Глава 18 Отношение к предательству

Глава 18

Отношение к предательству

– Мам, что ты нападаешь? Человек слаб. Ну, бывает… Запугали… Ну, надо войти в положение. Они не предатели, человека тоже надо понять: боится, и совершено справедливо, за семью, за себя…

Так он будет говорить маме каждый раз во время встреч в СИЗО и колонии. Пройдет год, два, три, восемь лет, а он своего отношения к этому не изменит. Мама, Марина Филипповна, будет каждый раз переживать: и тот предал, и тот, и третий, и четвертый… Мама будет употреблять именно слово «предатель», он маму будет каждый раз поправлять: «Не предатель, боится просто». И то, что каждый из нас понимает именно как предательство, он будет называть иначе.

– Я бы всех поубивала! А он – нет. Никого не осуждает. Я ему иногда говорю на свиданиях: «Я бы всех этих свидетелей убила, типа Голубовича, Анилиониса…» Он мне говорит: ну что ты, мам, вот этот человек (свидетель на процессе, например) соврал – ну, боится… Бывает. Ну, запугали его, он и наговорил там что-то… То есть он всех пытается понять. Миша просто стал мягче. Не озлобился. А я бы их… – горячится Марина Филипповна.

Рецепт Ходорковского на этот счет – учиться понимать и прощать. Чем глубже влезаешь в чужую шкуру – тем сложнее осуждать и проще прощать, говорит он и называет это «мой рецепт выживания». И действительно – может быть, когда не думаешь о количестве предавших, и более того – пытаешься их понять, – может быть, это и помогает остаться человеком, не сломаться?..

– А я бы их всех пустил на порог, – подыгрывая какой-то мотив на гитаре и «зля» жену свою, кидает Борис Моисеевич Ходорковский. – А что, жалко, что ли?.. Пусть Лужков приходит… (разговор происходит осенью 2010-го, как раз в период отставки Лужкова). – Пусть приезжает к нам… – Борис Моисеевич продолжает тренькать на гитаре.

– Я бы еще подумала! – замечает Маша. Так он ее зовет.

– Ну, а что, жалко, что ли, – продолжает он злить Машу. Игру она вскоре раскусывает и машет на него рукой…

Чем глубже влезаешь в чужую шкуру – тем сложнее осуждать и проще прощать, говорит он и называет это «мой рецепт выживания».

При внешнем сходстве с матерью – сдержанность, закрытость, на первый взгляд кажущаяся надменность – Ходорковский, конечно, пошел в отца, хоть и не играет и никогда не играл на гитаре, не сочинял песен и стихов. Сходство – в умении прощать и не помнить причиненного тебе зла. То же самое касается предательства, отношение к которому у отца и сына одинаковое – «все может быть с человеком». Хоть Борис Моисеевич и гораздо эмоциональнее сына, но, как и он, не очень порядочные человеческие проявления по отношению к себе и к своей семье всегда сглаживает, дает человеку шанс, пытается человека понять, какое бы зло тот ни принес…

Так что он не то чтобы привык за эти годы к предательствам (их, кстати, как ни удивительно, оказалось немного) – он просто не воспринимал их как предательство и постоянно повторял маме:

– Человека надо понять, все может быть…