1

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1

Случай с поваром заставил Кублашвили по-новому посмотреть на свою службу. С особой остротой понял он то главное, без чего немыслима мало-мальски успешная работа на КПП.

Человек тащит корзину антрацита. Казалось бы, пускай тащит, тебе-то что до этого? Но если знаешь, что тут, на пограничной станции есть охотники поживиться контрабандой, то уже совсем иначе начинаешь относиться ко всему окружающему. Какая-нибудь, на первый взгляд, мелочь, пустяк, на что другой и внимания не обратит, заставляет задуматься, сопоставить факты, сделать выводы.

Сопоставлять факты, делать выводы. Это только сказать легко, а в жизни не всегда гладко получается. Далеко не всегда. И обязательно надо предостеречь ребят (кто знает, может, среди них есть и будущие пограничники?), чтобы у них не создалось представления: пришел, увидел, победил. Контрабандисты не лыком шиты, проявляют дьявольскую изобретательность.

Кублашвили прошелся по комнате. Заметил на этажерке конверт с круглым почтовым штемпелем и, досадуя на себя, поморщился. Второй день собирается ответить Коле Петрову и никак не соберется. Все! Сегодня же напишет письмо. Обязательно.

Вот же славный он парень! Давным-давно уволился в запас, а сослуживцев помнит. Хоть изредка, а пришлет весточку о себе. Службу на границе забыть не просто. Теперь вот написал, что в Польшу собирается, путевку туристическую получил. По пути остановится на денек, проведает старых друзей.

Кублашвили улыбнулся, представив себе круглое, румяное лицо Петрова, лихой его чуб — предмет особых забот владельца.

А каков Коля сейчас? Может, сразу и не узнаешь. В модном пальто, в сдвинутой на затылок фетровой шляпе, при галстуке. Как на фотографии, которую прислал в прошлом году.

Да-а, после той нашумевшей истории с кочергой несколько дней ходил он, словно в воду опущенный. Болезненно переживал свою промашку. Подобного раньше с ним не случалось. Солдат старательный был, смекалистый. Но верно говорят: век живи, век учись, а от ошибок, будь хоть семи пядей во лбу, никто не застрахован.

Напрягая память, Кублашвили полузакрыл глаза. И словно расступились годы.

…С утра в тот ненастный осенний день у него болела, просто разламывалась голова. Самочувствие отвратительное.

Хотя лечиться он и не охотник, но все же пошел к врачу. Вернувшись в общежитие, выложил на тумбочку у вешалки таблетки и начал раздеваться. Ничего, через несколько минут полегчает. Вот примет лекарство, уснет, и, как заверил доктор, все придет в норму.

Резко зазвонил телефон. Придерживая шинель на одном плече, Кублашвили снял трубку.

— Слушаю вас, — вяло сказал.

— Говорит майор Дудке. Пригласите старшину Кублашвили.

— Я слушаю вас.

— Не узнаю тебя, Варлам Михайлович. Почему такой скучный голос? Захворал, что ли?

«Что-то стряслось», — предположил Кублашвили и наигранно бодро ответил:

— Нет, товарищ майор, все нормально. Это вам показалось.

— Ты сегодня, знаю, выходной, не хотелось беспокоить, но так уж складывается.

— Я нужен, товарищ майор? — спросил Кублашвили, массируя правый висок.

— Нужен — не то слово. До зарезу нужен! Середа, понимаешь, в отпуске, Самофалов, как назло, в командировке, а тут один весьма «именитый» гость изволит пожаловать. Боксер состав ведет!

Кублашвили нахмурился и потер рукой лоб. Вот это новость! Каждый приезд Боксера (так окрестили машиниста за бычью шею и пудовые кулаки), чувствовалось, был связан с преступными махинациями, контрабандой. То звонил кому-то из кабины телефона-автомата, причем весь разговор длился не больше минуты. Две-три фразы — и вешает трубку. То, вроде бы прогуливаясь, выходил на привокзальную площадь и, прислонившись спиной к газетному киоску, скучающе посматривал на суетливых пассажиров, шумно осаждавших маршрутный автобус. Но едва только все они протиснулись в «Икарус», как Боксер метнулся к машине и вскочил в нее в самый последний момент. Однако вышел он на первой же остановке и на такси умчался в противоположном направлении.

Добрых несколько месяцев о Боксере не было ни слуху ни духу, а теперь этот вот тертый калач снова заявился. И, надо думать, неспроста.

— Сейчас буду, товарищ майор! — коротко сказал Кублашзили.

— Спасибо, дорогой! Выручил.

Запив тепловатой водой из графина таблетку пирамидона с анальгином, Кублашвили, поколебавшись, проглотил еще одну — вернее будет — и вышел на улицу.

В железнодорожный отстойник он поспел вовремя. Позвякивая буферными тарелками, поезд только втягивался на запасный путь.