Вместо предисловия

Вместо предисловия

Говоря откровенно, мне здорово повезло: в одном из пограничных отрядов западной границы познакомился с Алексеем Ивановичем Сапегиным — отважным следопытом, который, что называется, бывал на коне и под конем, попробовал и горького, и горячего…

Совместные поездки по заставам, долгие беседы сдружили нас, он раскрылся, как человек и как воспитатель, наставник, умело передающий молодым воинам свой богатейший опыт борьбы со шпионами и диверсантами.

Интересную, насыщенную событиями жизнь прожил этот заслуженный пограничник, кавалер многих орденов, медалей, знаков воинской доблести.

Перед тобой, читатель, небольшая повесть о нем.

Служу на границе

Застенчивая улыбка пробегает по сухощавому лицу прапорщика Сапегина, он пожимает плечами. Рассказать о себе? Пожалуйста. Только ничего особо примечательного нет в его жизни. Родом он с Рязанщины, из села Казачье. Еще не исполнилось и восемнадцати, как надел военную форму. Да и мог ли усидеть дома, когда фашисты напали на Родину? Рвался на фронт, в действующую армию, где уже второй год находился его отец, да вышло иначе. Назначили в пограничные войска.

Откровенно говоря, это не совсем обрадовало (тыл, мол!), а как прибыл на заставу, то понял, что ошибся, здорово ошибся. По существу, здесь тоже шла война, только война тайная, война невидимая, война разведок… Так с сорок второго и породнился с границей… А насчет каких-то особых случаев и невероятных приключений, то их вроде бы и не было.

— Нет, не было, — уже более решительно повторил Алексей Иванович. — Обнаружишь нарушителя, преследуешь… Задержишь… Вот, пожалуй, и все. Ничего особенного. — Он закуривает и прохаживается по комнате. Выше среднего роста, с широко развернутыми плечами, стройный и подтянутый.

— Я слышал, вы охотник? — говорю, чтобы как-то нарушить затянувшееся молчание.

Алексей Иванович кивает головой:

— Да, немного есть. Охотник и рыболов.

Он заметно оживляется и с увлечением начинает рассказывать, как чудесно посидеть часок-другой с удочкой на берегу реки, терпеливо ожидая, когда доверчивая рыбешка польстится на червяка… Не без гордости показывает свою отменного боя тульскую двустволку, с которой любит побродить по лесу. Именно побродить, понаблюдать скрытую от посторонних глаз жизнь лесных обитателей. Слиться с природой. Увидеть нежную, неповторимую просинь раннего утра, когда тают в низинах розовые облачка тумана и в бесчисленных каплях росы искрится солнце. Затаив дыхание, дрожа от восторга, подследить, как в валежнике возится юркий поползень, как паучок забрасывает паутину на вершину ярко-зеленой елочки и терпеливо дожидается своей добычи. Послушать негромкое, булькающее, напоминающее журчание ручейка, воркование горлинки…

Алексей Иванович с мечтательной улыбкой вспоминает, как ранней осенью шел он с ружьем по опушке леса. Деревья отливали багрянцем, и чуть ли не вокруг каждого дружная семейка грибов.

Откуда ни возьмись — косой. Прижался к росистой траве, положив уши на спину. Сапегин ударил в ладоши. Улепетывай, дескать. И весело подмигнул вслед мелькающему в кустарнике коротенькому светлому хвостику.

В тот день вернулся он с пустым ягдташем. И дома за ужином пришлось дважды с мельчайшими подробностями рассказать дочке про зайчишку. И даже жена, Раиса Петровна, отложив в сторону студенческие тетради (она преподавала тогда в педучилище), слушала эту историю.

…Поговорив о преимуществах ловли на поплавковую удочку перед спиннингом, мы незаметно перешли на пограничную службу.

Сапегин задумчиво трет высокий лоб. Голубые, чистые глаза смотрят куда-то вдаль. Светлые, выгоревшие на солнце брови нахмурены.

Граница, граница… Это короткое, но емкое слово подтягивает, заставляет быть строже, требовательней к себе, своим поступкам, поведению. Слово это звучит тревожно, волнующе. В нем будто слышится шелест камыша, крадущиеся настороженные шаги, таинственные тени…

Граница Советского Союза тянется по лесам, по горам, равнинам, рекам. Пограничники слышат неумолчный шум дальневосточной тайги, грозный рокот Тихого океана, видят раскаленные барханы выжженной солнцем пустыни и холодные заснеженные вершины Памира. Они несут службу в болотах и лесах Карелии, на боевых кораблях…

Безлюдье на границе, кажущийся покой, тишина. Но тишина тут хрупкая, коварная. Здесь государственный рубеж советской земли. А рядом, в двух шагах, сопредельное государство. Чужая земля, чужое небо, другие обычаи и порядки… За спиной же Россия, Москва, родные, близкие, друзья, край, где ты родился, жил.

На пограничной заставе не совсем так, как в обычной войсковой части. Поутру горнист не играет общего подъема. Одни солдаты ложатся спать, когда на востоке загорается солнце, другие встают, умываются, когда на небо выползает луна.

Жизнь на заставе не замирает ни на минуту, как не останавливается кровь в человеческих жилах. Служба длится все двадцать четыре часа — в будни и в праздники, днем и ночью, в жару и в дождь, туман и снежную метель. И поэтому кто-то отдыхает, кто-то готовится в наряд.

Ровно в двадцать часов весь личный состав выстраивается для боевого расчета. Объявляется суточный наряд. Выделяется оперативная, так называемая тревожная, группа… Строго и торжественно звучит голос начальника заставы: «Приказываю выступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик! Всех лиц, нарушивших или пытающихся нарушить…» И солдаты, серьезные, сосредоточенные, взяв оружие и снаряжение, идут на боевое дежурство. Так их отцы и деды шли в разведку на фронте.

Медленно разматывается клубок воспоминаний. Преследования. Перестрелки. Ночные и дневные тревоги. Беспокойная, полная опасностей жизнь пограничника.

Ведь это только сказать легко: задержал, доставил на заставу. За каждым из таких эпизодов (зачастую связанных со смертельным риском) стоит огромный труд, умение, мужество… А на боевом счету ветерана свыше семидесяти задержанных им нарушителей.

«Семьдесят нарушителей!» Услышав это, я мысленно ахнул. Чтобы построить, скажем, мост, необходимы большие средства, усилия сотен и сотен людей самой высокой квалификации, месяцы, если не годы работы. А взорвать этот мост могут два-три диверсанта. Так сколько же все эти семьдесят пробирающихся к нам врагов могли принести беды?

Могли бы, не встань на их пути отважный следопыт, коммунист Алексей Сапегин и его товарищи.