О ЗЕМСКИХ УЧРЕЖДЕНИЯХ

О ЗЕМСКИХ УЧРЕЖДЕНИЯХ

I

Мы живем в великое время: едва ли не повсюду падают и разрушаются ныне, на наших глазах, прежние, отжившие по духу, более или менее феодальные средневековые начала времен минувших, и почти все политические союзы перестраиваются на началах новых, более нежели прежние человечественных, истинных и соответствующих основным и вечным законам мироздания. Все замечательнейшие явления в современной жизни человечества служат тому доказательством. Как ни ложны, например, сами по себе, учения социалистов и коммунистов, тем не менее и они суть явления не случайные в истории, ибо они не что иное, как хотя и ложный, но тем не менее исторически необходимый протест против тех страданий человечества, которые возможны только при неудовлетворительном порядке вещей. Республиканизм, которым еще так недавно увлекались многие, перестает быть идеалом государственного благоустройства и благосостояния, а деспотизм — прочной силой. Теперь тот образ правления и тот порядок вещей вообще в государстве оказывается лучше других, при котором людям дышится свободнее, при котором труд, мысль и жизнь их вообще наименее ограничиваются неуместными стеснениями и наиболее обеспечиваются прочностию власти и правдивостию законодательств. Полное развитие многих прежних ложных общественных начал и основ дошло в наше время до своего апогея, и каждый просвещенный человек должен видеть их лживость и несостоятельность. При таких началах люди, народы и человечество не могут быть счастливы, не могут охранить себя от войн, мятежей, промышленных кризисов и т. п. Нужны другие начала; нужны другие основы для человеческой и общественной жизни в государствах. К ним-то и стремится человечество, их сознать и их осуществить жаждет оно.

Вот почему и богато так наше время разными более или менее великими политическими событиями и переворотами. Вот почему и более, нежели когда-либо прежде, можно веровать теперь в будущность человечества, в здравые начала истинного прогресса. Вот почему также современные поколения, особенно люди, честно и усердно работающие на благо общее, могут смело применить к себе слова поэта.

Мы к примиренью от сомненья

Ступеней нужною легли,

Чтоб мира тяжкие движенья

По ней вперед от нестроенья

К грядущей стройности пришли.

Вместе с целым миром перерождается, перестраивается к лучшей новой жизни и наша Россия. Мало того, едва ли есть народ в мире, который был бы счастливее нас в этом отношении, ибо едва ли не везде и все значительнейшие благотворные реформы достигаются путем крутых государственных переворотов; у нас же они совершаются в настоящее время, а потому и цель их достигается путем благородной и разумной правительственной инициативы и добровольного содействия ей со стороны граждан. Не будь польского мятежа, страницы современной истории России не имели бы на себе и следа кровавых пятен. По крайней мере истинные, честные и благотворные начала царствования Государя Императора Александра Николаевича, сами по себе, никогда не вызвали бы ничего подобного. Да и мятеж польский, как по всему видно, есть преимущественно плод западноевропейских козней, а не результат того, что уже сделано было для Польши и в особенности, что еще готовилось ей со стороны нашего правительства. Без пагубного западноевропейского влияния и поляки, по всей вероятности, подобно коренным русским, остзейцам, финляндцам и всем вообще подданным России, веровали бы в царствование Государя Александра Николаевича и получили бы от него все необходимое для их благосостояния, все то, что может сделать самодержавный монарх для своих подданных.

А как много может сделать самодержавный монарх для своих подданных, это видно из реформ Петра Великого и едва ли еще не более из реформ настоящего царствования. Одно освобождение крестьян есть такое дело, которое могло бы наполнить собой деятельность и жизнь вообще целого столетия или по крайней мере нескольких десятилетий. У нас же эта реформа совершилась в какие-нибудь три, четыре года. Вот что значит самодержавная власть в руках народолюбивого монарха! Вот какова сила правительственной деятельности, честно направленной к благой и разумной цели — народному благу! Вот что может приобресть в самое короткое время государство, наслаждающееся внутренним и внешним миром, и народ, который не увлекается слишком лживыми политическими и социальными теориями!

Но как ни громадно само по себе дело освобождения крестьян, им, как известно, не ограничиваются подвиги настоящего царствования. Одновременно с разрешением крестьянского вопроса совершены и совершаются у нас другие значительные и благотворные реформы. Уничтожение откупов, улучшение быта нескольких сословий, коренные преобразования в армии и флоте, значительные улучшения по всем частям администрации, отмена телесного наказания, наконец преобразование судопроизводства и судоустройства на совершенно рациональных началах — вот что совершено и совершается у нас, в настоящее царствование, одновременно с освобождением как помещичьих, так и других крестьян.

Но правительство не ограничивается и этими реформами. Оно наделяет еще Россию благом, которое, по результатам своим, едва ли уступит делу освобождения крестьян. Мы говорим о земских учреждениях, проект которых уже обработан в министерстве внутренних дел и представлен им на рассмотрение государственному совету.

Чтоб понять важность этого проекта и все благо, которого может ожидать себе Россия от его осуществления, необходимо вникнуть в основные начала, которыми руководствовалось министерство внутренних дел при разработке вопроса о местном самоуправлении. Мы потому-то до сих пор и не говорили об этом проекте, что сразу поняли важность его и не считали себя вправе поверхностно отозваться о новой великой реформе, которая, не менее освобождения крестьян, прославит настоящее царствование и тех государственных деятелей, которым Россия будет обязана осуществлением начала местного самоуправления. Быть может, по этой же причине мало говорят о ней и другие периодические издания наши. Если же общество наше не с таким, по-видимому, восторгом встретило этот проект, какого он вполне заслуживает и с каким, например, несколько лет тому назад встретило оно официальное объявление о крестьянской реформе, то это потому, во-первых, что оно по необходимости очень занято в настоящее время польским вопросом; во-вторых, слишком мало знакомо с проектом министерства внутренних дел, а, в-третьих, — и это едва ли не главная причина — оно, к сожалению, далеко не вполне сознает важность подобной реформы. Чтобы оценить такую реформу, необходимо большее или меньшее политическое образование, а многие ли из нас имеют его?

Общество наше почти и не подозревает, что осуществление прекрасного проекта министерства внутренних дел в короткое время наделит русских людей, между прочим, таким политическим образованием, какого не доставляют своим воспитанникам ни университетские, ни разные другие более или менее подобные им курсы и что такое образование будет тем лучше всякого теоретического образования и тем благотворнее для России, что оно, опираясь на действительную жизнь народа и государства, будет противодействовать всевозможным ложным политическим и социальным теориям и увлечениям.

Но чем менее сознает общество значение и пользу от той или другой реформы, тем более обязана журналистика разъяснить ему как сущность реформы, так и все то, что оно может и должно извлечь из нее для себя и для государства. С этою-то целию и приступаем мы к изложению и рассмотрению проекта о земских учреждениях, сожалея, что пределы газеты слишком тесны для того, чтоб рассмотреть подобный проект с тою подробностию, какой он вполне заслуживает.

II

В основании проекта министерства внутренних дел лежит одно из самых коренных и рациональных начал государственной жизни, а именно призыв земства к возможному и необходимому местному самоуправлению, то есть заведыванию земскими делами чрез своих представителей. Опыт всех веков и народов свидетельствует, что, каков бы ни был образ правления в государстве и как бы заботливо ни следило правительство за нуждами и потребностями своих подданных, тем не менее цель государственной администрации нигде и никогда не достигается не только вполне, но даже и в удовлетворительной степени, если правительство не пользуется надлежащим содействием земства во внутреннем управлении частями государства. Понятно, почему подобное явление повторяется повсюду и всегда. Это, во-первых, потому, что правительство, каково бы оно ни было, как бы ни отличалось заботливостию о благе подданных и даже гениальностию, все-таки состоит из людей, а людей всезнающих, всевидящих и повсюду сущих нет и быть не может. Во-вторых, одно общее политическое внутреннее и внешнее управление государством представляет собой такой обширный круг деятельности и требует стольких познаний и способностей, что по необходимости должно поглощать собой все время и все труды высших правительственных лиц, а потому эти лица могут заведывать специальными местными делами не иначе, как только при помощи многих посредствующих лиц. Таким образом, при всей готовности и способности высших правительственных лиц с полной подробностию вникать во все нужды и средства государства, они не имеют очень часто никакой физической возможности делать это, потому что местные нужды и средства каждой страны в высшей степени разнообразны и многочисленны. Вот почему, при отсутствии необходимого местного самоуправления, повсюду развивается, в крайне усиленных размерах, чиновнический класс, который нигде и никогда, как само собой разумеется, не заменяет собой и не исполняет назначения добросовестных и способных государственных людей и почти всегда относится к нуждам и потребностям разнообразных классов народонаселения страны, как к интересам, ему мало близким.

По этой-то причине чиновничество в благоустроенном государстве должно быть допускаемо в той лишь степени, в какой оно крайне необходимо. Притом же с развитием чиновничества увеличиваются расходы казны, а с увеличением расходов казны увеличиваются налоги, уменьшаются средства народонаселении, и, конечно, уже одно подобное условие непомерного развития чиновничества прямо свидетельствует в пользу мнения, что размер чиновнического класса должен обусловливаться одною крайнею необходимостию. Но это требование может быть удовлетворено только там, где допускается в достаточной степени местное административное самоуправление.

Сверх того, начало местного самоуправления поддерживается и обусловливается всеми теми естественными и нравственными законами, которые требуют, чтобы человеческой личности было предоставлено возможно полное свободное развитие, законная свобода жизни, без которой человек навсегда и во всем остается нравственно несовершеннолетним существом. На основании этих-то законов политическая экономия требует свободы труда, точно так же, как на основании этих же законов законодательства цивилизованных народов предоставляют совершеннолетним гражданам большую или меньшую степень свободы в образе их действий и жизни вообще. Без такой свободы человек плохо разивается физически и почти нисколько не развивается умственно и нравственно, и наоборот: чем более такой свободы, то есть чем более предоставляется законодательством и администрацией государства полноправности естественно полноправным гражданам, тем развитее бывает умственно и нравственно народ, тем богаче страна, тем могущественнее правительство, и тем более находит оно содействия и сочувствия в гражданах. Этим объясняется, почему Англия, страна относительно очень небольшая, занимает во многих отношениях первое место в ряду государств, почему она так богата, богаче всех остальных стран в мире, и почему нигде так не уважаются и не исполняются гражданами законы, как в Англии. Многие, как известно, приписывают могущество Англии ее конституции, в тесном значении этого слова, то есть в смысле ограниченности монархической власти. Это мнение, почти общее, крайне ложно. Не конституция, в этом смысле, а более широкая, нежели во многих других государствах, свобода труда, мысли, слова и жизни вообще, а в том числе и достаточное развитие местного самоуправления — вот что служит источником богатства и могущества Англии, а также и основным социальным началом ее умственного и нравственного развития. Конституция же Англии, в тесном смысле этого слова, более противодействует такому развитию, богатству, могуществу и благосостоянию вообще этой страны. Англия развивается и богатеет в умственном, нравственном и материальном отношении не потому, что у ней есть конституция, а потому, что в основании административной и общественной вообще жизни Англии лежит возможно полное признание человеческих прав граждан, уважение к человеческой личности, выражающееся в признанной и узаконенной свободе или степени свободы труда, мысли и совести, а также и в начале местного самоуправления. Современная Россия подтверждает справедливость наших слов. Никогда правительство не было у нас столь могущественно, и притом не только материально, но и нравственно; никогда не пользовалось оно таким уважением и сочувствием подданных, как в настоящее время, и это именно потому, что никогда не было у нас той степени свободы труда, слова, мысли и совести, которой наделяет оно своих подданных в настоящее время. С развитием и расширением истинных человеческих и гражданских прав подданных, и у нас, как это должно повторяться везде и всегда, расширяются и развиваются нравственное значение и нравственные права правительства, а так как с развитием личности (с освобождением крестьян, например и т. п.) развивается и материальное благосостояние народа, и как с развитием материального благосостояния народа увеличиваются и материальные средства правительства, то, конечно, и наше правительство может только выиграть, и действительно уже выигрывает и в материальном отношении от мер, подобных освобождению крестьян, уничтожению откупов, расширению сферы свободного слова, свободной мысли и т. п.

Особенно крайне необходимо отсутствие и устранение препятствий к умственному и нравственному, а также и материальному развитию народа и государства в те эпохи, когда уже в некоторых государствах устранены подобные препятствия. Вот почему общество наше постоянно и некстати увлекалось до последнего времени разными западноевропейскими явлениями и учениями, более или менее пригодными для Запада, но нисколько не соответствующими нашему быту и несообразными с потребностями и средствами России. Словом, Россия в умственном и нравственном отношении была часто слишком подчинена влиянию западноевропейской цивилизации, и вот причина многих крайне неправильных и вредных явлений в нашей жизни.

В последнее время у нас совершается и в этом отношении переворот к лучшему, и совершается именно потому, что, благодаря мудрым правительственным мерам наша жизнь вообще с каждым днем все более и более освобождается от искусственных и лишних стеснений. Благодаря таким мерам, народ русский развивается к умственно и материально, начинает сознавать себя, свои нужды и средства, а потому и общество наше менее прежнего увлекается теми началами западноевропейской жизни, которые расходятся с нашим бытом, с средствами и нуждами России. Таким образом, Россия, как государство, только выигрывает во всех отношениях от освобождения крестьян и вообще таких мер, в основании которых лежит признание человеческих прав и всего того, чем обусловливается законная свобода жизни и развития народа.

III

Вполне сознавая, как по всему видно, необходимость, для государственного могущества и народного благосостояния, признать и по возможности осуществить начало местного самоуправления, министерство внутренних дел, составляя проект земских учреждений, не теряло из вида и вполне выказало уважение и к другому, не менее великому закону государственной и народной жизни, а именно к закону исторического и постепенного развития народной жизни. Составители проекта не увлекались никакими политическими и социальными теориями, а, напротив, высказали полное уважение к действительной жизни, к быту, средствам и нуждам страны, для которой трудились. Они не задали себе задачи перестроить Россию по образцу того или другого государства или по требованию какой-либо политической или социальной теории; нет, они задали себе менее обширную, но зато и более разумную и скорее разрешимую задачу — освободить Россию от лишних стеснений в местной администрации. Вот почему проект их в высшей степени несложен и легко осуществим, если только осуществление его не встретит препятствий.

Земские учреждения, по этому проекту, должны быть двух родов: уездные и губернские, ибо земское хозяйство и земские дела вообще имеют двоякую территорию: уезд и губернию. Само собой разумеется, что такое деление земских учреждений в проекте принято потому, что более или менее незначительные, относительно по крайней мере, сельские и городские общества имеют свое частное хозяйство и управление. Нет никакого сомнения, что и это управление, как основной элемент в общественной жизни и в общем государственном управлении, улучшится с введением и устройством уездных и губернских земских учреждений.

Уездные и губернские земские учреждения должны быть составлены по одному типу, то есть состоять из уездных и губернских земских собраний и уездных и губернских земских управ.

Назначение земских собраний состоит в том, чтобы заведывать земскими делами, на правах представителей местного народонаселения и на начале местного административного самоуправления, а так как нельзя требовать от избираемых земством депутатов, чтобы они исключительно и постоянно занимались земскими делами, ибо в таком случае они превратились бы в чиновников, то и учреждаются земские управы, которым и вверяется исполнительная часть и текущие дела по местному общественному хозяйству. По этой-то причине заседания земских собраний происходят раз в год, в сроки, соображенные с временем рассмотрения земской сметы (сентябрь для уездных и ноябрь для губернских смет). Продолжительность заседаний для уездных собраний — 7 дней, а для губернских — 20 дней. Заседания же земских управ, как само собой разумеется, постоянные.

“При самостоятельности земства отдельных уездов, губернское земство составляется (как сказано в “Северной почте” № 142) из совокупности уездов; всякий уезд составляет в нем особую самостоятельную часть; потому и управление земскими делами должно образоваться из представителей уездов. Это ведет к необходимости предварительно определить условия образования уездных земских учреждений, которые, будучи представителями уездов, послужат органическими частями для образования губернских учреждений”.

“Население уездов делится по обществам, городским и крестьянским (волостным и сельским); но, кроме того, вне этих делений, отчасти территориальных, отчасти сословных, существует в уездах класс землевладельцев, не входящих в состав обществ и не подведомственных общественным учреждениям. Правда, материальное и умственное развитие и хозяйственное положение населений городского, сельского и частных уездных землевладельцев существенно различны. Одно из самых резких различий заключается в свойстве землевладения. Члены крестьянских обществ владеют и пользуются землею, право собственности на которую в большей части случаев им не принадлежит; кроме того, самое владение преимущественно общинное, а не личное. Городские владельцы, большею частию, имеют полное право личной собственности на земли, но часть земель находится и в их собственности, а часть городских земель находится и в собственности, и во владении всего общества. Частные уездные землевладельцы имеют одну долю земель в непосредственном распоряжении, между тем как другая доля, хотя и принадлежащая им по праву собственности, находится в постоянном пользовании крестьянских обществ. Все эти разряды населения более или менее участвуют в общих налогах, в земских повинностях и вообще в делах местного интереса; но распределение их в уездах чрезвычайно различно. Во всех уездах значительная часть земель находится в постоянном пользовании крестьян; но земель, состоящих в частной собственности, в одних уездах весьма много, иногда более половины, в других гораздо менее; в некоторых почти совсем не имеется”.

Проект земских учреждений признает и принимает в соображение все эти условия, и признает, как и следовало ожидать от просвещенных сторонников местного самоуправления за всеми собственниками, к какому бы сословию они ни принадлежали, право участия в земских делах и право представительства в земских учреждениях. Но как установить это участие на однообразном основании, когда, например, в уезде городское насление и его имущество составляют, может быть, два, три процента общей массы; когда небольшое число уездных землевладельцев имеют за собою 50 и более процентов всей земли, а члены земских обществ, составляющие 90–95 процентов всего населения, пользуются остальным пространством земли, раздробленным на тысячи мелких и большею частию разных участков?

Проект разрешил и, как нам кажется, совершенно удовлетворительно, то есть здраво политически и логически, и этот несомненно трудный вопрос, а именно проект удерживает на первой ступени земского представительства “исторически” образовавшееся деление уездного населения на три разряда и каждому из этих разрядов предоставляет отдельно избирать представителей уездного земства.

“Каждый разряд образует, для выбора земских представителей, избирательное собрание. В избирательном собрании землевладельцев право голоса дается в силу владения определенным пространством земли или вообще недвижимою собственностию ценою не ниже 15 000 руб. сер<ебром>. Требуемый размер земли различен в разных уездах; он соображен с положенными для местностей крестьянскими наделами, составляет вообще около 66-ти высших наделов (100 средних) и в общей цифре изменяется от 200 до 800 десятин. Для лиц недворянского сословия, владеющих незаселенными землями, этот размер удвоен. Лица, владеющие меньшим пространством земли (до 1/20 доли этого размера), избирают от себя, для присутствия в избирательных собраниях, уполномоченных, по одному на пространство земли, установленное для непосредственного участия в выборах. К участию в избирательных собраниях допускаются арендаторы, арендующие на сроки не менее 6-ти лет участки вчетверо большего размера, нежели тот, который установляется для землевладельцев, и священнослужители, владеющие собственною или церковною землею в размере, назначенном по закону для нарезки к сельским церквам. Право участия в избирательных собраниях землевладельцев, независимо от имущества, дается лицам, три года прослужившим в уезде в должностях: уездного предводителя дворянства, мирового посредника, мирового судьи и члена земских учреждений.

В избирательных собраниях городских обществ право участия предоставляется купечеству первых двух гильдий (?), городским фабрикантам, заведения которых имеют до 6 000 р. годового оборота, владельцам недвижимой собственности ценою от 500 до 3 000 р. (смотря по населенности города), выборным городским чинам и лицам, прослужившим не менее 3-х лет в должности городского головы.

Сельские избирательные собрания составляются из старшин и старост. Способ этот избран на первый раз, во-первых, для того, чтобы каждое сельское общество имело представителя в избирательном собрании, а между тем число избирателей не было слишком велико; во-вторых, на том основании, что старшины и старосты, будучи сами лицами, избранными доверием обществ и наиболее знакомыми с людьми и делом, могут с большим успехом избирать на первый раз представителей от сельского населения.

Избирательные собрания выбирают определенное число уездных представителей (гласных): землевладельческое — соответственно количеству всех земель частного владения в уезде, полагая одного гласного на пространство, равное тридцати участкам размера для участия в собрании постановленного (то есть приблизительно одного на 2 000 высших или 3 000 средних душевых наделов); городское — одного гласного на 300, 200 и 100 домов, смотря по населенности города; крестьянское — одного гласного на 5 000 ревизских мужеского пола душ. В гласные могут быть избираемы только лица, пользующиеся правами избирателей; сельским избирателям разрешается избирать в гласные и местных приходских священников.

Уездные гласные соединяются в уездное земское собрание на равных правах и с равным голосом, без всякого различия в том, каким из избирательных собраний они выбраны; один из них, по назначению министра внутренних дел, председательствует в собрании”.

IV

“Губернские учреждения формируются по тому же типу, как и уездные. Губернское земское собрание составляется из представителей каждого уезда, избираемых уездными земскими собраниями из своей среды. Этот способ выбора основывается на том, что в земских делах губернии всякий уезд составляет одно неделимое целое; землевладелец, промышленник, крестьянин, принадлежащие к одному уезду, имеют, например, равный интерес в том, чтобы уезд не был обременен более других при разверстке губернской повинности, чтобы губернский земский капитал расходовался правильно, чтобы губернские дороги содержались исправно и т. д. Кроме того, выбор получает этим путем вполне земский характер, без всякого влияния посторонних начал, без всяких сословных делений, а назначение губернских гласных из среды уездного собрания удерживает за ними характер лиц, непосредственно избранных местным населением.

Число избираемых каждым уездом губернских гласных соразмеряется с числом гласных уездного собрания, полагая одного губернского на десять уездных, но с тем, чтобы во всяком случае число это было не менее двух и не более пяти.

Председатель губернского земского собрания назначается высочайшею волею, из числа местных землевладельцев.

Губернская земская управа образуется из шести членов, избираемых губернским собранием из среды своей; в ней председательствует губернский предводитель дворянства.

Гласные и члены управ избираются на трехлетний срок, принятый вообще у нас для службы по выборам; гласные никаких особых служебных прав не имеют; члены управ пользуются общими правами государственной службы, и на сем основании допускаются к поступлению в должность с утверждения губернатора.

Назначение сумм на содержание земских учреждений предоставляется утверждению земских собраний.

Во внимание к тому, что значительная часть уездных земель, могущих подвергаться обложению земскою повинностию, принадлежат казне и уделу, предположено допустить к участию в земских собраниях членов от ведомств государственных имуществ и удельного.

Внешний порядок и формы действий земских собраний (созыв избирательных собраний, созыв и открытие собраний земских, сроки их заседаний, способы их делопроизводства) определяются немногими общими правилами.

Постановления, сметы и отчеты собраний печатаются в общее сведение.

Делопроизводство земских управ следует общим правилам коллегиального порядка; подробности его предоставляются усмотрению самих управ и собраний.

Для столичных уездов, где положение имуществ и населения представляет совершенно особые условия, казалось необходимым установить и некоторые особые правила образования земских учреждений. Условия участия в выборах для землевладельцев и сельских обществ оставлены те же, как и для прочих уездов; но, вместо установления особого ценза для городских избирателей, казалось удобнее признать избирателями всех выборных общего собрания сословий, установленного, по особому положению, в столицах. Затем принято в соображение, во-первых, что число избирателей в каждом из трех отделов населения в столичных уездах не составляет особенно резкого различия, во-вторых, что значительная, едва ли не большая часть городских избирателей в то же время пользуется этим правом и в уезде, и в-третьих, что весьма трудно было бы, при разнообразии и высокой ценности городских имуществ в столицах, правильно определить число гласных от столиц, отдельно от их уездов. Посему признано возможным допустить, чтобы в столичных уездах образовалось общее, для всего городского и уездного населения, избирательное собрание. Для удобства в самом производстве выборов, это собрание может быть разделяемо на избирательные отделения, между которыми избиратели распределяются по жребию или по взаимному соглашению. Общее избирательное собрание избирает все сложное число гласных, от уезда и города, определенное по той же норме, которая установлена и для прочих уездов. Наконец число губернских гласных, столичными уездами избираемых, определяется по расчету одного на десять уездов, без ограничения высшим пределом, для прочих уездов положенным”.

Вот в каком виде должно выразиться у нас, по проекту министерства внутренних дел, управление местными земскими делами. Мы с умыслом, в изложении формы и характера наших будущих земских хозяйственных учреждений, придерживались как можно более статей, напечатанных об этих учреждениях в “Северной почте”. По всему видно, что автор этих статей коротко знаком с предметом, о котором говорит; надобно даже предполагать, что он сам участвовал в составлении проекта земских учреждений, ибо трудно предположить, чтоб человек, чуждый самому делу, мог так сознательно и точно изложить его, и в немногих относительно словах составить такую полную его характеристику. Во всяком случае, это изложение предмета настолько знакомит с ним читателей, способных понимать подобное дело, что, конечно, каждый из них в состоянии представить себе, в большей или меньшей степени, как сущность и важность этого проекта, так и те во всех отношениях истинные и политически мудрые и благотворные начала, которые лежат в основании его. Мы по крайней мере искренно и глубоко убеждены, на основании того, что знаем об этом проекте, что составители его не только смотрели на дело устройства земских учреждений совершенно ясно, здраво и верно, но и приступили к своей задаче с любовию и с знанием дела и с искренним желанием блага отечеству, а потому и решили эту задачу так, как только можно того желать. Конечно, некоторые частности проекта могут не удовлетворить всем требованиям; но едва ли не каждый, кто вник в этот проект и способен обсуждать такие общественные вопросы, как устройство местного самоуправления, не согласится с нами, что если и есть в проекте частности, которые могли бы быть переделаны к лучшему, тем не менее и они попали в проект не случайно, а по обстоятельствам, которые не зависят от составителей его.

У нас, в России, как известно, нет политических партий; но тем не менее есть люди с различными политическими, административными и социальными убеждениями и тенденциями, поэтому неудивительно, если наши ультраконсерваторы по убеждениям и видам, с одной и, например, социалисты и конституционалисты-теоретики, с другой стороны, будут недовольны не только частями, но и целым проектом. Зато, мы в том уверены, будут довольны им все те, которые не принадлежат к числу политических мечтателей, и особенно те, которые, сознавая закон исторической постепенности и условия народного благосостояния, требуют прежде всего от правительственных реформ как честной и ясно сознанной цели, так и уважения к историческим условиям и быту страны. Таких людей, дельно и серьезно смотрящих на предметы подобной важности, проект земских учреждений не может не удовлетворить в большей или меньшей, но, во всяком случае, в значительной степени. Он не посягает на чьи-либо права; напротив, он видимо оказывает полное уважение к каждому законному праву. Он не стремится пересоздать быт России: составители его сознают, что подобное дело принадлежит истории, времени, постепенному развитию народных сил, и потому главной задачей проекта является устранение неуместных, исторически отживших и политически вредных преград и препятствий народному труду и быту вообще со стороны администрации. Поэтому-то можно смело утверждать, что цель проекта столь же честна, исторически верна и политически полезна, как и цель, например, освобождения крестьян. Столь же благотворны для России должны быть и последствия осуществления этого проекта, как благотворны для нее уже и теперь, и особенно окажутся в близком будущем, результаты освобождения. Если б все преобразования у нас совершались всегда столь же рационально и с таким сознанием дела, как должно совершиться преобразование нашего земского хозяйства по проекту министерства внутренних дел, то, конечно, одни только всем и каждым недовольные, то есть люди, сами не знающие, чего они хотят, могли бы быть недовольны настоящей участию нашего отечества.

V

Наша похвала проекту земских учреждений не голословна и не пристрастна. В этом, надеемся, убедятся все читатели наши, если вникнут в проект министерства внутренних дел и обратят внимание между прочим на следующие соображения.

В Европе уже давно разрешается вопрос об административной централизации, потому что уже в половине прошлого столетия, а частию и ранее, передовые мыслители начали сознавать вред от крайней централизации, которая, подобно бюрократизму, есть прямое наследие феодального порядка вещей в европейских государствах; не только Тюрго и гр. Ревентлов, но и Кольбер и ему подобные великие министры не были никогда, даже в XVII, а тем более в ХVIII столетии, крайними централизаторами, точно так же, как не были они никогда меркантилистами, потому что так называемый кольбертизм, например, как известно, не то, что меркантилизм. В настоящее время вопрос о необходимости административной централизации, то есть об отсутствии препятствующей свободному развитию народных и государственных сил крайней административной централизации теоретически решен более или менее окончательно и притом утвердительно. Опыт веков и народов, а за ним и наука представляют неопровержимые доводы к уничтожению лишних бюрократических и административных вообще стеснений как труду, так и жизни вообще. Исторический опыт и наука свидетельствуют, что если для прочности государственного союза и возможного народного благоденствия необходимы и желательны повсюду прочная верховная власть и политическая централизация, то столько же необходимо отсутствие крайней административной централизации, неизбежной там, где нет достаточного местного самоуправления и где слишком много бюрократических тормозов. Одна из причин бывших доселе мятежей и революций в европейских государствах в том именно и состоит, что администрация противодействовала народному благосостоянию, и противодействовала именно потому, что была основана на начале крайней административной централизации и вообще на феодально-бюрократических началах, повсюду и всегда, по сущности своей, хотя и не по цели, враждебных свободному и правильному развитию народных сил. К несчастию для многих, почти всех государств правители их до последнего времени редко сознавали и даже подозревали подобную причину недостатка народного развития и еще реже устраняли ее, даже и сознавая ее. Это потому, что в каждом государстве бюрократический порядок вещей создает свои бюрократические интересы, которые крепко стоят за себя и настойчиво противодействуют всему тому, что враждебно им. Кроме того, не всегда и верховная власть достаточно борется с враждебными народному благосостоянию интересами. Это бывает именно тогда, когда она из своего назначения составляет какой-то частный интерес и находит опору себе не столько в народном благосостоянии, сколько в более или менее связанных с ее существованием нескольких частных интересах. Так, в нынешней Франции несколько раз уже правительственные люди, внимая голосу науки, исторического опыта и здравого смысла, а также и требованиям общественного мнения, торжественно и прямо провозглашали необходимость административной децентрализации, то есть необходимость устранения крайнего бюрократизма и введения местного самоуправления; но эти торжественные признания истинного принципа только и разрешались до сих пор что фразами во Франции. Недавно даже сам император французов письменно высказался в пользу административной децентрализации; но тем не менее ее не увидит у себя Франция, и не увидит до тех пор, пока бонапартисты не будут иметь права называться легитимистами, или пока новый переворот в судьбах Франции не создаст нового порядка вещей. Таким образом, в то время, как в цивилизованной Франции вопрос о введении необходимого устройства земских учреждений разрешается только одними возгласами и далеко не всегда исполняемыми обещаниями, в нашей варварской и дикой Московии правительство прямо и честно приступило к благой реформе с целию наделить своих поданных новым благодеянием, от осуществления которого Россия едва ли не столько же выиграет во всех отношениях, как и от освобождения крестьян. Уже по одной этой причине мы не можем, по крайнему нашему разумению и совести, иначе отозваться о проекте местных учреждений, как только с искренней похвалой и глубокою признательностию к виновникам подобного подвига.

Но как ни ясно, как ни положительно разрешается теоретически вопрос о необходимости земского самоуправления, тем не менее практическое разрешение его представляет и должно представлять повсюду немало затруднений, ибо затрогивает бездну нравственных, экономических и политических интересов. Здесь необходимы государственные административные способности, светлый и практический государственный ум при практическом разрешении и осуществлении начала административной децентрализации, потому что наука не сказала еще своего последнего слова по этому вопросу, а если бы она и произнесла его, то во всяком случае практическое приложение теоретических истин к действительности, к целому народному быту, со всеми его историческими и другими условиями, представляет немало затруднений и может быть удовлетворительно выполнено только людьми, наделенными государственно-административными способностями. В этом отношении сущность дела не в том — следует ли ввести земское самоуправление? Вопрос этот уже решен окончательно, по крайней мере для тех, кто не отстал от века. В этом отношении сущность дела состоит в следующем: как ввести такое самоуправление, где именно предел ему и где начало общей государственной администрации, чтобы от местного или земского самоуправления не пострадали необходимая политическая централизация, государственное единство, а также и все остальные действительные народные интересы? Наука и здесь, как почти во всем, оказывает значительное содействие; но и здесь она не заменяет возможно полного понимания действительности и возможно ясного сознания ее требований. Поэтому и проект земских учреждений, при всей практичности и верности его цели, мог бы, подобно, например, проекту ликвидации наших государственных кредитных учреждений или новому проекту устава гимназий, не удовлетворять законным требованиям действительной жизни, то есть настоящему быту, средствам и нуждам России, если бы составителями его руководили более теоретические убеждения, нежели действительное сознание предмета. К счастию, ничего подобного не можем мы сказать о проекте земских учреждений. От него так и веет жизнию, то есть пониманием русской действительности, желанием ей полного развития и сознанием тех средств к тому, дарование которых зависит от устроителей новых земских учреждений. При составлении проектов подобных учреждений, особенно в России трудно не увлечься подражательностию западноевропейским образцам, например английским, бельгийским или каким-либо другим; но в настоящем случае нет и тени такой подражательности, а потому земские учреждения, по проекту министерства внутренних дел, будут иметь прочное основание в действительности русской, будут оживлены ею и оживлять ее. Участь их не будет похожа на участь уставов и проектов так называемых земских ипотечных банков, которых, несмотря на множество уставов и проектов, у нас почти что нет, и нет именно потому, что люди, требующие во что бы то ни стало подобного устройства у нас кредита, более знакомы с теориею земских банков, нежели со средствами и нуждами России. Проект земских учреждений глубоко уважает действительность, а потому осуществление его найдет в ней прочное для себя основание. Он не посягает ни на чьи законные права, ни даже на сословные предрассудки, а потому предоставляет улучшение русского быта собственному его естественному развитию. Он, в сущности, только устраняет препятствия к такому развитию и тем вполне выказывает рациональность свою. Он очень либерален, но его либерализм — либерализм охранительный, как охранительно все то, что уважает законы жизни, что не препятствует развитию добра, но уже этим самым противодействует развитию зла. Это далеко не отрицательное достоинство. Это, напротив, то достоинство, выше которого не открыто ни наукой, ни опытом по отношению к экономической жизни народов. Мы думаем, что и по отношению политической жизни народа не следует и невозможно требовать ничего лучшего от новых учреждений. История свидетельствует, что лучшие реформы величайших государственных людей отличаются именно таким, а не какими-либо другими достоинствами или характером, и это именно потому, что освобождение народа от преград и оков, стесняющих его быт и жизнь, есть высшая и лучшая задача государственной администрации, которая не может и не должна изобретать условия и законы народного благосостояния и государственного могущества, потому что эти условия и законы вечны, начертаны самим Провидением и не могут быть изобретаемы людьми. Дело людей только изучать, раскрывать эти законы и исполнять их. Высшее назначение государственных людей состоит в том, чтоб содействовать обществу в приобретении сознания и в исполнении таких законов, а также и в том, чтоб соответственно быту страны и степени исторического развития народа выражать и осуществлять эти законы в административных и государственных вообще учреждениях и мерах Проект министерства внутренних дел удовлетворяет этому требованию, и с этим согласится, думаем мы, каждый, кто вникнет в него. Даже то в нем, против чего можно представить, может быть, и не один довод, свидетельствует, в большей части случаев, в его пользу. Так, например, некоторым не нравится роль, назначаемая им уездным предводителям в земских учреждениях, и действительно можно многое сказать против этой роли; но сказать многое можно только потому, что на этот предмет можно смотреть с различных точек зрения, из которых едва ли какая-либо окажется безусловно верною. Нам, по крайней мере, кажется, что не осудят проекта за эту роль те, которые поймут, что она назначена составителями проекта не случайно, а с целию и что эта цель вполне оправдывается тем уважением, которым проникнут проект к историческим требованиям русской действительности и вообще к началу исторического развития народной жизни. Неосновательно также опасение тех, которым кажется, будто осуществление проекта земских учреждений уменьшит политическое значение нашего дворянства. Это опасение порождено неправильным воззрением как на начала, которыми проникнут проект, так и на назначение дворянства в России. У нас еще многие излишне увлекаются политическою ролью английской аристократии, воображают, что и для нашего отечества нельзя желать ничего лучшего, как иметь подобное же во всех отношениях аристократическое сословие, и полагают, что русское дворянство нужно пересоздать по английскому образцу. Но эти лица забывают как происхождение английской аристократии, так и многое другое в истории и быте Англии. Они, по-видимому, забывают, что Россия не Англия. Английской аристократии, в настоящем ее положении, никогда не было бы, если бы не было в Англии борьбы национальностей и не было между ними победителей и побежденных. Русское дворянство, к счастию России, не имеет, по происхождению и историческому значению, ничего общего с английским. Наше дворянство и наш народ всегда составляли одну семью, всегда были единокровными братьями, а потому и роль русского дворянства всегда отличалась и всегда должна отличаться от роли английской аристократии. Поэтому, между прочим, и хорош проект земских учреждений, что он, уважая сословные права, не разъединяет, однако, дворянство и другие сословия в земском деле и не уменьшает в нем значения и назначения дворянства, как передового, по образованию и материальным средствам, сословия. Он хорош, в этом отношении, особенно потому, что не уменьшает и не увеличивает искусственно и насильственно значения ни дворянства, ни какого другого сословия и предоставляет каждому из них занять в земских делах то место, какое оно заслуживает по степени своего умственного развития и материальным средствам. Косвенно он только к одному обязывает дворянство, а именно, чтобы оно поддерживало свое нравственное достоинство, развивалось умственно и нравственно и дорожило своими материальными средствами, если желает постоянно занимать первое место в земских делах. Но кто может сказать что-либо серьезного против такого обязательства? Лучшие представители нашего дворянства могут только благодарить и, без сомнения, благодарят министерство внутренних дел за это. Так, по крайней мере, думаем мы, потому что убеждены, что наше дворянство вообще домогается не каких-либо исключительных прав, а только того, чтобы и ему, как всем и каждому, воздавалось, по правде и совести, должное, не более и не менее.