Новый царь

Первые две главы, по сути дела, были лишь прелюдией к основной теме. Сейчас мы переходим к главному — к подготовке Сталиным мировой войны. Но для начала Иосифу Виссарионовичу требовалось захватить власть в СССР.

Как уже отмечалось выше, Сталин не был идейным революционером. Кавказский налетчик, «открытый» Камо и Курнатовским, он примкнул к большевикам, снедаемый непомерными амбициями и честолюбием.

Таких честолюбцев, как он, в революционной среде хватало, но Коба умел ждать и готовить почву для будущего рывка как никто. Обделенный, в сравнении с признанными лидерами партии, ораторским и литературным талантами, он сделал ставку на свою работоспособность, а также на тактику выжидания, помноженную на природное коварство, ибо Сталин не только умел ждать, но умел и действовать, причем когда это было необходимо. -

Проявив себя как грамотный исполнитель, сумев стать нужным партии в таком качестве, Сталин смог к началу 1920-х годов пробиться во второй эшелон большевистских вождей, однако до первого все еще не дотягивал.

Когда Коба решил стать «номером первым» на политическом Олимпе СССР? Когда у него появилась мысль о «Большой войне»? Несмотря на отсутствие достоверной информации на сей счет (ибо Сталин, понятное дело, своих замыслов никому не раскрывал и никаких письменных источников на интересующую нас тему не оставил), на мой взгляд, можно ответить на эти два вопроса более-менее определенно.

Взгляды Иосифа Виссарионовича на то, каким должно быть русское государство и как им следует управлять, очевидно, окончательно сложились в бытность наркома по делам национальностей. Как у Наполеона в битве при Лоди, «первая искра честолюбия», мысль о том, что он также «мог бы сделаться, пожалуй, решающим лицом на… политической арене», вероятно, появилась в период этого первого в его жизни «наркомства».

Что же до «европейской войны», то стремление Сталина к территориальным приобретениям помножилось на личное участие в польской кампании 1920 года. Коба сделал вывод, что при другом подходе и иных исполнителях, а также используя совершенно иные силы и средства, поход в Европу можно будет повторить с гораздо большим успехом.

Здесь следует сделать небольшое отступление и отметить два момента. Первое — Сталин не был ни большевиком, ни коммунистом, ни даже революционером. Коммунистические идеи и их адептов Сталин всего лишь использовал в своих целях. Имевший незавершенное теологическое образование, он признавал только авторитарную (единоличную) форму правления с самого начала.

Сталин являлся неограниченным богдыханом и совершенно неважно, как называлась его должность на бумаге. Своим липовым демократизмом он любил играть с людьми, как кошка с мышью, в реальности же генсек не позволял отклоняться от собственной линии ни на йоту никому. Поэтому, когда многие историки говорят об «экспорте революции» в Европу Сталиным, это в корне не верно. Никакую революцию Коба экспортировать не мог, хотя бы потому, что сам покончил с этой самой революцией в СССР.

Третья русская революция фактически завершилась в январе 1924 года со смертью Ленина. С тех пор на территории СССР даже не пахло никакой революцией. Никакого социалистического строя на территории СССР никогда не было — ни при Ленине (он не успел ничего выстроить), ни тем более при Сталине (он даже и не собирался строить никакой социализм), это была самая что ни на есть классическая сатрапия, социалистическим осталось лишь название. О каком социализме может идти речь в государстве, где крестьяне (фактически) — крепостные, а вся земля государственная, то есть принадлежит богдыхану? Рабочие намертво привязаны к одному предприятию, опоздание на работу — саботаж, кража гайки — саботаж, Шлет лагерей или расстрел. Что это за социализм, в котором запрещены аборты, а расстреливать имеют право даже несовершеннолетних? Поэтому «экспортировать» за рубеж Сталин мог только личную сатрапию и в этом он ничем не отличался от средневековых тюркских завоевателей.

Второе. Сталин — классический русский монарх-самодержец.

Если бы ему в его целях не требовались миллионы «левых» дураков в СССР и остальном мире, он бы легко и просто избавился от марксистско-ленинского учения, а заодно и от звания генсека, сел бы на трон и одел шапку Мономаха или большую императорскую корону. Коммунистическое учение, равно как и идея «мировой революции», необходима была кремлевскому горцу для прикрытия. Зачем СССР планирует нападение на Польшу, Румынию и Прибалтику? Ради избавления местного пролетариата от буржуазного гнета! Зачем СССР планирует вторжение в Афганистан, Иран и Индию? Для торжества мировой революции! Зачем СССР планирует десантную операцию на Сахалин и Курилы, зачем русским опять понадобились Корея и Квантуй? Во имя царства труда! Все это ширма.

Сталин прекрасно знал все внешнеполитические приоритеты имперской российской политики, он стал их продолжателем и придал им новый импульс (как справедливо отмечает Эдвард Радзинский: «Сталин знал историю, он книжки читал»). Ну, например…

Сталин впоследствии вернул в состав России почти все бывшие царские колонии (за исключением Финляндии, которую он также стремился завоевать), наплевав на «Декларацию прав народов России» от 1917 года. Случайность?

Идеей фикс (на протяжении почти 200лет существования) Российской империи было обладание черноморскими проливами — Босфором и Дарданнелами (на чем, собственно, империя и сломала себе шею). Но и Сталин собирался заполучить эти проливы (позже мы это увидим)! Опять случайность?

Царская Россия всеми правдами и неправдами пыталась влезть на Средиземное море — и Сталин тоже!

Россия до революции являлась самым антисемитским государством в мире — и Сталин также пытался сделать таковым СССР!

Сталин пошел намного дальше, он вообще своей наглостью превосходил любого русского царя, пожалуй, за исключением Ивана IV.

Так, Российская империя всегда действовала с оглядкой на позицию Великобритании, которая тормозила агрессивные устремления русского самодержавия, заставляя его умерить свои аппетиты. Сталин же (по крайней мере, до июня 1941 — го) чихать хотел на мнение британцев или кого-либо еще (пожалуй, за исключением Германии), он собирался все свои интересы обеспечить путем открытой агрессии, для чего и затевал «Большую войну». На подобную наглость российские императоры практически никогда не отваживались.

Сталин, кроме старых царских колоний, добавил новые, снабдив их для блезиру марионеточными правительствами.

В Российской империи существовал примат православия, то есть если человек — православный, то будь он хоть по отцу — немец, а по матери — эфиоп, он все равно — русский, ибо понятие «русский» в те времена подразумевало вероисповедание, а не национальность. Именно поэтому Карамзин в «Истории государства Российского» не скрывает того факта, что армией Московского княжества на Куликовом поле командовал полоцкий князь Андрей Ольгердович (старший сын великого литовского князя Ольгерда). Азачем скрывать? Князь Андрей — православный, следовательно — наш. Приведу еще один конкретный пример — список военнослужащих русской армии, попавших в плен в ходе Мукденского сражения 1905 года, по национальностям:

«Плененные противником в Мукденском сражении:

— русские — 16.672 человека;

— поляки — 2769 человек;

— евреи — 669 человек;

— татары — 658 человек;

— лютеране — 278 человек».

Всего: 21.100 человек [54, с. 35–36].

А где же украинцы, белорусы, прибалты и лица прочих национальностей?» На самом деле все очень просто: украинцы и белорусы православного вероисповедания вошли в графу «русские», католического вероисповедания — «поляки», прибалты — в графу «лютеране», все некавказские мусульмане — «татары». Нечто подобное затевал министр внутренних дел императора Николая II П.А. Столыпин — ликвидировать понятия «украинцы» и «белорусы» в принципе как самобытные народы и считать их отныне «русскими».

Сталин и здесь пошел дальше русских царей. Он вместо примата православия вводит примат «русского» (в смысле национальности, а не вероисповедания). Так появилась знаменитая 6-я графа в паспорте. Именно со Сталина начался тот националистический психоз, который продолжается в России и поныне.

«Жданов, нынешний человек «№ 2», начал проводить свою (это была политика Сталина. — С.З.) русификаторскую политику. По Москве пошли шутки, произносимые, впрочем, шепотом: «Россия — родина слонов». Действительно, из установок Жданова следовало, что все важнейшие изобретения в мире принадлежат Советам (России. — С.З.), время преклонения перед «гнилым буржуазным Западом» прошло; два грузина в Политбюро — слишком много, Сталин, постоянно подчеркивавший примат русского, с ноября сорок первого (вовсе не с сорок первого. — С.З.), — мог пойти на то, чтобы пожертвовать Берия, вернув его в Грузию» [57, Т. 4, с. 327].

Грузин Джугашвили, как известно, и себя считал «русским» (отсюда и «Сталин»). Ну а то, что он собирался сделать с евреями, не делали в России даже с учетом черносотенных погромов, по крайней мере с XVII века.

Самое главное — Сталин возродил идею «державности». Ленинцы, как мы помним, в упор не видели российскую державности, они проводили социальный эксперимент в интересах пролетариата всего мира, введя понятие «интернационализма».

А теперь вернемся в начало 1920-х. В 1922 году была учреждена должность генерального секретаря ЦК ВКП(б). Поскольку она предусматривала преимущественно административные, а не политические функции (в частности, организацию лечения и ухода за тяжелобольным В.И. Лениным), в апреле 1922 года Пленумом ЦК на этот пост был избран работоспособный Сталин. Тогда эта кандидатура всех устроила. Однако это оказалось грубейшей ошибкой господ большевиков. Сталин построил работу секретариата так, что он стал средоточием всех основных и важнейших вопросов партийной жизни. Вот только интеллект Иосифа Виссарионовича не был таким же могучим, вопреки россказням ретроградов советской закваски.

Самое главное — Сталин стал контролировать политику кадровых перемещений членов ВКП(б) на различных уровнях и осуществлять ее так, как это было выгодно ему. В считанные месяцы Коба из второстепенной фигуры превратился в звезду первой величины советского политического небосклона. Начиная с этого момента он стал готовиться к «большому прыжку» на вершину.

«Анализируя неторопливую, аппаратно-кадровую политику Брежнева, его кошачьи, осторожные подвижки, Андропов понял, что тот работает методами Сталина — поры двадцатых годов, когда все перемещения верных людей в конструировавшейся партийно-государственной Системе осуществляли Каганович и Куйбышев, ведавшие личными листками, хранившимися в оргинструкторском отделе ЦК на Воздвиженке»[57, Т.8, с. 238].

Основным государственным органом страны являлся Совет Народных Комисаров (сокращенно Совнарком или СНК) и его председатель соответственно являлся главой государства. Пока председателем СНК был Ленин, Кобе «ловить», как говорится, было нечего; по сравнению с Ильичом он был откровенно мелок.

Поэтому Сталину не оставалось ничего иного, как терпеливо ждать удобного момента, чтобы устранить это препятствие. Даже если у Ильича с ним возникали разногласия, Иосиф всегда в конце концов соглашался с мнением «самого человечного человека» и в итоге поддерживал его позицию в ходе партийных дискуссий. При этом он не забывал подтягивать поближе к ключевым государственным постам людей из своей команды, которую уже начал формировать. Как позже говаривал товарищ Сталин, ссылаясь на Ленина: «Кадры решают все!» А кадрами-то как раз управлял он.

Ленин раскусил Кобу очень быстро. 25 декабря 1922 года в «Письме к съезду» Ильич писал:

«Товарищ Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью» (Ленин В. И. Полн. Собр. соч., Т. 45, с. 345).

4 января 1923 года Ленин пишет следующее:

«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и общении между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от товарища Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д.» (Там же, с. 346).

«По решению ЦК РКП(б) с ленинским письмом были ознакомлены все делегации 13-го съезда РКП(б), проходившего в мае 1924. Учитывая сложную обстановку в стране, остроту борьбы с троцкизмом, было признано целесообразным оставить Сталина на посту Генерального секретаря ЦК с тем, однако, чтобы он учел критику со стороны Ленина и сделал из нее необходимые выводы» [10].

Таким образом, назревала отставка Кобы с поста генсека. Ленин явно готовился к публичному выступлению по этому поводу, и если бы это произошло, честолюбивым мечтам Сталина на тот момент пришел бы конец, так как Ильич, почти наверняка, как это было всегда, увел бы «общественное мнение» за собой. Но дело в том, что как раз к моменту написания озвученных выше писем, Ленин выступать не мог — он был тяжело болен. Уже в мае 1922 года состояние его здоровья резко ухудшилось. В начале октября он возвращается к работе, 20 ноября 1922 года состоялось его последнее публичное выступление на пленуме Моссовета, но уже 16 декабря следует резкое ухудшение здоровья. В этот момент Ленин находился в неработоспособном состоянии и мог только диктовать письма (указанные выше — из их числа).

Личную ответственность за здоровье вождя Политбюро возложило на генерального секретаря ЦК товарища И.В.Сталина (Джугашвили). В каком состоянии находился в это время Ильич?

«…Как позже вспоминал Бехтерев, во время этой консультации он застал Ленина (в мае 1923 года. — С.З.) «разбитым правосторонним параличом, без речи, без возможности читать, и, видимо, глубоко страдающего от невозможности говорить, но сохранившего в себе надежду найти спасение в медицине». Сложный характер заболеваний сомнений не вызывал, и после завершения осмотра Бехтерев принял участие в обсуждении проводимых Ленину лечебных и восстановительных мероприятий» [46, с. 255–256].

Посмотрим на все с точки зрения Сталина. Ему (как главному ответственному за здоровье вождя) нив коем случае нельзя было допустить, чтобы Ленин «выкарабкался». Во-первых, это был тот самый давно ожидаемый случай убрать препятствие в лице Ильича со своей дороги к абсолютной власти, и грех было бы этот случай упустить. Во-вторых, в случае выздоровления Ленина Сталин почти наверняка «слетает» с поста генсека ЦК — это Коба осознавал ясно, ибо об отношении вождя к себе знал. Делаем логический вывод — Сталин просто обязан был в сложившейся ситуации предпринять определенные действия для того, чтобы придать событиям нужный ход. Какие действия?

«Вскоре больному стало лучше, и он был переведен для дальнейшего лечения в Горки, где состояние его продолжало улучшаться. С помощью Надежды Константиновны Ленин много занимался восстановлением речевых нарушений, учился писать левой рукой. Когда в ноябре того же года Бехтерев нанес ему в Горках второй визит, Ленин самостоятельно ходил и уже произносил практически все слова, хотя и испытывал затруднения в построении фраз. Его состояние значительно улучшилось. Однако по просьбе родных доступ к нему с июля был резко ограничен. Консультация Бехтерева на этот раз оказалась заочной. Она сводилась к советам о дальнейшей тактике лечения» [46, с. 256].

Как интересно, не правда ли? Родственники воспротивились визитам врачей, визитам, которые уже дали положительный эффект! Логичнее предположить, что этим визитам воспротивился главный «смотрящий» за здоровьем вождя.

И тем не менее к ноябрю здоровье Ленина, как мы видим, улучшилось кардинально. Что же происходит дальше?

В январе 1924 года в состоянии здоровья председателя СН К внезапно наступает резкое ухудшение. Надо сказать, что наступило оно очень своевременно для Сталина —16–18 января 1924 года в Москве проходила 13-я конференция ВКП(б), предварявшая 13-й съезд партии (23–31 мая 1924 г.), выступление на конференции выздоровевшего вождя в планы Кобы наверняка не входило. 21 января 1924 года в 18.50 вождь большевиков скончался.

На тот момент Сталин еще не располагал знаменитым впоследствии «чемоданчиком Генриха» (саквояж наркома внутренних дел Г. Ягоды с «продукцией» специальной лаборатории ядов при ОГПУ — НКВД СССР), охрана Ленина также, вероятно, не принадлежала Кобе с потрохами, поэтому нет фактических оснований подозревать, что Ильичу помогли умереть. Но три вопроса все-таки хотелось бы прояснить.

«В дни всенародной скорби после кончины 21 января 1924 В.И. Ленина ЦК партии и Советское правительство получили свыше 1000 телеграмм и писем с просьбой не предавать земле, а сохранить навеки тело Ленина. Утром 22 января профессор А.И. Абрикосов забальзамировал тело для сохранения его до похорон» [10].

Вопрос первый. Каким образом письма (да и телеграммы тоже) в таком количестве могли дойти до «ЦК партии и Советского правительства» за несколько часов преимущественно ночного времени, прошедших от момента смерти вождя до момента его бальзамирования?

Вопрос второй. Письма и телеграммы скорбящего народа — это понятно, но кто конкретно в ЦК предложил (причем ночью, наспех) произвести бальзамирование тела человека, умершего всего несколькими часами ранее?

Вопрос третий. Было ли произведенное в период от момента смерти Ленина до момента бальзамирования вскрытие его тела (для установления причины смерти) квалифицированным и если «да», то каким образом подобное квалифицированное вскрытие можно было осуществить в Горках (ведь забальзамированное утром 22 января 1924 года тело Ленина прибыло в Москву 23 января, где было сразу помещено в Колонный зал Дома Союзов). Когда могли успеть провести это самое «квалифицированное вскрытие»?

Не было ли предложение произвести бальзамирование (причем срочное) попыткой скрыть следы преступления? Здесь мы вступаем в область догадок, поэтому д ля того, чтобы завершить эту тему, в качестве эпитафии умершему вождю приведу отрывок из статьи академика Бехтерева «Человек железной воли», опубликованной в «Ленинградской правде» в траурные дни 1924 года:

«Со смертью Ленина, сошел со сцены не только человек выдающихся способностей, но и человек железной воли. В Ленине именно было сочетание того и другого. Развить почти одному гигантскую пропаганду своих идей среди разброда мыслей в период первой революции, создать партию большевиков железной дисциплины, осуществитьс горстью людей Октябрьский переворот, настоять на необходимости «передышки» во время войны, когда неприятель готов был наступить на горло, и когда, казалось всем, что необходимо вести войну до конца, настоять и провести к жизни новую экономическую политику… смело заявить план электрификации России и приступить к его осуществлению мог… человек только железной воли…»

Со справедливостью такой характеристики скорее всего согласятся как поклонники, так и противники диктатора-революционера.