Глава 2 Школа

Глава 2

Школа

…Всего этого, конечно, могло и не быть. Или быть – но совсем иначе, нежели чем теперь вспоминают пожилые учителя про школьные годы нашего героя. По прошествии лет у них, конечно, другой взгляд на вещи, многое забывается, смещается, события интерпретируются по-своему… И имея в виду например, Ходорковского, не исключено, что они говорят совсем о другом ученике и чужом поступке… Но напирают, что «это был именно» Ходорковский. И вспоминают о нем так, что у объекта этих воспоминаний могут встать волосы дыбом при прочтении этих строчек. И у его одноклассников могут встать волосы дыбом. «Потому что все было по-другому, и не так, и даже совсем не так… И вообще…».

А вообще мне кажется, что при всем перечисленном выше, что-то в этих воспоминаниях – пусть многое и «не так» – есть трогательное. Во всяком случае, безобидное точно. А учителей можно простить…

Итак. Ходорковский учился в «А» – классе 277-й московской школы, что на ВДНХ, недалеко от кинотеатра «Космос», куда класс порой табуном убегал с последнего урока, будучи уже в старшей школе, конечно… Учителя говорят, что убегал и Ходорковский. Одноклассники – что как раз Ходорковский никуда не убегал и оставался на уроке…

Еще про Ходорковского учителя говорят, что у него «уже тогда» были «особые организаторские способности». Вот вспоминают, как в 8-м классе в школе проходил «интеллектуальный марафон». Ученики командами переходили из кабинета в кабинет, где получали то или иное задание. Все прошло вроде бы здорово…

– Но вот Мише так не показалось, – говорит классный руководитель Ходорковского Екатерина Васильевна Мелешина. – Во всяком случае, по его серьезному лицу я подумала, что у него что-то случилось. Подошла к нему: «Что такое, Миш?». А он: «Как что? Кто так организовывает марафон?». – «Но ведь ребятам вроде было интересно». – «Вот именно что «вроде». Этой толчеи у дверей могло и не быть! Ну почему народ столпился, спрашивается? Ор, шум, гам, все не знают куда себя деть. Почему толпа такая, когда целый класс свободен? Ну, Екатерина Васильевна, ну… Надо было часть народа пустить туда, часть здесь поставить…

Результат – учителя порой приходили в замешательство. Учительница истории Людмила Павловна Бельчик отмечает, что, мол, на все праздники Ходорковский «дарил цветы» всему дамскому коллективу, покупал книги в ее, исторички, школьную библиотеку, провожал до дома биологичку, которая была в положении – нес ей авоськи с тетрадями… Ну и конечно, его за это и за многое другое «чертовски любили» и даже «испытывали к нему трепет». Причем как учителя, так и одноклассники. Последних он «не раздражал». А девочки в придачу еще назвали его «главный рыцарь нашего класса». Правда, наш герой всего этого не помнит. Как и того, что включал будто бы на переменах в радиорубке Штрауса и Высоцкого… «Рыцарем класса», оказывается, был совсем другой мальчик, а в радиорубке – это уже со слов одноклассников – никакого Штрауса, а уж тем более Высоцкого включать не могли. Песни в радиорубке врубали как правило из серии – «Мы вам честно сказать хотим – на девчонок мы больше не глядим»…

Из всего, что говорят учителя, наш герой не отрицает лишь того, что со школьных лет подрабатывал. В булочной, а потом – когда уже поступил в институт – дворником…

Почему пошел работать еще в школе? Согласитесь, трудно человеку, чьи родители были в лагерях, ответить на вопрос, почему он стал правозащитником. Так и Ходорковскому, родители которого всю жизнь трудились на заводе. Впрочем, как и родители не одной сотни детей из этой школы. Они, эти родители, вечно зарабатывали, вечно куда-то не успевали, спешили, падали с ног от усталости. Его с трех лет научат стоять в магазинных очередях. Все просто: мама встанет в одну очередь, а его поставит в другую. А он, чтобы никто не подумал, что мальчик просто так стоит, впритык прижимался к ногам какой-нибудь тетеньки или дядечки, и делал вид, что с родителем.

Вообще, в этой школе почти все были из простых семей. Почти у всех перед глазами пример родителей. Кстати, его родители не то, чтобы не казали носа в школу, но свойственным «предкам» давлением – «а что у нашего по математике, а что по химии, учтите, мы идем на химфак!» – учителей не отягощали. Считали: какую оценку получил, такую и заслужил. Ходорковский получал пятерки и четверки. Не сказать, что ему особо нравились все предметы. Пожалуй, разве что химия и физика. Ко всему остальному относился «с уважением». Иногда, впрочем, увлекался и улетал далеко и надолго. Его, например, могли сильно заинтересовать герои Рима, древнегреческие мифы и прочее. И порой он даже «использовал» в своем лексиконе древнегреческую лексику. «Чтой-то в классе такой бардак? Авгиевы конюшни, что ли?..». Так вспоминает историчка. А он вот этого не помнит…

А историчка помнит, что к определениям «умничка, чистенький, опрятный, одет всегда с иголочки» в его адрес в школе постепенно добавилось еще и «любознательный», «душевный» и «прагматичный». С ним, говорят, всегда хотелось советоваться «даже по каким-то педагогическим вопросам». Вот у них классе был мальчик-заика. Отвечал на уроках с трудом. Мучился и он, и слушающий все это учитель. А не спрашивать нельзя – учебный процесс. И Ходорковский этому учителю якобы говорит: «Не спрашивайте его на уроках, давайте ему письменные задания, он вам письменно ответит». Но учитель решил действовать своим методом – просто как можно больше разговаривала с учеником-заикой в неурочное время на всякие отвлеченные темы, и ребенок расслабился, перестала стесняться недуга при ответах, перестала мучиться и педагог. «Действительно, это результативней, чем письменные задания давать», – якобы одобрял Ходорковский. «И не возникало у меня никогда желания отрезать: «Я сама разберусь. То же мне советчик…», – говорит теперь учительница истории. – Почему-то мне, взрослому человеку, очень важно было его мнение. Вот мы с ним садимся за стол – он с одной стороны, я напротив. И просто разговариваем. Он мне аргументы, я ему аргументы. С ним всегда надо было так разговаривать. Ни в коем случае не давить, не говорить тоном, не терпящим возражений, как многие учителя делают. Он от этого отшатывался. Ему надо было объяснять свою позицию, разбирать его точку зрения, указывать на наши совместные ошибки, анализировать… Он только на аргументы подсаживался».

Еще учителя говорят, что к концу школы за Ходорковским закрепилось определение «лидер». Его слушали. К соответствующему выводу педагогический состав пришел, обнаружив однажды такую картину в школьном коридоре. Пыхтя, на полу дрались двое старшеклассников, а склонившийся над ними Ходорковский пытался их разнять. В итоге разнял, развел в разные стороны и устроил разъяснительную беседу. Как ни странно – слушали…

Впрочем, одноклассники говорят, что никого Ходорковский не разнимал, а дрался даже иногда и сам…

Ну и наконец, учителя вспоминают, что в его классе кто-то из ребят поднял тему национальностей и разбирал в этой связи каждого одноклассника: «тот еврей, тот мордва, а тот вообще татарин». Говорят, Ходорковский беседу пресек: «Какая разница, кто какой национальности? Главное не это. У меня вообще, если хотите знать, в семье интернационал. И что дальше?». Тема национальностей в классе больше не поднималась…

В общем, как-то вот так. Но наш герой говорит, что многого из этого не помнит, а что помнит – было «не так»…