигналил: «Следуйте за мной, имею на борту лоцмана». Со скоростью 4 узла «Пуэбло» пошел в сторону Северной Кореи, затем прибавил скорость до 8 узлов, а затем вдруг остановился (зачем?). «Морской охотник» и два торпедных катера тут же возобновили обстрел. Этот последний «приветственный» залп стоил жизни Дэну Хоггсу. Ранения также получили Бучер и еще двое моряков, стоявших на мостике рядом с командиром. Еще сохранялся радиоконтакт с Японией, и штаб Нэйви Сикьюрити Груп в городе Комисейя был в курсе происходящего. В 1.30 отчаявшийся Бучер приказал дать SOS. Сигнал бедствия повторили 13 раз! «Несколько птичек вылетели к вам» — таково последние сообщение, принятое радистами «Пуэбло». Оно было ложью.

Вот хроника последнего получаса в односторонних радиограммах:

14.05. «ИМЕЮ ТРЕХ РАНЕНЫХ И ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА С ОТОРВАННОЙ НОГОЙ. НЕ ПРИМЕНЯЛ НИКАКОГО ОРУЖИЯ, ВКЛЮЧАЯ ПУЛЕМЕТЫ. КАК НАСЧЕТ СРОЧНОЙ ПОДДЕРЖКИ, ЭТИ ПАРНИ ЗАДУМАЛИ НЕЛАДНОЕ. МЫ ПРОСТО В ЗАДНИЦЕ, ПОТЕРПИМ, НО НАМЕРЕНИЙ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ НЕТ»

14.13 «УНИЧТОЖАЕМ ВСЕ ЛИСТЫ КОДОВЫХ КЛЮЧЕЙ И ЭЛЕКТРОНИКУ ПО МЕРЕ ВОЗМОЖНОСТЕЙ. МЫ ВСЕ ЗАНЯТЫ СЕЙЧАС ТОЛЬКО ЭТИМ. ВОКРУГ ТУМАН, ВИДИМОСТЬ ПОЧТИ НУЛЕВАЯ»

14.30 «УНИЧТОЖЕНИЕ ВСЕХ ФАЙЛОВ НЕЭФФЕКТИВНО. ЧАСТЬ ДОКУМЕНТОВ И ОБОРУДОВАНИЯ, ВОЗМОЖНО, БУДЕТ СКОМПРОМЕТИРОВАНА»

14.32 «СЕВЕРНЫЕ КОРЕЙЦЫ НА БОРТУ. 4 ЧЕЛОВЕКА РАНЕНО, ОДИН В КРИТИЧЕСКОМ СОСТОЯНИИ. УХОЖУ ИЗ ЭФИРА И РАЗРУШАЮ ПЕРЕДАТЧИК»

Это было последнее сообщение Бучера. Он продержался под обстрелом целых два часа. За это время к нему на выручку успели бы прилететь даже с Окинавы! Американское командование в этом районе имело 450 истребителей-бомбардировщиков типа «Фантом». За считанные минуты они могли разнести бы в щепки весь этот корейский москитный флот, причем абсолютно по праву — защищая достоинство своей страны, пресекая акт пиратства в нейтральных водах…

Когда через сутки взорвалась возмущением американская печать, чины Пентагона сослались на нелетную погоду. Однако же были еще авиабазы в Южной Корее и, наконец, был «Энтерпрайз». Атомный ударный авианосец с кораблями эскорта барражировал в Японском море, в каких-нибудь 10–15 минутах полета своих палубных штурмовиков. Но команды на взлет не поступило.

Один убит, четверо тяжело ранены, девять человек задеты пулями и осколками. Из строя выбыло двадцать процентов экипажа. Американские газеты любят и умеют оперировать числами для пущей наглядности. Пропорционально авианосцу получилась бы убыль до тысячи человек.

Может быть, самым разумным для Ллойда Бучера было пойти по пути Руднева, каперанга русского императорского флота — открыв кингстоны, затопить «Пуэбло», как в свое время в этих же водах пустили ко дну крейсер «Варяг»? В зимнем море немалый риск высаживать людей в шлюпки, да еще с ранеными. Кто знает, а вдруг корейцы, озлобленные неудачей, просто выкосили бы пулеметами нежелательных свидетелей. Бучер приказал прекратить уничтожение документов, когда увидел, что на одном из корейских катеров открыли крышку торпедного аппарата…

Впервые за 160 лет на палубу американского военного корабля ступил неприятель! Моряков «Пуэбло» согнали на нос, связали, завязали глаза. Слабое сопротивление американцев было сломлено кулаками, пинками и штыковыми уколами. Под дулом «Калашникова» вахтенных на мостике заставили дать ход в сторону Вонсана. Когда судно уже с гарантией углубилось в территориальные воды КНДР, ход застопорили, и на «Пуэбло» высадилась группа высокопоставленных офицеров. Гражданский лоцман-кореец повернул рукоятку машинного телеграфа на «малый вперед» и сам встал к штурвалу. На время досмотра корабля, которым руководил северокорейский полковник Ким Чжун Рок, команду «Пуэбло» согнали в форпик.

В Вонсане пленники со скрученными руками и завязанными глазами были высажены на берег и оказались перед разъяренной толпой гражданских корейцев, которые пронзительно кричали, оскорбляя американцев. На темноволосых и смуглых моряков испанского происхождения с кулаками набросились солдаты: они решили, что перед ними их южные капиталистические соплеменники. Пленников с трудом спасли от линчевания, посадили в автобусы с закрашенными стеклами и повезли к поезду, окна которого тоже были светонепроницаемы.

На рассвете поезд прибыл в Пхеньян. Ранним утром 24 января 1968 г. 82 американских моряка переступили порог пхеньянской тюрьмы, где их сразу же развели по камерам. Система отопления отсутствовала как таковая. Голые электрические лампочки постоянно держали включенными (выключатели находились в коридоре), окна закрывали глухие ставни, а коридоры были едва освещены. Ледяной воздух пронизывали зычные командные окрики, звуки ударов и нечеловеческие вопли.

Американцам объявили распорядок дня. Подъем в 6 часов утра, репа на завтрак в 6.00, она же снова в 14.00 и в 20.00. Отбой в 22.00. В камерах кувшин воды на маленьком столе, четыре стула, на которых заключенные были обязаны сидеть в течение целого дня, не смея прилечь. Всякие разговоры между собой строго запретили, головы полагалось держать опущенными, и вставать по стойке «смирно», когда кореец входил в камеру. В туалет выводили два раза в день.

В тюрьме Пхеньяна коммандер Бучер был допрошен и избит первым. Ему даже не перевязали рану. Корейцы добивались «чистосердечного раскаяния», причем в выражениях буквально следующих: «Пуэбло» вторгся в воды КНДР как шпионский корабль, посланный преступной администрацией Джонсона, чтобы спровоцировать новую корейскую войну. Текст признания в духе «чух-чхе» был уже написан.

Бучера поставили на колени, и он услышал резкий стук… но это был всего лишь молоток. Он еще жив. Корейский офицер сказал: «Хорошо, что вышла осечка. Он не стоит пули. Забьем его камнями, как собаку!» В первую ночь он так ничего не подписал.

— Ты ничего не выиграл, — брызгая слюной, кричал ему в лицо желтый человечек с армейскими погонами старшего полковника, — час назад наше радио уже передало твое признание. Ты грязный шпион, мир презирает тебя.

Избитый до потери сознания, Бучер твердил, что он находился в международных водах. Он продолжал настаивать, чтобы помогли его раненым и позволили встретиться с командой. Ему протянули авторучку — подпиши, или умрешь раньше своих истекающих кровью людей. Бучер ничего подписывать не стал.

На вторую ночь, после нового избиения, его куда-то повели в темноте. В едва освещенной камере пыток ему показали чье-то истерзанное тело со слабыми признаками жизни, висевшее на стене в кандалах. Бучеру объяснили, что это южнокорейский шпион. Несчастный был еще жив. Голова ужасно раздулась, один глаз выпал из глазницы и раскачивался на нерпе, было хорошо видно, как неестественно выпирают переломанные кости… Старший полковник с пафосом произнес:

— Вот так мы поступаем с вражескими лазутчиками!

Корейцы пригрозили Бучеру: если он немедленно не признается в совершенных преступлениях, они начнут убивать его команду, начиная с самого молодого, до тех пор, пока командир не признается. Самый молодой моряк был принесен в камеру Бучера.

Бучер наконец сказал, что он подпишет документ. Корейцы настояли, чтобы факт собственноручной подписи был снят на кинопленку, а устное признание зачитано полностью у микрофона для передачи по пхеньянскому радио. Перед камерами Бучер выглядел сломленным и напряженным. Он медленно начал читать бумагу, написанную партийными пропагандистами северян. Было понятно, что американец такого никогда не напишет. При чтении Бучер нарочно коверкал обычные слова, произносил предложения слитно, до потери смысла. Все это выглядело ужасной репризой перед лицом смерти. Бучер нашел свое оружие.