Глава 10
Глава 10
Через несколько часов после того, как террористы захватили театр, в кулинарном ПТУ № 190, расположенном буквально в ста метрах от Дома культуры, власти организовали центр помощи родственникам заложников. Именно в этом профучилище работала и работает по сегодняшний день Виктория Кругликова. Центр разместили в спортзале, где кроме занятий физкультуры иногда проходили свадьбы. Как раз в этом зале два месяца назад состоялась свадьба Данилы Чернецова.
В центре дежурили врачи и психологи, можно было перекусить, было горячее питание, кофе и чай, но практически никого это не интересовало.
- Никто и не думал о еде, - рассказывает Валентина Храмцова, жена трубача из оркестра мюзикла. - Оксана, жена Саши, моя невестка, один раз заставила нас что-нибудь съесть, но это потому, что у Александра проблемы с желудком, язвенная болезнь. Есть не хотелось. Все время кофе и кофе.
Кто мог старался заходить в центр, который родственники заложников до сих пор называют штабом, но ненадолго. Просто спросить, нет ли новостей, или посмотреть телевизионные репортажи.
- Там было страшно. Плач, истерика, невозможно находиться в такой атмосфере, - вспоминает Валентина Храмцова. - Тут своя боль, а там еще чувствуешь и страдания других. И с каждой минутой все нарастало. Мы пропускали через себя боль каждого, кто там находился. И это несмотря на собственные страдания. Долго там сидеть было просто невыносимо. Но пока мы были там, эти люди становились нам близкими, как родственники. Мы успокаивали и старались поддерживать друг друга, но толку было мало. Тяжелее всего было смотреть на женщин, у которых в театре были в плену маленькие дети.
Нелегко видеть отчаявшихся людей, когда сам переживаешь трагедию. Психологи утверждают, что если собрать в одном месте много людей, переживших одинаковую драму, например смерть близких в авиакатастрофе, то бесконечное страдание, который каждый из них видит вокруг, усиливает его собственную боль. Начинает действовать обратная связь. Истерика нарастает с каждой секундой.
- В штабе были две категории родственников, - вспоминает Ирина Храмцова, дочь Федора. - Одни были в глубоком отчаянии, они просто сидели там, и их то и дело приходилось приводить в сознание, а другие пробовали что-то делать, чтобы только забыться. Мы были то в одной, то в другой группе. Переходили из одного состояния в другое.
Близкие Федора Храмцова чаще всего все-таки сидели в машинах, припаркованных возле заправочной станции на углу улицы Мельникова и Волгоградского проспекта, и редко появлялись в штабе. Их история - яркий, можно сказать, типичный пример судьбы семей заложников.
О захвате театра они узнали из вечерних новостей. В ту же минуту им стали звонить знакомые, чтобы узнать, все ли в порядке с Федором. А Валентина сама ничего не знала. Надеялась, что муж работает в другом театре и играет сейчас в другом спектакле. Пыталась позвонить ему на мобильный телефон, но он был выключен. Правда, он всегда так делал, трудно представить себе мобильный телефон, трезвонящий в кармане музыканта во время концерта. Очень скоро, однако, подтвердились самые худшие предположения - Федор в этот вечер работал в театре на Дубровке.
А тем временем, именно из-за звонков многочисленных друзей, сам Федор Храмцов не мог дозвониться домой. Ему удалось это сделать только после полуночи.
- Он сказал, что сомневается, что выйдет оттуда, - вспоминает Валентина. - Я его успокаивала, говорила, что власти сделают все возможное и его оттуда вызволят, но он в это не верил. Просил прощения за все, что не так сделал, и прощался с нами. Каждый раз, как дозванивался оттуда, прощался и говорил: «Береги детей», а поскольку очень любил нашу собаку, добавлял: «Поцелуй от меня Эльку, я уже отсюда не выйду». Он был уверен, что их взорвут.
Дети Храмцова, Александр и Ирина, сразу же бросились к театру и пробыли там практически до конца, беспрерывно. Еще много часов после штурма они метались между больницами и центром, пытаясь добыть хоть каплю информации об отце. Поначалу они и мысли не допускали, что отец может не вернуться.
- Первую ночь мы просидели в машинах, слушали радио, и нам все это казалось нереальным, - рассказывает Ирина. - Как будто кто-то снимает приключенческий фильм. Мы все думали, что предпримут власти, чтобы их освободить. Только через двенадцать часов нами стала овладевать паника, мы просто тряслись от ужаса.
Валентина поначалу не поехала к театру, потому что ждала очередного звонка мужа, а утром должна была идти на работу - она работала на фирме компьютерного программирования и интернет-технологий. Шеф поехал в отпуск и попросил Храмцову, чтобы, пока он отсутствует, она ежедневно обязательно приходила на работу. Но тут, где-то вскоре после двенадцати, опять позвонил Федор.
- Федя сказал всего несколько слов о том, как они закладывают бомбы, и отключился, - вспоминает Храмцова, не в силах сдержать дрожь. - Еще раз позвонил через пятнадцать минут. «Не могу говорить», - сказал он и страшно заторопился. Говорил очень быстро и хаотично: «Тут везде устанавливают бомбы, нас взорвут, прощай, береги детей, у нас чудесные дети, поцелуй от меня собачку и внуков - от меня…»
Этого Валентина Храмцова уже была не в силах вынести. Сказала коллегам, чтобы управлялись сами, и поехала к театру. По пути еще зашла в аптеку за лекарством для дочери - ночью был страшный ливень, а потом дождь со снегом, и Ирина, бродя вокруг театра, промокла - начался сильный бронхит. Валентина попросила в аптеке и что-нибудь успокаительное, но не хотела брать новопассит, который продавался без рецепта. Это было слишком слабое средство. Она объяснила, зачем ей нужно лекарство, и аптекарша над ней сжалилась - дала упаковку психотропного фенозепама, который продавался только по рецептам.
Когда Храмцова добралась до театра, был уже вечер. Она быстро нашла детей и дала Ирине таблетки. Дочь заснула в машине.
- У меня было такое впечатление, что я закрыла глаза и тут же их открыла, - рассказывает Ирина. - Понятия не имела, что проспала всю ночь и проснулась только где-то в полдень. Открыла глаза и спросила: «А почему так светло? Ничего не понимаю, ведь еще вечер!»
Ирина и ее брат, как и другие родственники заложников, четыре раза в день обходили кордон, расспрашивали солдат и милиционеров, других родственников, с которыми они познакомились в штабе. Большинство пожимали плечами, повторяли, что сами ничего не знают, стоят в кордоне вторые сутки, никто их не подменяет и им уже все это надоело. Иногда только родственники передавали какую-то информацию от заложников, которые до них дозвонились.
- Мы поняли, что, если не хотим потерять голову, нужно что-то делать, - вспоминает Ирина. - Это была потребность - сделать хоть что-то, чтобы помочь заключенным в театре. Когда на следующий день возникла мысль устроить демонстрацию, кто-то принес рулоны обоев, и мы начали писать лозунги.
Иногда в штаб приходили представители власти и рассказывали, как прекрасно себя чувствуют заложники в руках террористов, как с ними хорошо обращаются. А потом сами заложники, если удалось дозвониться, говорили, что нет воды, еды и, ко всему прочему, террористы не пускают их в туалет.
Для родственников заложников самым ужасным было то, что их близкие, практически на расстоянии вытянутой руки, в здании, расположенном в ста метрах от них, на самом деле были так далеки, как будто были на другой планете. Наверное, многие хотели ворваться в театр и умолять террористов, чтобы их освободили, но - и они это прекрасно знали - все это было бессмысленно. До сих пор неизвестно, как удалось это молодой женщине, которая ворвалась в зрительный зал и потребовала от террористов освобождения заложников.