Человек – воздушный шар[371]

Человек – воздушный шар[371]

В соответствии с количеством тепла, которое содержится в телах, физика разделила их на твердые, жидкие и газообразные. Так, например, вода в твердом состоянии – это лед, в текучем – жидкость, в состоянии кипения – пар. Все тела подчиняются общему закону тяготения, или, иначе говоря, тела под влиянием силы притяжения стремятся к некоему общему центру. Естественно, что сила тяготения проявляется в большей степени в тех телах, которые, обладая меньшим объемом, содержат большее количество молекул и таким образом имеют больший удельный вес. Тела, обладающие наибольшим удельным весом, стремятся занять место, ближе всего расположенное к центру притяжения. Так, например, на шкале расположения тел мы можем видеть, что твердые тела помещаются внизу, жидкие – посредине и газообразные – наверху. Поэтому камень опускается на дно реки, а газ поднимается в верхние слои атмосферы. Каждое тело находится в состоянии непрерывного движения, подчиняясь закону, согласно которому оно стремится занять место в соответствии с увеличением или уменьшением степени плотности. Поэтому облако, например, постепенно уплотняясь, начинает опускаться и, превратившись в жидкость, низвергается вниз. То же самое тело под воздействием огня расширяется и, постепенно испаряясь и превращаясь в газ, начинает подниматься, В мою задачу вовсе не входит ознакомление читателя с основами физики, во-первых, потому, что я сам, очевидно, не обладаю достаточными знаниями в этой области, а во-вторых, потому, что мои читатели, я уверен, знакомы с этим предметом лучше, чем я. Все эти данные нужны мне как отправная точка для моих дальнейших рассуждений.

Та классификация, которую дала наука в отношении всех тел вообще, может быть, в частности, применена и по отношению к людям. Попробуем это доказать.

Есть люди, так сказать, твердые, жидкие и газообразные. Твердый человек компактен, малоподвижен, основателен и располагается в самых нижних слоях людской атмосферы, откуда он никогда не может выбраться. Контакт с землей дает ему жизнь. Это современный Антей,[372] или, пользуясь смелым термином, человек-корень, человек-клубень. Попробуй оторвать его от земли, и он перестанет быть самим собою. Это сама твердь. Почти полное отсутствие тепла делает его таким плотным, что место, занимаемое им в пространстве, весьма невелико. Он обладает громадной силой тяготения и едва не продавливает слой земной коры, на который опирается. Он находится в состоянии непрерывной борьбы с земной твердью, он давит на нее и заставляет ее опускаться все ниже и ниже. Вы можете узнать его за версту: у него сдавленный лоб и согнутое туловище, ему сильно досаждают собственные волосы, у него блуждающий взор; его глаза видят, но не способны всматриваться, а потому ничего не могут ясно различить. Когда что-нибудь постороннее начинает его волновать, он издает глухие, рокочущие звуки, наподобие тех, какие можно слышать в далеких полярных странах, когда бурные весенние воды увлекают за собой ломающиеся ледяные громады. Так как в природе все тела и даже лед обязательно обладают хотя бы минимальным количеством тепла, то и у него есть некоторое количество внутренней теплоты, у него тоже есть своя душа, своя энергия. Но она так невелика, что не дает живительного света. Это блуждающий огонь среди океана подобных же блуждающих огней. Этот обманчивый свет смущает его, сбивает с толку. Поэтому человек-твердь и в религии и в политике видит только лабиринт, в котором ему никогда не удастся найти путеводную нить. Религия и политика для него – это хаос, в котором перемешались суеверия, фанатизм, заблуждения. Его нельзя сравнить даже с угасшим фонарем: в нем ведь никогда не было настоящего света. Свет никогда не разгорится в нем, не вспыхнет: у него нет для этого необходимой энергии.

Человек-твердь покрывает весь лик земли – он образует земную кору. Это основа человечества, фундамент общественного здания. Так же как земля удерживает все прочие тела, тяготеющие к центру, человек-твердь тоже удерживает на себе всех тех, кто давит на него сверху. Из этой породы людей выходят раб, слуга, существо низшего порядка, словом, все те, кто никогда не сумеет ни прочесть, ни узнать всего, что о нем говорится. Он лишен возможности рассуждать, по-настоящему творить, он только служит. Без человека-тверди не было бы тиранов, а так как люди-твердь вечны, то и тирании не будет конца. Это великая сила, имя которой народ. Его обманывают, его попирают ногами, ходят по нему, карабкаются вверх, а он в поте лица своего копает землю и все должен переносить.

Но когда он поднимается, становится страшно; все содрогается, словно от землетрясения. Говорят, что в такие моменты он открывает глаза, он прозревает. Но это ошибка. Разве можно назвать глазами земные трещины, образовавшиеся во время извержения вулкана? Он, так же как и каменная глыба, лежит спокойно на месте, пока не получит внешнего толчка. Он никуда не двинется из деревни, в которой родился (если только человек-твердъ вообще рождается; мне кажется, что он существует от века и меняет только форму бытия); он не тронется из кафе, куда его определили, чтобы разносить шербет; он никуда не уйдет из маленькой улички, где чистит прохожим сапоги; ему не уйти с корабля, где он должен ставить паруса и брать рифы; ему никогда не вырваться из солдатчины; он так и останется на кухне, где вечно будет готовить пищу для других; его всегдашняя обязанность – упаковывать чужие чемоданы; он не может покинуть улицу, где подметает мусор; он навсегда прикован к машине для вязки чулок, к мельнице, где должен молоть зерно, к межам, которыми он огораживает своп крохотный земельный участок. Это инструмент первой необходимости, прочно связанный с другими инструментами.

Совсем другое дело человек-жидкость. Этот постоянно движется, бежит куда-то, растекается во все стороны, неожиданно меняет направление, стремится заполнить пустое пространство. В нем содержится большее количество тепла; змеей ползет он по поверхности человека-тверди, размывает его, изматывает его силы, тащит за собой, кружит, вертит, топит. В период революционных потрясений он сам получает толчок и, получив его, словно водная громада, взмывает вверх, выходит из берегов и, образуя стремительный поток, увлекает за собой камни и деревья, все сметает на своем пути, наращивая силу за счет подхваченных масс человека-тверди, но как поток не знает тех сил, которые движут его, и не знает, принесет ли его стремительное течение пользу или вред, так я человек-жидкость в этом движении являет собою весьма несовершенный инструмент, который будоражит еще менее совершенные инструменты. Однако он кичлив: он шумит, гремит, шлет вызов небесам, кричит и порождает эхо. В этом-то и состоит основное различие между человеком-твердью и человеком-жидкостью. Камень производит шум только тогда, когда его сдвигают с места. Вода шумит и журчит беспрестанно – это ее всегдашнее состояние. Вода напоминает нам средние классы общества: они тоже ни на минуту не перестают шуметь. Если ударить по твердому телу, то от него отколется кусок – и только, но если вы ударите по воде, то сразу почувствуете сопротивление, ответный толчок, сразу пойдут круги, и все придет в движение. Вот еще одно интересное наблюдение: удар но народу причинит вред только ему самому, удар по средним классам не пройдет бесследно и для того, кто ударяет.

У человека-жидкости тоже есть душа, но она имеет, так сказать, меньшую плотность, а соответственно – большее количество тепловой энергии. Кроме того, у нее нет постоянной формы, она всегда чему-нибудь уподобляется, иначе говоря, она, как всякая жидкость, принимает форму того сосуда, в котором в данный момент находится. Если человек-жидкость имеется в небольшом количестве, то ему можно придать любую форму, в большом же количестве он сам приобретает ту форму, которая ему более подходит. Человек-жидкость – это средний класс общества. Вы сразу можете узнать его. Его выдает постоянное, непрекращающееся движение: он хватается то за одну службу, то за другую, а если встречает какое-нибудь свободное, вакантное место, то непременно заполнит его; сегодня он в одной провинции, завтра в другой, а послезавтра в столице. Но в конце концов, как это обычно случается с проточными водами, он встречает на своем пути море, вливается в него, попадает в упряжку, останавливается – и больше ему уже не течь. Сегодня он не больше ручейка, зато завтра может превратиться в полноводную большую реку. Равным образом сегодня он чиновник без оклада, завтра, глядишь, он уже стал делопроизводителем, а послезавтра чиновником для поручений. У него инстинктивная потребность к росту, но особенно высоко вознестись он не может; если же все-таки он и взлетает на какой-то момент, то непременно низвергнется в бездну.

После того как мы вкратце и в общих чертах охарактеризовали человека-твердь и человека-жидкость, можно перейти к основной цели нашей статьи – к описанию человека газообразного. Первые две разновидности буквально заполонили мир: кажется, что кроме них никого и ничего больше нет. Для существования третьей разновидности необходима высокая степень содержания тепловой энергии, а мир устроен так, что не везде есть подходящие для этого условия.

В этом-то и заключается наше несчастье. Как показывает современная физика, мы находимся сейчас в таких холодных условиях, которые никак не могут способствовать взлету мысли. Попытаюсь это доказать.

Человек-газ, достигнув необходимой степени расширения, способен подняться из любого места, где бы он ни находился, и занять, таким образом, соответствующее своему удельному весу положение; он достигает той высоты, которую допускает степень его конденсации, и затем повисает в верхних слоях атмосферы. Для него нет препятствий, а если бы они даже и встретились на его пути, то и в этом случае он вырвался бы, как, например, пар из котла. Поместите его в какую-нибудь деревушку – он сразу же покроет любое расстояние и опустится в столице, плуг он, разумеется, забросит; одной ногой встанет на человека-твердь, а другой – на человека-жидкость и, едва утвердившись на этом основании, воскликнет: «Я здесь главный, я никому не подчинюсь».

Таковы законы природы. Усвоив эти общие основы физики, читатели без труда распознают газообразного человека. У него высокий, гордый лоб, орлиный взор, он обладает неодолимой силой, движение его столь же стремительно, как выстрел пробки из бутылки с шампанским. Но единственный способ придать газообразному веществу какую-то форму – это заключить его в баллон. Самым подходящим названием для человека-газа является, по нашему мнению, термин человек – воздушный шар. Только заключив газообразное вещество в баллон, мы можем обнаружить его.

Наши читатели знакомы несомненно с историей создания воздухоплавательных аппаратов: от примитивного монгольфьера,[373] наполненного горячим воздухом, до последних опытов в создании управляемой летательно!! машины, которые были предприняты в Париже и закончились весьма неудачно. Всем известно, что газ газу рознь и что один газ может быть намного легче другого. Однако вряд ли все имеют точное представление о том, каких успехов достигли мы, испанцы, в деле искусственного производства легчайших газов, необходимых нам для совершения полетов. Будем надеяться, что тщеславие не вскружит нам голову, тем более, что газы, созданные в нашей стране, очень ненадежны.

Все знают, что в давно прошедшие времена потолок для подъема человека-шара у нас был исключительно низким. Те, кому удавалось оторваться от земли, сосредоточивали невероятные усилия лишь на том, чтобы приблизиться к ступенькам трона, ну, а если человек-шар возвышался до министерского кресла, это казалось пределом возможного. Наши ученые-физики, даже самые опытные, знают только одного, кто в те времена достиг верхнего карниза королевского дворца.[374] Но, очутившись на большой высоте, он, то ли вследствие потери управления, то ли из-за просчета в определении минимума плотности, неожиданно был подхвачен резким порывом ветра: шар лопнул, и его отнесло к берегам Тибра,[375] где он, совершенно изорванный, валяется и поныне. Все это случилось, видимо, еще и потому, что у воздухоплавателя не оказалось парашюта, хотя, как правильно сказал Симплисио де Бобадилья,[376] нет лучшего парашюта, чем лопнувший шар.

Позже почти во всех странах многие смельчаки забирались на головокружительную высоту и даже держались там некоторое время. Однако в нашей стране совсем не было или почти не было людей, которые могли бы по-настоящему забраться набольшую высоту, – и это воспринималось как наша общая беда. Соединенным Штатам довелось увидеть, как человек – воздушный шар поднялся на предельную высоту и как он затем, ловко регулируя действие клапана, сумел в нужный момент плавно опуститься. Во Франции было совершено множество полетов: некоторые шары до сих пор еще находятся где-то в вышине, изумляя взоры многочисленных зрителей. Швеция может наблюдать одного из этих людей на своей самой высокой вершине.[377] Самым замечательным был, конечно, знаменитый подъем, завершившийся спуском на острове святой Елены.[378] Необходимо заметить, что бывают весьма славные снижения, которые походят на почетное отступление.

Но посмотрим, как обстоит дело с человеком-шаром в нашей стране. В 1808 году обнаружилось явное стремление пустить в воздух как можно большее количество воздушных шаров. Однако в этом деле мы были еще новички, и газ, наверное, был не лучше обыкновенного дыма, а потому часть воздухоплавателей вместе со своими шарами свалилась прямо в пролив; другие пытались продержаться некоторое время над континентом, но постепенно теряли газ, пока, наконец, сильный порыв ветра не прикончил итех и других.

Эксперименты пытались повторить в 1820 году, однако опыта, видимо, у нас не прибавилось: на этот раз люди-шары не учли северного ветра, который вдруг подхватил их, закружил, и дело кончилось тем, что одни из них погибли от удара молнии и упали бог весть где, другие, получив сильные повреждения, свалились на территории дальних стран и государств. Почти ни один из них не приземлился плавно. Но и на этот раз наука не приобрела никакого положительного опыта.

Но вот люди-шары снова делают попытку подняться; однако, наученные горьким опытом, наши современные Икары[379] с опаленными крыльями относятся теперь даже к газу, с помощью которого они поднимаются, с большой опаской. Вряд ли они сумеют взлететь выше, чем взлетел Роццо.[380] Для нас все они – Роццо.

Обратите, однако, внимание на характер человека-шара: сколько шуму перед полетом: «Взлетает! Сейчас он взлетит! Да, да, еще минутка, ион отправится в полет!» Какая популярность! Какой престиж! Наконец шар готов к полету, все верят, что он полетит. Посмотрите, как раздувается шар! Кому придет в голову сомневаться в прочности оболочки? Но уж так случается, что пока шар находится тут, на земле, возле нас, мы поражаемся его размерам, оснастке, расхваливаем его летные качества, однако по мере того, как он начинает подниматься, размеры его кажутся все меньше и меньше. Едва шар успеет достичь высоты дворца, а это не бог весть какая высота, как он уже выглядит чуть побольше ореха. Человек-шар теперь ничто: раздутая оболочка и немного дыму. Выше подниматься опасно: можно потерять управление. Кто же теперь обеспечит управляемость этого шара?

Там, наверху, человек-шар делает какие-то замысловатые движения; ветер бросает его из стороны в сторону. Приходится выбрасывать балласт, но все напрасно: шар снова оказывается на земле. Правда, теперь люди-шары научились пользоваться парашютом, опускаются они плавно и относит их не очень далеко: не дальше Буэн-Ретиро.

Но позвольте, скажут мне, разве всегда будет происходить именно так? Может быть, их опыт чему-нибудь да послужит? Может быть, после них люди перестанут самообольщаться?

На это я как раз и не могу ответить. Я верю в науку. Я считаю также, что в нашей стране, возможно, скрывается еще немало людей-шаров. Но если они, эти люди-шары, существуют, то почему же они упорно не хотят признавать законов природы? Если их газ отличается большей плотностью, то почему они не пытаются взлететь сами и возвыситься над другими?

Однако исследование этого вопроса завело бы меня слишком далеко. В мою задачу входило только обрисовать газообразного человека нашей страны. Статья по вопросам физики не должна быть длинной: если бы мы рассуждали о политике – тогда другое дело.

Подведу итог и на этом закончу: люди, подобные Роццо, которые еще на наших глазах делали первые неуверенные шаги, кажется уже поднялись на предельную для них высоту. Очередь за следующими! Попробуем по-новому! Если проторенная дорога ни к чему не приводит, нужно искать новый путь. Это подсказывает сама логика. Если объявится какой-нибудь новый человек-шар, это нас не смутит, мы готовы даже благодарить его. Однако он может не рассчитать своих сил: пусть не забывает, что сначала нужно подняться, а потом избрать определенное направление. Еще Кеведо[381] говорил: «Забраться наверх только для того, чтобы скатиться вниз, – занятие пустое, зато благоразумный спуск, приводит к цели кратчайшим путем». Имейте в виду, что с любым новичком может приключиться то же, что с остальными: как только он начнет подниматься, его размеры будут казаться все меньшими. Если же новых смельчаков не найдется, то очень жаль. Мы со своей стороны на всякий случай подготовили парашют для плавного спуска.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.