Глава 5

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 5

- Вы знаете, что творится у нас в Чечне, - говорил Бараев в среду, 23 октября, поздно вечером, стоя на сцене театрального центра на Дубровке.

Неправда - они не знали. Для большинства россиян война не существует, идет где-то далеко, на окраинах империи, за - как казалось - хорошо охраняемыми границами Чеченской Республики, напоминающей концлагерь за колючей проволокой. Мало кого волновало, что там происходит внутри.

Особенно равнодушны жители Москвы, богатой, сытой, полной развлечений, кино, театров и ночных клубов, отделенной от войны двумя тысячами километров, охраняемой милицейскими постами и окруженной кольцом военных баз. Это почти виртуальная война - короткие кадры в теленовостях раз в неделю. Плюс уверения властей о том, что в Чечне становится все спокойнее. Москва, десятимиллионная столица новой сверхдержавы, создаваемой президентом Владимиром Путиным, абсолютно равнодушна к тому, что происходит у подножий Кавказа. Редкие антивоенные демонстрации собирают несколько десятков человек, хотя опросы и исследование общественного мнения показывают, что большинство россиян высказывается за мирные переговоры. А в это время житель Чечни, просыпаясь в своей постели, никогда не знает, удастся ли ему прожить еще один день. Впрочем, дни не так страшны, страшнее всего ночи. С темнотой приходит страх, не вломятся ли в дверь люди в масках из эскадронов смерти.

- Необычайно высок с обеих сторон конфликта уровень ненависти, - утверждает Олег Орлов из московского «Мемориала», организации правозащитников, которая занимается преступлениями сталинизма и преступлениями, совершаемыми в ходе войны в Чечне. - Причем так называемая вторая чеченская война значительно более жестока, чем-то, что там происходило раньше.

Казалось, что уже во время первой войны, с декабря 1994 года по сентябрь 1996 года, россияне использовали все методы укрощения строптивой кавказской республики - карательные экспедиции и акции усмирения, солдаты, прочесывающие дом за домом и убивающие жителей за сопротивление или вообще без всякого повода, ежедневные массированные артобстрелы Грозного и сел, а также печально знаменитые фильтрационные лагеря. По разным оценкам, во время первой чеченской войны погибло несколько десятков тысяч гражданского населения Чечни и около пятнадцати тысяч солдат (официально Министерство обороны дает цифру в три раза меньше). Жизнь в той Чечне была адом. Но начало второй кампании доказало, что российские солдаты и чеченские сепаратисты не показали еще всей своей зверской жестокости. Трудно описать словами то, что стало твориться на территории республики во второй половине 1999 года.

- До начала первой чеченской войны россияне относились к чеченцам без злобы и ненависти, - говорит Орлов. - Когда осенью 1999 года началась вторая чеченская война, общество буквально пропиталось страшной ненавистью к жителям Чечни.

Причин тому было много, все начиналось задолго до военной кампании на Кавказе.

Сразу же по окончании первой чеченской войны в 1996 году чеченцев стали считать чуть ли не средневековыми работорговцами. Не проходило месяца, чтобы на Кавказе не захватили известного журналиста или иностранца, за освобождение которых требовали один - два миллиона долларов выкупа. Случалось такое и с поляками. Под конец 1997 года были захвачены пять человек: Марек Кужинец, Павел Хойнацкий, Кшиштоф Галиньский, Доминик Пясковский, Марцин Тиеле. Через два года невольницами стали двое ученых: Зофья Фишер-Малиновская и Ева Мархвиньская-Вырвал.

В руки чеченских бандитов попадали не только известные люди, но и простые россияне. Захватывали строителей, инженеров, учителей и солдат. О них сообщали редко. И вообще не упоминали о том, что работорговцы - это чаще всего многонациональные банды, состоящие не только из бывших чеченских партизан, но и из жителей соседних республик, которые похищают и самих чеченцев, а также жителей Дагестана, Ингушетии или Грузии.

Заложники содержались в ужасающих условиях - в темных погребах домов или просто в ямах, вырытых в земле, под открытым небом, с решеткой вместо крыши, независимо от погоды и времени года. Многое зависело от стоимости заложника, от ожидаемого выкупа. Хозяева кормили своего невольника один раз в день, а то и раз в несколько дней. О мытье и говорить нечего. Заложников били и травили собаками. Иногда измывались и более изощренными способами. Я слышал историю семидесятичетырехлетнего старика, который провел год в вырытой в земле яме и весь год почти не спал, подремывал, боялся заснуть. Из стены ямы торчал кусок газопровода. Газ иногда был, иногда нет, и старику приходилось сторожить со спичками в руках, чтобы вовремя зажечь газовый факел, - если бы он уснул, мог погибнуть, так как метан тяжелее воздуха. В 2002 году был освобожден один россиянин, который, будучи невольником, работал на своих чеченских «господ» тридцать лет. Его семья давно считала погибшим.

Французский фоторепортер Брис Флетьо, который провел в неволе восемь месяцев в конце 1999 - начале 2000 года, психически не выдержал пережитого и через несколько недель после возвращения в Париж покончил с собой.

С ужасом в голосе произносились имена самых жестоких охотников за людьми. Одним из самых кровавых был Арби Бараев, дядюшка Мовсара, предводителя террористической операции на Дубровке. Арби прославился на весь мир в 1998 году, когда его люди захватили четырех инженеров лондонской фирмы Грэнджер Телеком. Трое британцев - Дарен Хикки, Питер Кеннеди и Руди Петши и новозеландец Стэнли Шоу - монтировали в Грозном систему мобильной связи. Их выкрали, несмотря на мощнейшую охрану. По невыясненным до сих пор причинам (скорее всего, британцы отказались платить выкуп), через три месяца все были зверски убиты. Однажды утром в начале декабря 1998 их отрубленные головы нашли в снегу у дороги, ведущей в Ингушетию.

Чеченские торговцы живым товаром, желая заставить семьи заложников платить выкуп, часто отрубали жертвам пальцы, изощренно избивали и измывались над ними. Иногда убивали, если «цена» заложника была невелика - семья была слишком бедной и не могла собрать достаточно большой суммы. Тем самым они заставляли семьи других заложников как можно быстрее собирать деньги. Каждое убийство записывалось на видеокассету. Выстрел в висок - наиболее гуманный способ убийства заложника, который можно увидеть в таких фильмах. Чаще всего связанного человека бросали на землю и, как барану, перерезали горло. Фонтаном била кровь, а несчастный медленно умирал, еще несколько минут содрогаясь в конвульсиях. Иногда голову пленника отрубали обычным топором. На одной из кинопленок видно, как вооруженный бородач отрубает голову старику со связанными за спиной руками. Слышен глухой удар топора. Когда голова уже отделяется от тела, камера с близкой точки показывает искривленное лицо старика с мертвым, разверзнутым в крике ртом.

Неприязнь россиян к чеченцам росла со дня на день. В 1999 году ее умело подогревали спецслужбы, которые собрали материалы об убийствах и преступлениях похитителей людей. Фильм несколько раз показали по телевидению. Поводом к нарастанию ненависти послужили также два значительных события, случившихся во второй половине того же года. В начале августа Шамиль Басаев со своим арабским приятелем, добровольцем и партизанским командиром Хаттабом, и несколькими тысячами партизан напал на Дагестан. Оба последователя радикального, воинствующего исламизма, называемого в России ваххабизмом, мечтали воплотить в жизнь провозглашаемую ими идею великого исламского государства, халифата от моря до моря - от моря Черного до моря Каспийского.

Атака ваххабитов была шоком для российского общества и породила резкую радикализацию настроений. Одно дело кипящий чеченский котел, из которого сепаратисты «не выливаются» за границы республики, и совсем другое - прямое нападение на Россию. Власти, которые, несомненно, были в курсе подготовки к нападению, умело подогревали страх. Сделать это было нетрудно, поскольку Басаев, готовя набег, рассчитывал на взрыв исламского восстания в Дагестане и бахвалился, что скоро его отряды появятся в предместьях Москвы, а халифат, созданный после победы над неверными, будет государством, живущим по законам Корана. Среди его бойцов было много радикальных исламистов из арабских стран.

- Уже тогда было ясно, что обе стороны конфликта трактуют друг друга с невиданной жестокостью, - утверждает Орлов. - Известен случай, когда люди Басаева взяли в плен группу рядовых срочной службы, простых солдат, а потом зверски их казнили - перерезали горло. Во время первой чеченской на месте убивали только ненавистных «контрактников», солдат, которые добровольно пошли на войну и подписали контракт. Чеченцы называли их наемниками; они прославились своей жестокостью.

Несмотря на поражение, которое потерпел Басаев, ситуация не успокоилась. В сентябре 1999 года, с разницей в несколько дней, взлетают на воздух два жилых дома в Москве и один - в Волгодонске, на юге России. Гибнет больше тысячи людей. По мнению многих наблюдателей, нельзя исключить, что к этим взрывам приложили руку российские спецслужбы, но тогда для большинства россиян это не имело значения. Общественное мнение единодушно признало, что это сделали чеченцы. Почти семьдесят процентов россиян высказалось за войну, которую объявил недавно назначенный премьер Владимир Путин. Формально власти не использовали слова «война», это должно было стать «контртеррористической операцией, направленной на восстановление конституционного порядка в республике», но все и так понимали, что имелось в виду.

Операция в Чечне и его решительная позиция принесли Путину небывалую популярность и обеспечили победу на президентских выборах. Именно тогда Путин произнес известную фразу: «Мы будем мочить их в сортире».

Войска, которые с таким благословением вошли в Чечню, жаждали крови и реванша.

- Удалось создать ужасающий образ врага, - говорит Орлов. - Конечно, в этом виновен не только Кремль, но и сами чеченцы и чеченские власти, которые ничего не сделали для того, чтобы пресечь преступность и прекратить хаос. Напротив, они позволили Чечне стать гнездом бандитизма, сделали ее «государством», наполовину конфессиональным, где приговоры выносили по суду Корана и проводили публичные казни - расстрелы и порку. Так или иначе, пропаганда сделала свое дело - российская армия входила в Чечню, как на вражескую территорию, и вела себя, как пристало оккупационным войскам. Солдаты-срочники во время второй чеченской войны часто вообще не имели понятия, где они находятся. Им приказали идти на врага, и врагом было для них население Чечни. Все. Без исключения.

Таким образом, в Чечне перестали считаться с какими бы то ни было принципами и конвенциями ведения войны. Самолеты бомбили жилые дома, больницы, школы. Артиллерия проводила массированные обстрелы любой местности, где оказывалось сопротивление армии. В течение многих недель осады Грозного, когда на город ежедневно обрушивались тысячи артиллерийских снарядов, гражданское население (по некоторым данным, от пятнадцати до пятидесяти тысяч жителей) практически не имело возможности ни выйти из осажденного города, ни обеспечить себя водой и продуктами питания. Дело доходило до трагических инцидентов - солдаты обстреливали из автоматов колонны гражданских лиц и автобусы с беженцами. И нередко это вовсе не было случайностью. На территориях, перешедших под контроль федеральных властей, начались убийства, грабежи и пресловутые зачистки.

Свидетельством тому, как российская армия видит чеченский народ и как собирается с ним поступать в ближайшем будущем, явился приказ бывшего в то время командующим федеральных сил на Северном Кавказе генерала Виктора Казанцева.

11 января 2000 года он отдал подчиненным ему соединениям приказ «мужчин в возрасте от десяти до шестидесяти лет беженцами не считать». Генерал требовал, чтобы мужчин этого возраста «задерживали и доставляли на фильтрационные пункты для тщательной проверки их возможного участия в бандформированиях».

- Наша мягкосердечность привела к множеству ошибок, -заявил генерал, когда раздались голоса протеста против того, что российская армия воюет с детьми. Российское командование стало объяснять свои решения тем, что даже маленькие, двенадцати-тринадцатилетние дети могут, изображая игру, подложить мину под бронетранспортер или бросить гранату в солдат. Представители ФСБ, не моргнув глазом, сообщали о пятнадцатилетних наемниках, забрасываемых в Чечню из арабских стран.

В результате множество подростков попало в пресловутые фильтрационные лагеря, такие как Чернокозово, где в порядке вещей было жестокое избиение, пытки током, пуск слезоточивого газа в камеры, изнасилование женщин, мужчин и детей. Именно поэтому террористы Мовсара Бараева во время операции на Дубровке будут потом ссылаться на то, что россияне сами считают тринадцатилетних детей бойцами, и соответственно отказывать в освобождении большинства детей-заложников.

На «освобожденных» чеченских территориях российская армия приступила к борьбе с партизанским движением и прибегла к террору по отношению к гражданскому населению. Зачистки стали для чеченцев настоящим проклятием. Формально это была обычная проверка документов с последующим задержанием подозрительных лиц. На практике, однако, это выглядело совершенно иначе. Схема была всегда одинаковой - солдаты в масках на бронетранспортерах и танках окружали селение. Врывались в дома, иногда выламывая двери. Требовали денег и золота, взамен обещали не забирать с собой жильцов - чеченцы быстро придумали название этому специфическому выкупу - «налог на жизнь». Солдаты без лишних вопросов отбирали ценные вещи, телевизоры, ковры, ломали мебель. Уничтожали продукты, высыпали на землю муку и зерно. Поджигали сараи с сеном и соломой, иногда туда же заталкивали связанных пленников. Живых!!! Били каждого, кто пытался оказать сопротивление. Нередко убивали на месте. Забирали в основном молодых мужчин, но часто и женщин, и детей. Десятками, сотнями грузили их в грузовики и на бронетранспортеры с заляпанными грязью регистрационными номерами. Вывозили их в фильтрационные лагеря и на территории войсковых частей. Многие никогда не вернулись - исчезли бесследно.

Трагедии, случавшиеся во время зачисток, описывает Анна Политковская, журналистка «Новой газеты», автор материалов о войне в Чечне. Вот примеры из ее книги «Чеченский путь»: в одном из домов в Грозном солдаты-мародеры изнасиловали пятнадцатилетнюю девочку. Родным заявили, что если они будут кричать и звать на помощь, изнасилуют ее так, что она не выживет. В другой местности двое молодых солдат постучали в дверь и потребовали пива. Разозлил их ответ, что в доме нет спиртного. Один из них на кухне убил старика-хозяина, а другой привел его жену, пожилую женщину, в спальню, посадил на кровать, сам сел напротив и, не переставая мило улыбаться, всадил в нее пять пуль из «калашникова». В одной из частей задержанных чеченцев сталкивали в глубокую яму с водой. Когда там набиралось несколько человек, солдаты бросали в воду дымовые шашки.

В военных операциях часто принимают участие прокуроры, которые должны следить, чтобы солдаты не нарушали закона. Мало чему, однако, это помогало. Военные практически безнаказанны, а иногда они просто арестовывали прокурора, который слишком часто вмешивался.

Зачистки - не всегда крупные, массированные военные операции, иногда это просто личная месть какого-нибудь российского офицера. Самую «громкую» операцию отмщения провел под конец марта 2000 года полковник Юрий Буданов, командир танкового полка, который сначала принимал участие в тяжелых боях в Аргунском ущелье, а потом был переброшен «на отдых» в окрестности деревни Танги. Идеей фикс Буданова были снайперы, которые убили его лучшего друга. Поэтому однажды ночью во время колоссальной попойки по двойному поводу - рождения дочери и выборов президента Путина - пьяный полковник отправился на охоту за снайперами. Его БТР подъехал к выбранному дому, где, как ему сообщил кто-то из доносчиков, живет девушка-снайпер. Может, кто-то хотел ей за что-то отомстить? Не известно. Буданов выкрал восемнадцатилетнюю девушку, изнасиловал ее в своем доме, задушил, а потом приказал своим солдатам закопать тело.

Постепенно вместо зачисток все чаще стали применяться точечные атаки эскадронов смерти. Так чеченцы называют «неопознанных лиц в военном обмундировании на бронетранспортерах», которые беспрепятственно проходят через укрепленные российские «блокпосты». По ночам или под утро к намеченному дому подъезжают бронетранспортеры и грузовики, десантники в масках вытаскивают жильцов из постелей, некоторых забирают с собой. Вывозят их в безлюдное место, например, в ближайший карьер, там пытают, стараясь выбить признание. Часто после отъезда военных в таких местах находят изуродованные трупы, подорванные гранатами для уничтожения следов. Другие захваченные во время операции исчезают, чаще всего навсегда. Иногда их тела со следами пыток бросают на обочине дороги или на краю селения.

- В Чечне есть места, куда уже традиционно выбрасывают тела похищенных людей, - говорит Орлов. - Например, под Урус-Мартаном есть такой пользующийся дурной славой госхоз, то есть государственное хозяйство имени Мичурина. Это огромные, запущенные сады, перерезанные проселочными дорогами. Все просеки контролируют российские блокпосты, значит, проехать незаметно невозможно. Родственники похищенных людей регулярно ездят туда и находят тела близких, иногда подорванные гранатами. Это работает, как хорошо налаженный механизм, - эскадроны смерти похищают людей, пытают, убивают и выбрасывают трупы, а родственники находят их и хоронят. И все сначала.

Масштабы этого дикого механизма огромны. Со слов Орлова, с начала войны до конца 2002 года - это немного более трех лет - в Комиссии по делам похищенных и пропавших при Управлении делами Президента России зарегистрировано две тысячи восемьсот случаев исчезновения людей на территории Чечни. Все они были похищены людьми в мундирах или задержаны на блокпостах. И как камень в воду.

- Я убежден, что это не полная цифра, ее надо бы увеличить вполовину, а это около четырех тысяч, - говорит Орлов. - Но даже если придерживаться официальных данных, и так количество похищенных огромно - ведь в Чечне проживает всего около семидесяти тысяч человек (это как если бы в Польше в течение трех лет эскадроны смерти похитили сто пятьдесят четыре тысячи человек. - Авт.). Если сравнить количество похищенных на сто тысяч жителей, то окажется, что даже аргентинская диктатура генералов на переломе семидесятых - восьмидесятых годов не была столь кровавой (в течение восьми лет там убито тридцать тысяч человек). Это сравнимо только с периодом самых кровавых сталинских чисток в 1937 году, а это значит, что на части территории России воцарился террор, как во времена Сталина.

По мнению Орлова, среди членов эскадронов смерти есть бойцы разведотрядов внутренних войск МВД, а также десантники спецотрядов ГРУ (военная разведка) и ФСБ (контрразведка).

- Это колоссальная угроза для всей России. Ведь эти люди возвращаются потом домой, к своим семьям, детям, - говорит Орлов. - Со временем они занимают высокие посты в ФСБ и МВД, в армии, поднимаются все выше. Некоторые даже делают политическую карьеру. А ведь после того, что они творили в Чечне, эти люди просто не могли остаться нормальными.

Всевластие эскадронов смерти - это еще не все. Как пишет в своей книге Анна Политковская, в Чечне на каждом шагу приходится откупаться от армии. Платить надо, дословно, и за живых, и за мертвых. Российскому офицеру или посреднику нужно дать деньги за освобождение арестованных во время зачистки брата, мужа, сына. Деньги понадобятся и для того, чтобы военные захотели отдать тело, не всегда же они бросают трупы на краю селения. Взятку надо дать даже за информацию о том, где находится общая могила, в которой похоронен родственник. Так в Чечне процветает торговля людьми, против которой, собственно, и была объявлена «контртеррористическая операция», замечает Политковская.

Именно поэтому так обычна в Чечне сцена - группы одетых в черное, заплаканных женщин, стоящих перед укрепленными командными пунктами военного коменданта района или ФСБ. Они стоят там в надежде получить хоть какую-то информацию о муже, сыне, брате. И рассчитывают на то, что попадется честный посредник, который действительно поможет вытащить близкого из российских лап или по крайней мере скажет, где искать тело.

Причем, как утверждает не только Политковская, война, жестокость властей и ужасающая нищета морально разложили чеченское общество. Гордые горцы забыли о традициях. Случается, что чеченские семьи, понуждаемые голодом, продают в рабство подростков, а молодые чеченки становятся проститутками. С другой стороны, в ответ на унижения и зверства русских сами становятся такими же жестокими и беспощадными.

Нападение Шамиля Басаева на Дагестан в 1999 году не вызвало энтузиазма в Чечне. Совсем наоборот, предвидя трагические последствия, чеченское общество отнеслось к нему негативно. Большинство сочло это провокацией. Чеченцы прекрасно отдавали себе отчет в том, какой может быть месть русских. Кавказских горцев не увлекала перспектива мирового халифата, а по отношению к ваххабитам, называемым «бородачами», они были настроены враждебно.

Опасения оправдались. После нескольких месяцев борьбы разбитые, проигрывающие бой за боем, партизаны вынуждены были, в конце концов, бежать в горы. Шамиль Басаев, который со своим отрядом долго держал оборону в Грозном, отступая в начале 2000 года, потерял ногу на минном поле. Побежденные в открытом бою сепаратисты вернулись к проверенной во время первой войны тактике. На дорогах стали появляться мощные взрывные устройства, фугасы. Изготовленные чаще всего из одного или нескольких артиллерийских снарядов (например, 122-миллиметровых зарядов миномета), закопанные на обочине или спрятанные в канализационных колодцах, они взрывались при помощи радиосигнала, когда поблизости проходила военная колонна. Сила взрыва была иногда так велика, что бронетранспортер взлетал в воздух как спичечный коробок.

Но со временем фугасы становились все менее эффективным оружием. Русские научились их обнаруживать и взрывать. Нужен был совершенно новый способ атаки на российские части и объекты. И он был найден, а точнее, привезен с Ближнего Востока и арабских стран, родины многих членов партизанских отрядов. Американские казармы в Ливане и Саудовской Аравии атаковали исламисты, сидящие за рулем нагруженных взрывчаткой грузовиков, а обвязанные поясами с тротилом палестинцы взрывали себя в центре израильских городов. Так появились в Чечне самоубийцы во имя Аллаха - шахиды.

Найти кандидатов не составляло труда. Пострадавших, которые потеряли в боях и зачистках целые семьи, были тысячи. Хватает и жертв изнасилования, а такие - женщина или мужчина - становятся изгоями; чеченские традиции, сочетающие ислам с кодексом чести кавказских горцев, в этом вопросе абсолютно нетерпимы. Такие люди не хотели жить, поэтому их легко было склонить к самоубийственному акту, тем более что радикальный ислам обещает погибшим в борьбе с неверными рай после смерти.

И хотя Политковская утверждает, что радикальные исламисты не имеют серьезной поддержки в республике, добровольцев было немало. Первые атаки взрывников-камикадзе начались летом 2000 года.

7 июня груженный взрывчаткой УАЗ протаранил шлагбаум перед бывшей школой в Алхан-Юрте, где расположился на постой омский ОМОН, подъехал к зданию и взорвался. На месте погибли два милиционера, пятеро были ранены. До конца неизвестно, кто сидел в кабине. По одной из версий, в кабине вездехода с взрывчаткой находилась двоюродная сестра упомянутого уже нами Арби Бараева, двадцатидвухлетняя Хава Бараева с семнадцатилетней подругой. Таким образом, не исключено, что это был первый террористический акт в Чечне, совершенный женщиной.

11 июня водитель-камикадзе атаковал блокпост в Октябрьском районе Грозного. В результате взрыва погибли два солдата, один был ранен. Сепаратисты дали информацию, что террорист был этническим русским, принявшим ислам. Его звали Джебраил Сергеев (российские источники сообщали, что это был Сергей Дмитриев, что косвенно подтверждало версию сепаратистов).

2 и 3 июля пять военных грузовиков «Урал», груженных тротилом, атаковали цели в Гудермесе (два объекта), в поселке Новогрозненский, Урус-Мартане и Аргуне. В этом последнем городке грузовик въехал во двор рабочего общежития, в котором квартировал отряд милиции из Челябинска. В результате взрыва более тонны тротила здание было полностью разрушено, под развалинами погибло двадцать человек и несколько десятков было ранено. В сумме за два дня русские потеряли тридцать шесть человек, а восемьдесят четыре были ранены.

Самая мощная атака такого рода была совершена 27 декабря 2002 года в Грозном. Грузовик КамАЗ и вездеход УАЗ беспрепятственно проехали через несколько военных постов - говорят, водители показывали фальшивые удостоверения, - подъехали к самому зданию пророссийского правительства и взорвались. От четырехэтажного строения остался один скелет, а на месте взрыва КамАЗа, нашпигованного несколькими тоннами тротила, осталась воронка десяти метров в диаметре и четырех метров глубины. Погибло семьдесят два человека, более ста были ранены. Есть сведения, что в кабине грузовика рядом с отцом сидела его пятнадцатилетняя дочь.

Но и на этом не кончилось. 12 мая 2003 года в селе Знаменское террористы пытались пробиться на грузовике к зданию местного отдела ФСБ. В кабине машины сидел мужчина, а рядом с ним - две женщины. В результате взрыва большого количества тротила погибло шестьдесят человек и двести пятьдесят были ранены.

- Русские сами инспирируют терроризм, одновременно толкая людей в объятия ваххабитов, - делает вывод Орлов. - В начале войны влияние исламистов было невелико. После нападения на Дагестан слово «ваххабит» звучало как ругательство. Люди проклинали Басаева и его экстремистов. Но ситуация меняется. Униженный народ, особенно молодежь, видит, что еще есть отряды, которые ведут решительную, бескомпромиссную борьбу против неверных. Нет сомнений, что за крупными террористическими актами в Чечне стоит экстремистское крыло движения сопротивления, исповедующее воинствующий, фундаментальный ислам. А люди, которые идут на самоубийственные акты, не только потеряли всех родных, но и подвергались религиозно-экстремистской обработке.

Анна Политковская стала в Чечне свидетелем такого явление, как своеобразный конкурс среди желающих стать шахидом.

- Многие женщины, которые хотят мстить, обращаются к полевому командиру, контролирующему данную местность, -говорит журналистка. - Командиры принимают решение, выбирая лучших среди тех, кто к ним обратился.

Потом командиры согласовывают с добровольцем цель атаки и помогают совершить теракт, а точнее, сами его организуют. Как утверждает Политковская, так именно было и в случае совершения женщиной теракта против генерала Гейдара Гаджиева.

Гаджиев, до этого служивший политвоспитателем, в 2000 году еще в звании полковника был переведен из соседнего Дагестана и назначен военным комендантом Урус-Мартана. Он лично руководил зачистками, лично составлял планы, кого и как арестовать, надзирал за полевыми фильтрационными пунктами, устроенными вблизи селений, в которых на месте пытали подозреваемых в содействии партизанам, закрывал глаза на грабежи. Когда однажды к нему обратилась мать двух похищенных сыновей, он издевательски ответил: «Слезами меня не проймешь». Видимо, именно так должен поступать российский офицер на занятой территории, если осенью 2001 года Гаджиев был произведен в генералы. Его объявили лучшим военным комендантом района в Чечне. 29 ноября 2001 года, около полудня, к стоящему на площади в центре Урус-Мартана генералу подошла восемнадцатилетняя Айзан Газуева, потерявшая в ходе второй чеченской войны мужа, дядю и двух братьев; они исчезли, правда, при разных обстоятельствах, одно было одинаково - никто из властей не взял на себя труд объяснить ей причин их исчезновения. Ее муж погиб в декабре 2000 года. В тот самый день Гаджиев выступал по телевидению, рассказал о задержании Газуева и показал его паспорт. Айзан потом много раз бывала у Гаджиева, но слышала от него одну только ругань. Генерал твердил, что ничего не знает о ее муже.

- Вы меня узнаете? - спросила Газуева, подойдя к генералу, стоящему на площади в окружении охраны.

- Иди отсюда, нет у меня времени на разговоры, - рыкнул генерал.

В этот момент женщина привела в действие детонатор прикрепленной к телу тротиловой шашки. На месте погиб один из солдат охраны Гаджиева. Генерала отвезли в госпиталь, где он пришел в сознание, но через несколько часов умер. Награжден посмертно звездой Героя России.

Сепаратисты быстро поняли, что такие акты вызывают значительно больший ужас, чем взрывы грузовиков. Да и организовать их проще - женщин в Чечне обыскивают редко. Так что теперь все чаще доходят слухи именно о таких терактах, совершаемых «черными вдовами», называемыми так из-за характерных одеяний, а еще потому, что каждая из них потеряла на войне мужа, брата, сына.

14 мая Лариса Мусалаева взорвала бомбу во время религиозного праздника в селении Илисхан-Юрт в Чечне. Целью был глава пророссийской администрации Чечни Ахмат Кадыров. Он, правда, вышел невредимым, однако погибло двадцать шесть человек, стоявших рядом с ним. Мусалаева мстила за смерть брата, который подорвал себя гранатой, когда несколько месяцев назад его пыталась схватить охрана Кадырова.

Сначала сообщалось, что взрыв произвела Шахидат Баймурадова, так как на месте взрыва нашли ее документы. Но оказалось, что эта пятидесятипятилетняя женщина не имеет ничего общего с террористами, она пришла на праздник со своей семидесятилетней сестрой, Амани Висаевой, чтобы просить Кадырова о помощи в поисках ее сына, который, как это бывает в Чечне, бесследно исчез двумя месяцами раньше. Обе сестры погибли как случайные жертвы теракта. Однако это не остановило таинственных мстителей, которые тремя днями позже, ночью, ворвались в их дом в селении Бачи-Юрит и застрели их четверых родственников.

5 июня 2003 года молодая женщина-камикадзе подорвала себя у двери автобуса в Моздоке (Северная Осетия, на границе с Чечней), в котором ехали летчики и персонал местной авиабазы. Кроме террористки погибло восемнадцать человек, пятнадцать получили тяжелые ранения. Моздок - основная база российской авиации, совершающей боевые полеты над Чечней, а российские летчики известны своими бомбардировками гражданских целей в чеченских селах.

Месяцем позднее, 5 июля 2003 года, террористки-камикадзе добрались до Москвы. Две чеченки - одна из них Зулихан Эльхаджиева, личность второй не установлена - подорвались у входа на аэродром в районе Тушино, где в это время проходила в течение всего дня серия рок-концертов. Женщины хотели прорваться к сцене, но испугались тщательной милицейской проверки на входе. В конце концов обе детонировали свои взрывные устройства в толпе у касс. Погибло по меньшей мере пятнадцать человек и обе террористки.

На этом, к сожалению, теракты в Москве не закончились. Пятью днями позже, 10 июля 2003 года, чеченка Зарема Мужихоева пыталась взорвать одно из модных кафе в центре Москвы.

К счастью, подвел детонатор - несмотря на то, что двадцатитрехлетняя женщина несколько раз нажимала кнопку, взрыв не произошел. Террористку задержала милиция. Во время попытки обезоружить женщину детонатор сработал - погиб сапер ФСБ Георгий Трофимов.

Москвичи предпочли бы ничего не знать обо всем этом, и действительно, в обыденные дни они не думают о далекой войне. Телевидение постоянно убеждает их, что в Чечне воцарился покой, проводится перепись населения, которая показывает, что сейчас там проживает один миллион восемьдесят восемь тысяч чеченцев, то есть больше, чем до войны, хоть в действительности их стало на треть меньше. Сообщалось, что весной 2003 года был проведен референдум по конституции, а 5 октября 2003 года состоялись выборы президента, что чеченские крестьяне сеют хлеб и собирают урожай, а строители возводят дома. Но это все -сплошная пропаганда.

- Две страшные войны привели к тому, что Чечня стала пороховой бочкой, - утверждает Санобар Шерматова, комментатор еженедельника «Московские новости», которая много лет занимается Чечней и исламом. - Это люди, потерявшие близких, униженные, не представляющие, как жить дальше. Для них смерть в теракте - единственный выход. Я думаю, что война, которую развязали русские, породила тот легковоспламеняющийся материал, который был использован для организации теракта на Дубровке.

Беспощадная война, о которой все хотели бы забыть, только иногда дает о себе знать - когда ее жестокость коснется любимого человека. Десант Бараева был шрапнельным выстрелом в той далекой войне, угодившим в самое сердце Москвы.