Глава LXVII Gott ist tot

Глава LXVII

Gott ist tot

Для начала мне хотелось бы напомнить замечательную жалобу богов у Лукиана: «Мы, боги, трепещем. Мы всегда трепещем. Трепещем в образе быков, когда нас приносят в жертву. Трепещем в образе золотых изваяний, когда нас превозносят…».

* * *

Сцену первую — «Gott ist tot» («Бог умер») мы находим на последних страницах романа Жана Поля «Зибенкэз»[131]. Он был опубликован в 1796 году.

Иисуса на кладбище осаждают трупы людей, которые, окружив его, спрашивают:

— Бог еще жив?

Иисус колеблется, не зная, как сообщить трупам принесенную им весть.

— Разве Христос — не сын Божий?

Тогда Иисус отвечает:

— Нет, он не сын Божий.

Однако тени мертвых не удовлетворяются таким ответом. Они продолжают задавать все тот же вопрос. Наконец Иисус, решившись, отвечает:

— Я искал повсюду на земле, повсюду на море, повсюду по вселенной. Мы сироты. Вы и я, все мы сироты. Нет у нас отца.

Сцену вторую — «Бог умер» — читаем у Кине[132] в 1833 году: «Агасфер, добрый Агасфер, назови нам имя, которое мы ищем!» И когда я отвечал им: «Не Христос ли это?» — они с усмешкою возражали: «Христос? Нет. Он слишком стар для нас. А земля не рождает более в своих бороздах новых богов, дабы удовлетворить наш голод».

Сцена третья — «Gott ist tot» — принадлежит перу Генриха Гейне[133]. Она появилась 15 ноября 1834 года в «Ревю де дё монд»: «Не слышите вы разве звона колокольчика? На колени! Там идут соборовать бога, который умирает». Гейне называет Канта[134], в Германии, «убийцей Бога». И добавляет: «Этой скорбной вести понадобится, может быть, несколько веков, чтобы разнестись по всему свету».

Сцена четвертая — «Gott ist tot» — написана Максом Штирнером[135]. Она ближе всех других к той, что описана у Жоффруа Валле в 1572 году. В 1844-м Макс Штирнер пишет: «Бога убили, но тогда не существует и Человек. Остается Единственный, который зиждется на Эфемерном, — смертное создание, пожирающее самое себя, и я говорю: „Ich hab’mein Sac’ auf Nichts gestellt“. Я вложил свое дело в небытие».

«Агасфер» Кине предваряет на пятьдесят лет «Заратустру» Ницше[136]. Нужно прочесть до конца фразу, которую Ницше написал в 1883 году: «Gott ist tot! Und wir haben ihn get?tet! Ist nicht die Gr?sse dieser Tat zu gross f?r uns?» (Бог умер! И это мы его убили! Не слишком ли оно велико для нас — величие этого деяния?)

Пятая сцена является решающей. Следует разделить это жертвоприношение на три части, изложенных в рассуждении Ницше следующим образом:

Бог умер. Это знаменует смерть христианского мира. Христианский мир можно обозначить следующим образом: бог превратился в умирающего человека согласно двум модальностям: он стал человеком и умер после того, как его подвергли мучениям и распяли, как раба, на кресте.

Это мы его убили. Распяли его не только римляне, и провозгласили его смерть не только иудеи: христиане воспели его смерть, христиане запечатлели его смерть на картинах и в скульптурах, христиане превозносили его смерть на протяжении всей истории их религии. Вот безжалостный комментарий Лютера[137]: «Бог в ипостаси Бога пал жертвой Иисуса». Гегель написал в своей «Феноменологии Духа»: «Вот жестокое определение Лютера: Бог умер сам».

Величие этого деяния — не слишком ли оно велико для нас? Да. Приходится признать, что величие этого деяния слишком велико для нас, поскольку вот уже четыре века такое великое множество людей запуганы нигилизмом.

Например, все философы запуганы нигилизмом.

Например, последовательные истребления мегафауны, потом богов, потом природы, потом человеческой сущности людей никогда не осмысливаются вместе.