Глава LXXVI Армида[156]
Глава LXXVI Армида[156]
Лужайка имела заброшенный вид. Восточная ее сторона метров на двадцать заросла мхом, и эта лысая полоса тянулась до самых гаражей. Южную оконечность заглушит клевер. А трава с трудом пробивалась между деревьями, кустами, маргаритками, пучками мха и грязью.
Тут росли даже папоротники.
И было много утиного помета, который нужно было осторожно обходить, чтобы ноги в резиновых ботах не поехали по скользкой грязи. Он устал. У него даже лицо покраснело от усилий. И трудно было долго держать мотыгу. Ему с грехом пополам удавалось вонзить ее в землю и нажать на рукоятку, но выворотить и поднять тяжелый пласт он уже не мог — рот тотчас наполнялся свежей кровью. И губы сразу становились багряными, как полевой шпат в арденнских лесах или старинная гемма, погруженная в воду. Это был не человек. Это был клоун. Он вытаскивал носовой платок. Вытирал покрасневшие губы и нос. И шел к реке — передохнуть, присесть на низенькую холодную каменную изгородь над черными лодками. Он сидел и смотрел на бесконечно текущую воду. Вода увлажняла низ его штанов и постепенно добиралась до ягодиц. Тогда он шел обратно. Разводил костер. Читал. И так вот, читая и слегка покашливая, однажды умер. Спустившись в царство теней, он случайно наткнулся на Ариосто[157], которого хорошо знал и был счастлив увидеть снова. Он взял его за руку. И спросил:
— А где же Тассо[158]?
Тогда Ариосто привел его к Тассо. Он взял его за руку. Сжал его руку. И сказал:
— Я хотел бы увидеть Армиду.
Но сначала Тассо проводил его к Джамбаттисте Люлли[159], а уж тот повел его к Армиде. Однако, едва завидев его, она отвернулась. Потом быстро взглянула на него через плечо и знаком велела следовать за ней. Он пошел следом. Она шла торопливо. Внезапно Армида споткнулась о чей-то труп. И тотчас искромсала его на части. Затем прикрыла останки доспехами Рено. Тем самым она засвидетельствовала его смерть. Сделав это, она спустилась на берег Оронта. Там была привязана черно-красная лодка, мягко касавшаяся берега при всплеске каждой волны. Она сказала ему:
— Теперь вы поймете, что я должна забыть мертвеца, которого искромсала на части.
В густой траве пестрело около десятка цветов, один прекрасней другого. Она прошла через луг. Приблизилась к воде. Встала на одно колено. Наклонилась. Вгляделась в свое отражение. И в мечтательном забытьи повторяла, не слыша самое себя:
— Я должна забыть этого мертвеца, которого любила когда-то. Лицо, отраженное в этой быстротекущей воде, это лицо женщины. Но что может быть прекрасней тела мужчины, живущего в тот миг, когда он желает ее?
По правде говоря, богини больше любят края, нежели приключения, больше любят приключения, нежели любовные объятия, больше любят любовные объятия, нежели мужчин.