Описание
Описание
Уайльд покинул Рединг вечером 18 мая 1897 г. Перед отъездом начальник тюрьмы вручил ему рукопись его большого письма Дугласу. У ворот тюрьмы его дожидались только двое репортеров. Одетый в гражданское платье и сопровождаемый двумя надзирателями, он был отвезен в кэбе на станцию Туайфорд, где все трое сели на лондонский поезд. Они сошли на станции Уэстборн-парк и взяли кэб до Пентонвилльской тюрьмы, где Уайльд провел ночь.
На следующее утро, в 6.15, Мор Эйди и Стюарт Хэдлэм увезли его из тюрьмы в кэбе. Им удалось избежать встречи с газетчиками, и они поехали прямо к Хэдлэму, который жил в Блумсбери в доме 31 на Аппер-Бедфорд-плейс; там Уайльд переоделся и позавтракал. Вскоре к нему пришли Эрнест и Ада Леверсоны; последняя так вспоминала об этой встрече:
«Войдя, он сделал все, чтобы мы не испытывали неловкости. Он вошел с достоинством короля, вернувшегося из изгнания. Он много говорил, смеялся, курил сигарету, волосы его были тщательно уложены, в петлице красовался цветок, и он выглядел намного бодрее, стройнее и моложе, чем два года назад. Первое, что я от него услышала, было: «Сфинкс, это просто чудо, что вы так верно выбрали шляпку, чтобы в семь часов утра встретить друга после долгой разлуки! Должно быть, вы и не ложились вовсе». Так он болтал еще некоторое время, потом написал письмо и дал его кэбмену, чтобы тот отвез его в католический приют; в письме он спрашивал, пустят ли они его к себе на полгода…
— Знаете, какому наказанию подвергаются люди по дороге «оттуда»? Им не дают читать «Дейли кроникл»! Я умолял их разрешить мне почитать эту газету в поезде. «Нет!» — «А вверх ногами можно?» На это они дали согласие, и всю дорогу я читал «Дейли кроникл» вверх ногами — должен сказать, никогда она не приносила мне столько удовольствия. Так только и надо читать газеты.
Тем временем принесли ответ. Пока Оскар читал его, мы все смотрели в сторону. Они написали, что не могут пойти навстречу его минутной прихоти. Надо подождать по крайней мере год. По существу, это был отказ.
Тут выдержка ему изменила, и он горько расплакался».
Дальнейший путь Уайльда к свободе описывает Росс:
«Предполагалось, что в Дьепп, где мы с Реджи Тернером заказали ему номер в Сэндвич-отеле, он отправится утренним пароходом. Но Уайльд был столь разговорчив и хотел повидать столь многих, что он опоздал на поезд и вынужден был во второй половине дня поехать с Эйди в Ньюхейвен, где дождался позднего вечера и сел на ночной пароход.
Мы встречали их в полпятого утра — разгорался великолепный весенний рассвет, который Уайльд предвосхитил в заключительных строках «De Profundis». Когда пароход вошел в гавань, от огромного распятия на пристани, где мы его ждали, стала легко различима рослая фигура Уайльда, который был на голову выше прочих пассажиров. Этот удивительный береговой знак был для нас полон значения. Мы побежали к причалу, и тут Уайльд узнал нас, замахал рукой и заулыбался. В чертах его лица не осталось и следа былой загрубелости, и он выглядел так, как, вероятно, выглядел в ранней молодости в Оксфорде, когда я его еще не знал, и как выглядел потом в гробу. Многие, даже друзья, считали его внешность чуть ли не отталкивающей, но в верхней половине его лица всегда сквозили и ум, и благородство.
После обычной томительной задержки Уайльд, наконец, гордо сошел на берег своей диковинной слоновьей походкой, какой я не видел ни у кого другого. В руке он держал большой запечатанный конверт. «Здесь, мой дорогой Бобби, находится эта грандиозная рукопись, о которой я тебе писал. Мор очень плохо повел себя в отношении моего багажа и пытался лишить меня благословенного чемодана, которым Реджи меня снабдил». Тут он разразился оглушительным жизнерадостным хохотом. В конверте, конечно, была рукопись «De Profundis».
Все чемоданы у Уайльда были новые и имели пометку С. М., так как он решил жить под именем Себастьян Мельмот; их подарил ему Тернер. В последующие дни он постоянно обыгрывал эту тему и кончал все споры с Тернером словами: «Но я никогда не забуду, что ты подарил мне чемодан». Это, конечно, звучит не так уж остроумно, и я привожу эти слова только чтобы показать, как по-детски весел был в это время Уайльд…
Весь первый день и многие последующие дни он не говорил ни о чем другом, кроме Редингской тюрьмы, которая уже превратилась для него в некий волшебный замок, эльфом-хранителем которого был майор Нельсон. Уродливые башни с навесными бойницами преобразились в минареты, надзиратели — в почтительных мамелюков, а мы сами — в верных паладинов, встречающих Ричарда Львиное Сердце после его заточения…»