Глава 36 Последнее слово
Глава 36
Последнее слово
Наступил октябрь. Дожди, сопровождаемые сильным ветром, шли без остановки. Почти каждый день. Приближалась развязка. Вот-вот прокуроры должны были назвать суду сроки, к которым надо приговорить подсудимых. 22 октября 2010-го ближе к вечеру назвали – 14 лет каждому. Через три дня исполнилось ровно семь лет с момента ареста Ходорковского. А еще через неделю…
Ходорковский выступил со своим последним словом. В котором было выражено все, что накопилось и за два года, и за эти семь лет. Без купюр.
– Уважаемый суд! Уважаемые присутствующие! Сегодня для меня очередная возможность оглянуться назад. Я вспоминаю октябрь 2003 года. Последний мой день на свободе. Через несколько недель после ареста мне сообщили, что президент Путин решил: я должен буду «хлебать баланду» восемь лет. Тогда в это было сложно поверить. С тех пор прошло уже семь лет. Семь лет – достаточно большой срок, а в тюрьме – особенно. У всех нас было время многое переоценить и переосмыслить. Судя по смыслу выступления прокуроров: «Дайте им 14 лет» и «Наплюйте на прежние судебные решения», за эти годы меня опасаться стали больше, а закон уважать – еще меньше. <…>
Не хочу сейчас возвращаться к юридической стороне дела. Все, кто хотел что-то понять, – давно всё поняли. Думаю, признания вины от меня никто всерьез не ждет. Вряд ли сегодня кто-нибудь поверит мне, если я скажу, что похитил всю нефть собственной компании. Но также никто не верит, что в московском суде возможен оправдательный приговор по «делу ЮКОСа». Тем не менее я хочу сказать о надежде. Надежда – главное в жизни.
Я помню конец 80-х годов прошлого века. Тогда мне было 25. Наша страна жила надеждой на свободу, на то, что мы сможем добиться счастья для себя и для своих детей. Отчасти надежда осуществилась, отчасти – нет. Наверное, за то, что надежда осуществилась не до конца и не для всех, несет ответственность все наше поколение, в том числе и я. Я помню и конец прошлого десятилетия. Тогда мне было 35. Мы строили лучшую в России нефтяную компанию. Мы возводили спорткомплексы и дома культуры, прокладывали дороги, доразведывали и разрабатывали десятки новых месторождений, начали освоение восточносибирских запасов, внедряли новые технологии – в общем, делали то, чем сегодня гордится «Роснефть», получившая ЮКОС. Благодаря значительному увеличению добычи нефти, в том числе и в результате наших успехов, стране удалось воспользоваться благоприятной нефтяной конъюнктурой. У нас у всех появилась надежда, что период потрясений, смуты – позади, что в условиях достигнутой огромными трудами и жертвами стабильности мы сможем спокойно строить новую жизнь, великую страну.
Увы, и эта надежда пока не оправдалась. Стабильность стала похожа на застой. Общество замерло. Хотя надежда пока живет. Живет даже здесь, в зале Хамовнического суда, когда мне уже без малого 50 лет. С приходом нового президента, а с того времени прошло уже больше двух лет, у многих моих сограждан тоже вновь появилась надежда. Надежда, что Россия все же станет современной страной с развитым гражданским обществом. Свободным от чиновничьего беспредела, от коррупции, от несправедливости и беззакония.
Ясно, что это не могло случиться само собой и за один день. Но и делать вид, что мы развиваемся, а на самом деле стоять на месте и пятиться назад, пусть и под личиной благородного консерватизма, – уже невозможно и просто опасно для страны. Невозможно мириться с тем, что люди, называющие себя патриотами, так отчаянно сопротивляются любому изменению, ограничивающему их кормушки или вседозволенность. Достаточно вспомнить ст. 108 УПК РФ – арест предпринимателей или чиновничьи декларации о доходах. А ведь именно саботаж реформ лишает нашу страну перспектив. Это не патриотизм, а лицемерие. Мне стыдно смотреть, как некоторые, в прошлом уважаемые мной люди, пытаются оправдывать бюрократический произвол и беззаконие. Они обменивают свою репутацию на спокойную жизнь в рамках сложившейся системы, на привилегии и подачки. К счастью, такие – не все, и других всё больше.
Я горжусь тем, что среди тысяч сотрудников ЮКОСа за 7 лет гонений не нашлось тех, кто согласился бы стать лжесвидетелем, продать душу и совесть. Десятки человек испытали на себе угрозы, были оторваны от родных и близких, брошены в застенки. Некоторых пытали. Но, теряя здоровье и годы жизни* люди сохранили то, что сочли для себя главным, – человеческое достоинство. Те, кто начинал это позорное дело – Бирюков, Каримов и другие, – тогда презрительно называли нас «коммерсантами», считали быдлом, готовым на все, чтобы защитить свое благополучие, избежать тюрьмы. Прошли годы. Кто оказался быдлом? Кто ради денег и из трусости перед начальством врал, пытал, брал заложников? И это они называли «государевым делом»!
Стыдно. Мне стыдно за свое государство.
Ваша честь, я думаю, мы все прекрасно понимаем: значение нашего процесса выходит далеко за пределы наших с Платоном судеб, и даже судеб всех тех, кто безвинно пострадал в ходе масштабной расправы над ЮКОСом, тех, кого я оказался не в состоянии защитить, но о ком я не забываю, помню каждый день. Спросим себя: что сегодня думает предприниматель, высококлассный организатор производства, просто образованный, творческий человек, глядя на наш процесс и полагая абсолютно предсказуемым его результат? Очевидный вывод думающего человека страшен своей простотой: силовая бюрократия может все. Права частной собственности нет. Прав у человека при столкновении с «системой» вообще нет. Будучи даже закрепленными в законе, права не защищаются судом. Потому что суд либо тоже боится, либо является частью «системы». Стоит ли удивляться, что думающие люди не стремятся к самореализации здесь, в России? Кто будет модернизировать экономику? Прокуроры? Милиционеры? Чекисты? Такую модернизацию уже пробовали – не получилось. Водородную бомбу, и даже ракету, сделать смогли, а вот свой хороший, современный телевизор, свой дешевый, конкурентный, современный автомобиль, свой современный мобильник и еще кучу современных товаров – до сих пор не можем. Зато научились красиво демонстрировать производимые у нас чужие, устаревшие модели и редкие разработки российских изо – бретателей, которые если и найдут применение, то не у нас, за границей.
Прав у человека при столкновении с «системой» вообще нет. Будучи даже закрепленными в законе, права не защищаются судом. Потому что суд либо тоже боится, либо является частью «системы».
Что случилось с прошлогодними президентскими инициативами в области промышленной политики? Похоронены? А ведь они – реальный шанс слезть с сырьевой иглы. Почему похоронены? Потому что для их реализации стране нужен не один Королев, и не один Сахаров под крылом всемогущего Берии и его миллионного войска, а сотни тысяч Королевых и Сахаровых, защищенных справедливыми и понятными законами и независимыми судами, которые дадут этим законам жизнь, а не место на пыльной полке, как в свое время Конституции 1937 года. Где эти Королевы и Сахаровы сегодня? Уехали? Готовятся уехать? Опять ушли во внутреннюю эмиграцию? Спрятались среди серых бюрократов, чтобы не попасть под каток «системы»? Мы, граждане России, патриоты своей страны, можем и должны это изменить. Как сможет Москва стать финансовым центром Евразии, если наши прокуроры в публичном процессе прямо и недвусмысленно, как 20 и 50 лет назад, призывают признать стремление к увеличению производства и капитализации частной компании преступно-корыстной целью, за которую надо сажать на 14 лет?
<…> Страна, которая мирится с тем, что силовая бюрократия в своих интересах, а вовсе не в интересах страны, держит по тюрьмам – вместо и вместе с преступниками – десятки, если не сотни тысяч талантливых предпринимателей, управленцев, простых граждан, – это больная страна. Государство, уничтожающее свои лучшие компании, готовые стать мировыми чемпионами, государство, презирающее своих граждан, доверяющее только бюрократии и спецслужбам, – больное государство.
Надежда – главный движитель больших реформ и преобразований, залог их успеха. Если она угаснет, если сменится глухим разочарованием – кто и что сможет вывести нашу Россию из нового застоя?
Я не преувеличу, если скажу, что за исходом этого процесса следят миллионы глаз по всей стране, по всему миру. Следят с надеждой, что Россия все-таки станет страной свободы, где закон будет выше чиновника. Где поддержка оппозиционных партий перестанет быть поводом для репрессий. Где спецслужбы будут защищать народ и закон, а не бюрократию от народа и закона. Где права человека не станут больше зависеть от настроения царя. Доброго или злого. Где, наоборот, власть будет зависеть от граждан, а суд – только от права и Бога. Хотите – называйте это совестью. Я верю, так – будет. Я совсем не идеальный человек, но я – человек идеи. Мне, как и любому, тяжело жить в тюрьме и не хочется здесь умереть. Но если потребуется – у меня не будет колебаний. Моя Вера стоит моей жизни. Думаю, я это доказал. А ваша, господа оппоненты? Во что вы верите? В правоту начальства? В деньги? В безнаказанность «системы»?Я не знаю. Вам решать.
Я совсем не идеальный человек, но я – человек идеи. Мне, как и любому, тяжело жить в тюрьме и не хочется здесь умереть. Но если потребуется – у меня не будет колебаний. Моя Вера стоит моей жизни.
Ваша честь! В ваших руках гораздо больше, чем две судьбы. Здесь и сейчас решается судьба каждого гражданина нашей страны. Тех, кто на улицах Москвы и Читы, Питера и Томска, иных городов и поселков рассчитывает не стать жертвой милицейского беззакония, кто завел свой бизнес, построил дом, добился успеха и хочет, чтобы это досталось их детям, а не рейдерам в погонах, – наконец, тех, кто хочет честно исполнять свой долг за справедливую зарплату, не ожидая ежеминутно, что будет под любым предлогом уволен коррумпированным начальством. Не в нас с Платоном дело, во всяком случае – не только в нас. Дело в надежде для многих наших сограждан. В надежде на то, что суд завтра сможет защитить их права, если каким-то очередным бюрократам-чиновникам придет в голову эти права нагло и демонстративно нарушать.
Ваша честь, я знаю, есть люди (я называл их в процессе), которые хотят оставить нас в тюрьме. Оставить навсегда! В общем, они это не скрывают, публично напоминая о существовании «вечного» «дела ЮКОСа». Потому что хотят показать: они выше закона, они всегда добьются того, «что задумали». Пока добились обратного: из нас – обычных людей сделали символ борьбы с произволом. Это не наша заслуга. Но им необходим обвинительный приговор, чтобы не стать «козлами отпущения». Я хочу надеяться, что суд с честью выдержит их психологическое давление. А давление будет. Мы все знаем, как и через кого оно будет происходить. Я хочу, чтобы независимый суд стал реальностью и буднями моей страны, чтобы слова о «самом справедливом суде в мире», рожденные в «совке», перестали столь же иронично звучать сегодня. Чтобы мы не оставили в наследство нашим детям и внукам опасные символы тоталитарной системы. Ваша честь, я готов понять, что вам очень непросто, может быть, даже страшно, и желаю вам мужества. Все понимают, что ваш приговор по этому делу – каким бы он ни был – станет частью истории России. Более того, он ее будет формировать для будущих поколений. И вы это понимаете лучше других. Все имена останутся в истории – и обвинителей, и судей – так же, как они остались в истории после печально известных советских процессов. Ваша честь, у меня все.
Когда Ходорковский окончил, все молчали. Несколько секунд. Оторопь – ничего не сказать. В зале было оцепенение. У каждого присутствующего оборвалось что-то внутри…
Выдержав паузу, хотя по закону судопроизводства мог и не выдерживать, судья поинтересовался у Лебедева, будет ли тот что-то говорить и, получив ответ: «Свое последнее слово я скажу в другом месте и в другом суде», объявил:
– Дата оглашения приговора 15 декабря…
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКДанный текст является ознакомительным фрагментом.
Читайте также
Последнее слово Андрея Синявского
Последнее слово Андрея Синявского Мне будет довольно трудно говорить, так как я не рассчитывал, что сегодня будет последнее слово, мне сказали, что в понедельник, и я не подготовился. Но еще труднее – в силу определенной атмосферы, которая здесь достаточно ощутима. Доводы
Последнее слово Юлия Даниэля
Последнее слово Юлия Даниэля Я знал, что мне будет предоставлено последнее слово, и я думал над тем, отказаться ли мне совсем от него (я имею на это право) или ограничиться несколькими обычными формулировками. Но потом я понял, что это не только мое последнее слово на этом
Последнее слово
Последнее слово Вероятно, я должен закончить примерно так:В ходе конференции появилось ощущение литературной среды. Чувство многообразного и противоречивого единства. Реальное представление о своих возможностях…Так и закончу.Прощай, Калифорния! Прощай, город ангелов,
25. Их последнее слово
25. Их последнее слово Лейб— фотограф Гитлера Гофман, о котором я уже писал, процветает. Через свою новую помощницу -пышную, пикантную блондинку с васильковыми глазами, успешно подвизающуюся на одном из амплуа покойной Евы Браун, он бойко торгует из-под полы фотографиями
Самое последнее слово цивилизации
Самое последнее слово цивилизации Да, в Европе собирается нечто как бы уж неминуемое. Вопрос о Востоке растет, подымается, как волны прилива, и действительно, может быть, кончится тем, что захватит все, так что уж никакое миролюбие, никакое благоразумие, никакое твердое
Не последнее слово
Не последнее слово Такая история. Почти ископаемый случай в человеческом бытии. Можно предположить: похожих Тупиков рождалось в прошлом немало. За триста лет от Никона и Петра тайга поглотила множество всяких скитов, хижин, могильных крестов. Но одно дело – давнее,
Последнее слово
Последнее слово – Представьте себе такую ситуацию, – говорю я. – В России почти сто процентов населения отвергли постсоветизм, западнизацию, глобализацию. Почти все они настаивают на реставрации коммунизма. Запад неспособен этому помешать. Все прочее человечество
Последнее слово Михаила Ходорковского
Последнее слово Михаила Ходорковского Второго ноября Михаил Ходорковский произнес свое последнее слово.Когда я читала более ранние его тексты, признаться, у меня было желание пройтись по ним суровой рукой редактора.Но он писал все лучше и лучше, и больше мне здесь делать
Глава 36 Последнее слово
Глава 36 Последнее слово Наступил октябрь. Дожди, сопровождаемые сильным ветром, шли без остановки. Почти каждый день. Приближалась развязка. Вот-вот прокуроры должны были назвать суду сроки, к которым надо приговорить подсудимых. 22 октября 2010-го ближе к вечеру назвали – 14
Последнее слово обвиняемых
Последнее слово обвиняемых «Слово разрушает бетон» Надежда Толоконникова Tuesday, August 14th, 2012 По большому счету текущий процесс идет не над тремя вокалистками группы «Pussy Riot», если бы это было так, то речь здесь не имела бы абсолютно никакого значения. Это процесс над всей
Последнее слово Михаила Ходорковского
Последнее слово Михаила Ходорковского Свои блистательные лекции о нефтодобыче и особенностях ОЗ Михаил Ходорковский читал до конца апреля. При неизменно полном зале и поддержке публики. Судья слушал внимательно, вздыхал и постоянно делал записи.А среди тех, кто следил
Последнее слово в деле Эдалджи
Последнее слово в деле Эдалджи «Дэйли телеграф»26 января 1907 г.Милостивый государь!Трудно сейчас назвать вопрос, с которым мне не пришлось бы столкнуться при написании основной статьи и в ходе последовавшей затем переписки. Я утверждаю, что каждый из этих вопросов был
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО Г. Д-РУ АСКОЧЕНСКОМУ
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО Г. Д-РУ АСКОЧЕНСКОМУ По характеру своему провинциальная литература делится на три главные рода: 1) обличительную (или искусство против начальства), 2) благонамеренную (искусство за начальство) и 3) пасторальную или армейскую (искусство для барышень и барынь)
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО Судебные преследования людей за высказывания или взгляды напоминают мне средневеко-вье с его «процессами ведьм» и индексами запрещенных книг. Но если средневековую борьбу с еретическими идеями можно было отчасти объяснить религиозным фанатизмом, то