Глава 8
Глава 8
Милиция не сразу узнала о том, что случилось в театре на Дубровке. Охранники, сидевшие в своей каморке в задней части здания, с первых же минут пытались дозвониться, но телефоны были заняты, а вскоре их спугнул вооруженный чеченец, и они попросту сбежали. Только после девяти вечера некоторым зрителям удалось дозвониться, но, поскольку они звонили украдкой, опасаясь террористов, и быстро прекращали разговор, дежурные милиционеры сочли, что звонит какой-то ненормальный. В конце концов, в Москве ежедневно регистрируется несколько десятков звонков о бомбах в Кремле или здании правительства, хотя первенство тут держат школы, «заминированные» перед экзаменами и контрольными. Рекорд, несомненно, побил некий пятилетний гражданин, который не хотел идти в детский сад и сообщил о заложенной там бомбе. Трудно дивиться милиции - так же, как зрители «Норд-Оста», они не могли поверить - теракт в самом центре Москвы?! Это же невероятно! Заложники позднее признавались, что милиционеры ругали последними словами и бросали трубку. Но таких звонков становилось все больше, заложники звонили не только в милицию, они набирали также номера городских служб. А попытки передать сообщение усилились после того, как Бараев закончил свою речь. Это катилось как цунами. Телефонная сеть в окрестностях театра была так перегружена, что многие никак не могли дозвониться.
Один из первых драматических разговоров запертого в театре на Дубровке зрителя с дежурной Московской службы спасения был записан на пленку. Вероятно, это был не первый звонок, от предыдущих, видимо, просто отмахнулись, потому что звонивший сразу же предупреждает, что не шутит, что информация очень серьезная. Записанный разговор опубликовало радио «Маяк»:
- Служба спасения, оператор 300, добрый вечер.
- Добрый вечер…
- Слушаю, говорите…
- Это не розыгрыш, тут заложники в зале театра, на «Норд-Осте».
- Да…
- Метро Пролетарская, в театре.
- Назовите адрес.
- Поймите же, я не знаю адреса, это мюзикл «Норд-Ост».
- Да, да…
- Мне кажется, улица Курочкина, 6 или 7.
- Сколько заложников?
- Заложников? Полный зал.
- Какие требования?
- Что они требуют? Чтобы вывели войска из Чечни.
- Ясно, понимаю, прошу не отключаться.
- Извините, но может, придется отключиться. (Минутное молчание)
- Скажите, что сейчас происходит в зале?
- В зале? Ну, собственно, ничего, все пробуют дозвониться, но не у всех получается. А террористы расхаживают с оружием.
- Они вас не выпускают, но можете ли вы свободно передвигаться по залу?
- Ходить нельзя. Сидим. Как сидели, так и сидим. Как на спектакле. По бокам, приставные места, стоят женщины, заминированные.
- Какие?!
- Заминированные, все женщины заминированы. Посреди зала лежит бомба.
- И женщины стоят рядом?
- Да, рядом с ней и вокруг всего зала.
- Женщины стоят в проходах?
- И в проходах, и вокруг. Стоят.
- Они специально женщин вытащили?
- Нет, эти женщины с ними. Заминированные, и с оружием. По ходу - камикадзе… (плохо слышно)… это нереально, но мне кажется, что мы тут все погибнем. И это не шутка.
(Конец записи)
Наконец перед зданием театра появилась патрульная машина. Свидетели подтвердили милиционерам, что в театре были слышны выстрелы. А поскольку зрители звонили и в редакции газет и телевидения, обеспокоенные журналисты прибыли на место почти одновременно с милицией.
Только в 21. 30 в Москве была объявлена тревога для всех городских и специальных служб.
К театру стали подъезжать машины скорой помощи, пожарные машины, спецотделы милиции и агенты ФСБ. Из Подмосковья были вызваны особые отделы МВД - ОДОН (отдельная дивизия особого назначения) некогда носившая раньше гордое имя Феликса Дзержинского, и 21-я бригада спецназа войск МВД, так называемая Софринская (ее база находится в подмосковном Софрино). Их задачей было создание многоуровневого кольца оцепления вокруг Дома культуры и обеспечение порядка в районе театра. У софринцев были давние счеты с чеченцами - они не раз бывали в кавказской республике и снискали там дурную славу своей жестокостью. Именно софринская бригада еще до рассвета расставила несколько бронетранспортеров вокруг театра на улицах, где до этого уже было перекрыто движение. Все подмосковные воинские части, прежде всего воздушно-десантные, были приведены в состояние повышенной боевой готовности.
Перед театром появилось множество разного рода специальных и городских служб - ГАИ, саперы, отряды спасателей МЧС, милицейские отряды СОБР и ОМОН - именно с ОМОНом зрители так неудачно спутали террористов. Поначалу неизвестно было, кто кому должен подчиняться, с каждой минутой нарастал хаос. Даже спецслужбы не знали, что делать. Приказы отдавали все кому не лень. Кроме того, у милиции почти сразу родился замысел немедленного штурма, пока террористы не укрепились в театре. К счастью, этот план не был реализован.
Царил такой хаос, что поначалу даже оцепление было организовано кое-как. Еще пару часов после того, как спектакль был прерван террористами, журналисты и зеваки беспрепятственно проходили почти к самому зданию театра. Как окажется позже, и в четыре утра, когда в театр проникла Ольга Романова, оцепление тоже не было герметичным, а ситуация на перекрестке улиц Мельникова и Первой Дубровской была по настоящему взята под контроль только под утро.
Никто не отважился спасать запертых в театре людей. В 22 с минутами технический директор театра Андрей Ялович обратился к милиции с просьбой помочь ему вызволить коллег. Ялович, получивший, наверное, сообщение по телефону от кого-то из укрывшихся в служебных помещениях театра, знал, что в гримуборных второго и третьего этажей, в детской гримуборной и театральных мастерских прячутся актеры и технический персонал театра. Все эти помещения находятся недалеко от служебного входа, и террористы не сразу туда добрались. К этому времени укрывшиеся там сотрудники театра заперли двери на ключ, а чеченцы не проверяли помещений, в которые не могли попасть. Значит, надо было точно определить, где спрятались люди, и как можно скорее помочь им. Конечно, это было рискованно, так как никто не знал, где именно находятся террористы. Была и еще одна проблема - все окна на первом этаже были зарешечены. Без помощи Ялович сам не мог с этим справиться. Милиционеры, однако, не рвались в герои. Помогли директору только спасатели МЧС. Экипированные специальным инструментом, разрезали и отгибали решетки на окнах, помогали вытаскивать попавших в ловушку людей. Страховали актрис и Алексея Иващенко во время их головокружительного спуска с третьего этажа.
Фрагмент акции спасателей успели снять появившиеся с камерами у театра телерепортеры. Вскоре запись показывали уже все российские телеканалы.
Сообщение о теракте российские агентства передали почти точно в 22. 00. Однако первая информация была довольно обыденной и, надо признаться, даже несколько несерьезной: «…сегодня вечером в одном из домов культуры на окраине Москвы группа неопознанных лиц захватила заложников. Не исключено, что нападающие - выходцы с Кавказа. Их требования пока не известны». Жители Москвы настолько привыкли к ежедневным заказным убийствам, к частым взрывам и бандитским разборкам, что заложники в пригородном Доме культуры никого особенно не взволновали.
Только через несколько минут выпуск теле- и радионовостей был прерван и все телевизионные и радиоканалы начали вживую передавать репортажи с Дубровки. Поначалу журналисты не знали никаких подробностей. Некоторые сообщали, что заложников всего несколько десятков человек. Только в 23.00 по ОРТ выступил Александр Цекало, один из продюсеров мюзикла, и сообщил, что в тот вечер было продано семьсот одиннадцать билетов и что в зрительном зале находится также часть технического персонала театра и актерской труппы, а также, вероятно, небольшое количество людей с входными билетами и приглашениями и, может быть, кто-то прошедший без билета. Цекало сказал также, что пытался связаться со знакомыми, находящимися в зале, но по телефону ответил чеченец, который коротко бросил: «У нас война».
Именно во время первых репортажей в прямом эфире случались кошмарные журналистские ляпсусы. Корреспондент телевидения, который разговаривал с Цекало, прямо спросил его: «Что он мог бы посоветовать десантникам? Как проникнуть в театр?» И Цекало стал в подробностях рассказывать о планировке театра. Террористы в течение всех драматических событий слушали радио и внимательно следили за новостями на небольших экранах переносных телевизоров. К счастью, они, кажется, не воспользовались советами продюсера.
Однако это не российские средства массовой информации первыми передали сообщения о теракте. Уже в 21. 49 на сайте чеченских сепаратистов появилась короткая информация о нападении на театр под триумфальным заголовком «Моджахеды вошли в Москву». Дословно сообщение было следующее: «С агентством Кавказ-центр связался Мовсар Бараев. Чеченские моджахеды захватили в Москве театр с тысячей заложников. Отряд возглавляет Мовсар Бараев. С его слов, в отряде кроме чеченских моджахедов находятся сорок вдов чеченских партизан. Здание заминировано. Все участники операции обвязаны минами. Мовсар Бараев заявил, что все атаковавшие Москву - смертники. Требование одно - окончание войны и немедленный вывод российских оккупационных войск с территории Чечни. Бараев заявил также, что чеченские моджахеды пришли в Москву не выживать, а умереть. Заверил, что все находившиеся в здании театра дети отпущены. Агентство следит за развитием событий».
Террористам было важно, чтобы их акция прозвучала как можно громче на весь мир, поэтому примерно в то же время в редакцию Би-би-си на Северном Кавказе позвонил Мовлади Удугов. Тем, кто занимается Россией и Чечней, эта личность хорошо известна. Во время первой чеченской войны Удугов был министром информации партизанских властей. Обхаживал каждого журналиста, который хотел показать войну с чеченской стороны. Один из российских генералов позднее заметил, что Россия проиграла информационно-пропагандистскую войну одному человеку - Удугову, который оказался более эффективным, чем, как выразился генерал, «весь отдел пропаганды Центрального Комитета». Во время второй войны Удугов, связанный с радикальным крылом сепаратистов, практически исчез из эфира. Если во время первой войны он был всем доступен и почти ежедневно комментировал события в республике, из которой практически не выезжал, то во время второй никто его не видел. Ничего странного - в Чечне он не показывался, жил в Турции и арабских странах.
В беседе с английским корреспондентом Удугов подтвердил, что отрядом руководит Мовсар Бараев, и заявил, что театр заняли боевики из 29-й дивизии чеченских смертников. Именно этот звонок стал на следующий день для президента Владимира Путина главным доказательством того, что Москву атаковали международные террористы, входящие в мировую террористическую сеть.
Сообщения по радио и телевидению привели к тому, что у театра помимо милиции и журналистов появились толпы зевак. Были среди них люди, которые действительно хотели как-то помочь, но были и банды подвыпивших скинхедов, которые громко требовали навести порядок с черными и внимательно вглядывались в лица прохожих, ища повода для скандала. Еще ночью появились сообщения, что неизвестные хулиганы сильно избили какого-то азербайджанца, жившего неподалеку от театра, поздно возвращавшегося домой с работы. Пришли к театру и люди психически неуравновешенные, и герои, готовые добровольно отдаться в руки террористов за освобождение женщин. На один из металлических гаражей влезли двое мужчин в белых бумажных масках. В руках они держали плакат «Русские мужчины поменяются с заложницами». Почти сразу же к ним присоединились еще четверо не очень трезвых мужчин. Трудно сказать, были ли это серьезные намерения, или желание покрасоваться перед телекамерами. Тут же завязалась драка, потому что кто-то счел это кривлянием и порвал плакаты. Несколькими часами позже несколько мужчин, называвших себя ветеранами Чечни, попытались прорваться через кордон, «чтобы разобраться с черными». К счастью, безуспешно. Только утром милиция окончательно навела порядок вокруг театра.
Президент Владимир Путин был проинформирован о событиях на Дубровке задолго до 22. 00, еще до появления сообщений в средствах массовой информации. После первых телефонных переговоров в Кремль прибыли директор Федеральной службы безопасности Николай Патрушев и министр внутренних дел Борис Грызлов. Примерно в 22. 15 Патрушев встретился с журналистами в коридоре Кремля. На этой встрече он сказал: «Вместе с министром внутренних дел мы проинформировали президента о ситуации вокруг Дома культуры театрального центра на Дубровке в Москве, где вечером 23 октября во время представления мюзикла "Норд-Ост" группа вооруженных людей захватила заложников. Кроме того, хочу сообщить, что в состояние боевой готовности приведены части особого назначения ФСБ, МВД и Министерства обороны. На месте создан штаб, который возглавил один из моих заместителей. Именно он получает всю информацию, оценивает ее, и на основе этой информации будет предпринимать конкретные меры».
Можно предположить, что первая встреча в Кремле носила технический характер, там еще не принимались решения, от которых зависела жизнь заложников. Руководители ФСБ и МВД проинформировали президента о принятых ими решениях и договорились об очередной встрече через несколько часов.
Во главе упомянутого Патрушевым штаба встал не просто «один из заместителей», а первый заместитель директора ФСБ и его многолетний близкий и доверенный сотрудник, сорокадевятилетний генерал Владимир Проничев. Личность не рядовая -он много лет прослужил в погранвойсках (в советское время эти войска входили в состав КГБ), руководил окружным управлением ФСБ в Карелии, а затем пошел на повышение вместе со своим патроном: был командиром контртеррористической группы «Вымпел», затем главой департамента по борьбе с терроризмом, а после реорганизации возглавил значительно более мощное подразделение - департамент по делам охраны конституционного строя и борьбы с терроризмом. Занимался не только террористами, но и, кажется даже в большей степени, радикальной левой и правой оппозицией.
Штаб, который возглавил Проничев, моментально нашел для себя прекрасное место - Госпиталь ветеранов войны напротив Дома культуры, дословно - на противоположной стороне улицы Мельникова. На третьем этаже госпиталя со стороны улицы и театра имелся балкон, с которого как на ладони было видно захваченное здание. Находиться там, однако, было небезопасно - опасались чеченских снайперов.
Из соображений безопасности почти сразу же было принято решение об эвакуации пациентов госпиталя. Всего с улицы Мельникова в течение нескольких следующих часов было вывезено пятьсот двадцать четыре старика, которые помнили еще Вторую мировую. Один из пациентов сознался журналистам, что все это сильно напоминает Великую Отечественную войну.
Одно из первых решений штаба было весьма радикальным - в здании театра отключили воду. Это должно было помочь сломить дух террористов. Точно так же семь лет назад поступил штаб, руководивший осадой больницы в Буденновске, - очень быстро условия в переполненной людьми больнице стали невыносимыми, однако это никак не повлияло на людей Басаева, которые выстояли до конца осады.
На Дубровке последствия смелого шага спецслужб, одобренного, как можно предположить, лично Проничевым, были прямо противоположны ожидаемым - один из выпущенных террористами детей сказал, что вода там обязательно нужна, потому что террористы дают пить заложникам. Штаб тут же отдал новый приказ - немедленно включить воду! Специалисты из городских служб водоснабжения незамедлительно исполнили приказ, и старые, почти тридцать лет не ремонтированные трубы в здании, не выдержали такого эксперимента. Снова пришлось, на этот раз частично, перекрывать воду и просить у террористов согласия на допуск в театр ремонтной бригады.
История с водой имела неприятные последствия и для скрывавшихся в подвальных помещениях театра людей - подвалы залило водой, им пришлось бродить по щиколотку в жидкой грязи. Убегать в глубь подземных коридоров пришлось и Михаилу, прятавшемуся за станком в мастерской.
Очередное решение было значительно более понятным и наверняка принесло ощутимую пользу, однако его законность до сих пор вызывает сомнения. Оперативный штаб принял решение немедленно раскодировать мобильные телефоны. По предложению штаба Министерство связи - вероятно, еще до полуночи - разослало специальное письмо операторам сотовой связи с требованием немедленно прекратить шифровку сигналов, поступающих с сотовых телефонов. Как утверждают специалисты, даже зашифрованный сигнал можно раскодировать, но это требует времени и сложной аппаратуры. Незакодированный сигнал тоже нелегко расшифровать, но значительно более простые приспособления позволяют сделать так, чтобы разговор по сотовому телефону перестал быть тайной и мог прослушиваться. В других странах для прослушивания телефонных переговоров необходимо решение суда или хотя бы санкция прокурора. В России достаточно решения Министерства связи. Операторы сотовой связи не протестуют, поскольку в подписанных ими договорах на лицензирование деятельности есть пункт, предписывающий в таких ситуациях подчиняться указаниям властей.
Все операторы сотовой связи, в том числе два крупнейших - «Билайн» и «МТС», без возражений немедленно раскодировали сигналы и предоставили свои помещения десяткам агентов ФСБ и ФАПСИ (Федеральная служба правительственной связи и информации, которая не только обеспечивает охрану правительственных телефонов, но и занимается электронной контрразведкой; через несколько месяцев после событий на Дубровке ФАПСИ была расформирована в рамках реорганизации). Правда, рядом с театром почти наверняка сразу же появились напичканные электроникой и антеннами машины электронной разведки, но на них ложилась только поддержка работы агентов в офисах операторов сотовой сети. Многое говорит о том, что спецслужбы просто подключились к аппаратуре, передающей и усиливающей сигнал с мобильных телефонов. А возможно, им и не требовалось с этой целью ехать в трансмиссионные центры отдельных операторов - не исключено, что нужный сигнал передавался по специальным каналам в центр связи ФСБ.
Стоит добавить, что агенты занимались не только подслушиванием разговоров. Требовался еще и перевод - ведь часть разговоров шла по-чеченски, по-арабски и на других языках. Звонили и заложники, и толпы журналистов со всего мира, собравшиеся вокруг театра. Кроме того, если разговор представлял особый интерес, ФСБ, используя возможности оператора и собственные машины с пеленгаторами, с точностью до нескольких метров определяла местоположение говорящего. Похоже, что именно таким образом был задержан Заурбек Талхигов, единственный чеченец, который позже будет осужден за содействие террористам. Он затесался в толпу журналистов на улице возле театра и очень подробно рассказывал Мовсару Бараеву о ситуации вокруг здания - о размещении снайперов, бронетранспортеров и воинских частей. Говорят, что спецслужбы запеленговали говорливого чеченца с точностью до нескольких метров.
Большинство сотовых телефонов дали своим владельцам сигнал, что аппарат раскодирован и легко прослушивается. На экранах некоторых телефонов появился маленький символ открытой задвижки, на большинстве - восклицательный знак. Трудно сказать, знал ли Бараев о том, что телефонные разговоры прослушиваются. Наверное, догадывался. Тогда так же трудно сказать, насколько соответствует действительности опубликованная позже ФСБ запись разговоров Бараева, например, с Зелимханом Яндарбиевым.
Попытки вступить в контакт с террористами были предприняты в первые же часы после захвата театра. В штабе появился известный депутат Госдумы из Чечни, бывший генерал милиции Асланбек Аслаханов, никогда не скрывавший своих стремлений стать президентом кавказской республики. Аслаханов быстро определил номер мобильного телефона Мовсара Бараева и пытался договориться с ним о встрече. Первый разговор состоялся примерно в два часа ночи и был кратким - террористы не желали вступать в контакт. Аслаханов договорился, что позвонит через два часа, то есть в четыре утра. Однако в тот момент в театре уже ни у кого не было ни времени, ни возможности разговаривать с депутатом - как раз около четырех утра в театр пробралась Ольга Романова, которую вскоре террористы расстреляют. Так, на звонки Аслаханова несколько часов никто не отвечал, зато сам Аслаханов охотно делился с журналистами, чего он хочет добиться от террористов.
- Пусть выпустят женщин! Ведь чеченцы не воюют с женщинами, - объяснял он журналистам. - Я с радостью стану заложником. Пусть вся чеченская диаспора приедет сюда и идет в театр, чтобы все увидели, какие чеченцы на самом деле.
Закончилось все, однако, громкими словами. По призыву Аслаханова у театра появилась группа проживающих в Москве чеченцев, но никто из них не пошел в театр в обмен на освобожденных заложников. Зато вместе с ними появился и упомянутый уже Заурбек Талхигов, который потом так подробно обсуждал ситуацию с Бараевым, называя его при этом братом.
Наверное, уже тогда, в первые часы после захвата театра террористами, штаб под командованием Проничева принял решение начать подготовку к силовому разрешению ситуации. Две самые элитные российские контртеррористические группы «Альфа» и «Вымпел», подчиненные руководству ФСБ, получили приказ начать подготовку к штурму. Пока что этот приказ был отдан на тот случай, если террористы начнут вести себя агрессивно или убивать заложников.
Наверняка еще до рассвета антитеррористические силы изучили все московские дома культуры. Оказалось, что есть два очень похожих на Дом культуры на Дубровке строения - Дом культуры АЗЛК (Московского завода им. Ленинского Комсомола, выпускавшего автомобили «Москвич»), расположенный всего в паре километров от Дубровки на Волгоградском проспекте 46/15, поблизости от метро «Текстильщики», и Дом культуры «Меридиан» у метро «Калужская». Первый подвергся перестройке, поэтому именно «Меридиан», почти близнец Дубровки, стал на ближайшие два дня полигоном, на котором до потери сознания тренировались офицеры «Альфы». Они ни на минуту не выходили из здания. Еду привозили в столовую, спали по нескольку часов в день там, где их застал приказ «Вольно!», чаще всего на полу в коридорах.
О том, как выглядела тренировка контртеррористических групп неизвестно практически ничего. Мне удалось только узнать, что вначале офицеры «Альфы» изучали здание, заглядывали во всевозможные закутки, запоминали каждый поворот коридора. Потом они были разделены на звенья, а Дом культуры - на зоны. Каждое звено многократно тренировало подход к «своей» зоне и ее зачистку.
Почти наверняка уже тогда президент Путин рассматривал, как наиболее вероятное, предложение штурма здания театра. Здания, в котором находилась почти тысяча заложников и несколько десятков террористов. Если бы это удалось, успех вознес бы внутренний и международный рейтинг Путина на недосягаемую высоту. Весьма вероятно, что именно об этом говорил Путин во время очередного совещания в Кремле, которое началось около полуночи, то есть через три часа после захвата театра террористами. На этот раз, кроме двух предыдущих посетителей, Патрушева и Грызлова, в кремлевском кабинете Путина появился премьер Михаил Касьянов и шеф президентской администрации Александр Волошин. Телевидение позже показало запись этой встречи, но с отключенным звуком.
Наблюдатели, которые впоследствии анализировали поведение президента в ходе драматических событий с заложниками, заметили, что не было одного, казалось бы, обязательного элемента подобных кризисов - обращения к народу. В течение пятидесяти семи часов драмы Путин ни разу не выступил по телевидению и не обратился напрямую к народу. Наблюдатели считают, что российский президент, сохранивший привычки сотрудника КГБ, все еще остается больше разведчиком, чем политиком, и считает, что в момент кризиса нужно искать пути его разрешения, а не завоевывать благосклонность общественного мнения. С обращением можно подождать до окончания штурма.
Молчание Путина возмутило журналистов. Первая пленка с записью ночного совещания президента, премьера и глав МВД и ФСБ была тщательно проанализирована, журналисты наняли даже специалистов чтения по движению губ. Именно так этот разговор расшифровал Леонид Парфенов в программе «Намедни» на НТВ:
Путин: Итак, наша следующая встреча состоится на месте.
Патрушев: Думаю, надо все подготовить.
Касьянов: Я против. Это может пойти во вред требованиям.
Путин: Обсудим это на месте.
О каком месте говорит президент? Каким образом что-то, что собираются предпринять политики, может повредить требованиям террористов? Часть журналистов сочла, что Путин говорил о планируемом штурме и хотел приехать на место захвата, к Дому культуры. Однако официально Путин ни разу не появился ни в оперативном штабе, ни вблизи театра. Не было и никаких утечек, намекающих на возможность его появления там инкогнито. Впрочем, не совсем понятно, зачем президенту нужно было появляться рядом с занятым террористами театром.
У меня есть другая теория: есть такое место, куда Путин мог бы приехать, чтобы лучше ориентироваться в том, что происходит на Дубровке, без всякой сопутствующей такому визиту суеты, - это Дом культуры «Меридиан», где вскоре должны были начаться учения «Альфы». Там Путин мог своими глазами увидеть театр изнутри и поговорить с десантниками. И спросить их, насколько велик риск того, что операция закончится бойней. Приезжал ли президент в «Меридиан» и разговаривал ли с «альфовцами»? Не известно.
Зато мне удалось с достаточной степенью вероятности установить, что уже через сутки, то есть 24 октября вечером или ночью с четверга на пятницу, решение о штурме с использованием газа было принято. Практически наверняка его принял лично президент России. Официально до сегодняшнего дня не назван человек, ответственный за штурм, что может только свидетельствовать в пользу того, что решение принял лично Путин. Теоретически такой приказ мог отдать шеф оперативного штаба Проничев, но многое указывает на то, что он был исполнителем, который самостоятельно принимал решения только относительно технических деталей.