Глава LXXVII Ворота Сент-Уан

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава LXXVII Ворота Сент-Уан

На рынке у ворот Сент-Уан он нашел в картонной коробке фотографию. Схватив ее, он стал испуганно разглядывать ее. В туалетной комнате с двумя застекленными перегородками в «стиле модерн», прилегавшей к спальне на третьем этаже дома д’Ансени, перед черным лакированным комодом стояла женщина, смотревшая на себя в тусклое зеркало. Это была моя двоюродная прапрабабка под руку с Морисом Роллинй. Надпись на обороте снимка, его подлинность не вызывали сомнений. Я хранил в Сансе, в доме на берегу Йонны, копию брачного свидетельства. Продавцу я дал маленькую серую купюру в пять евро.

И вот я ставлю фотографию на каминную полку, сунув ее край за гипсовую рамку старинного зеркала.

Темные зеркала.

Квадратики оконных стекол в ночном мраке подобны темным зеркалам.

Мы тоже больше не несем особо густых теней, когда наступает ночь.

Я выдвинул до конца ящик, ради которого приехал. Уселся. Поставил его себе на колени. И стал читать письма. Все похищается. Все продается.

И неизвестно, в чем скрыта жизнь.

Моцарт вложил свою жизнь в маленькую канарейку, о которой Марианна заботилась в Зальцбурге, которую кормила до самого конца.

Пушкин вложил свою жизнь в попугая[160].

Бидараси — в золотую рыбку.

А мы — мы сидели в укромном домике, перед зеркалом, висевшим на ржавой железной цепи. Зеркало висело наклонно над чугунной печуркой фирмы «Годен». А потом отражения покинули зеркало; душа покинула уста.