2

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

2

Кублашвили оказался способным учеником. Вскоре он отыскал иностранную валюту в левом фонаре локомотива.

— Поздравляю! — протянул руку Середа. — С полем тебя, как говорят охотники… Ну, а теперь расскажи, как догадался.

Кублашвили смущенно улыбнулся и, запинаясь, сказал:

— Стал он копаться возле фонаря. Я и подумал…

— Не улавливаю связи. Ну, ну, не томи, раскрывай производственные секреты! — И Середа дружески привлек к себе товарища.

— Едва состав прибыл на станцию, машинист ни с того ни с сего фонарь принялся драить. Ну я и решил…

— Вот ты, брат, каков! — протянул Середа и как-то по-новому посмотрел на Кублашвили.

За годы службы Кублашвили изъял на сотни тысяч рублей всевозможных ценностей, ловко упрятанных контрабандистами в тайниках. Но та, скрепленная красной резинкой, чуть замасленная пачка английских фунтов в фонаре запомнилась навсегда.

Правда, в тот раз он несколько погорячился и не довел дело до конца. Разгадав уловку машиниста, следовало, как подсказал Василий Максимович, выждать и изобличить его, взять с поличным. Чтобы другим не повадно было, чтобы помнили о неотвратимости наказания.

* * *

— Не нравится мне, Варлам Михайлович, тут один носильщик. Что-то подозрительно часто и, думаю, неспроста крутится он около локомотивов. Весьма похоже, с валютчиками связан. Если не скупщик, то наверняка связник.

Середа сказал все это для сведения и самым обычным тоном, но Кублашвили показалось, что в голосе его прозвучал укор.

«Ничего, наука на будущее, в другой раз не ускользнет», — успокаивал себя Варлам, хотя промашка невольно омрачала радость и где-то в глубине души осталось недовольство собой.

Долго тогда лежал он, уставившись в чисто выбеленный потолок казармы, снова и снова торжествуя свою первую, пусть маленькую, победу. Интересно, черт возьми, жить, когда знаешь, что ты нужен, приносишь пользу. Такое ощущение, словно выследил хитрого и осторожного зверя, долго и умело заметавшего свои следы.

Уснул Кублашвили уже на рассвете, когда первые солнечные лучи, процеживаясь сквозь тюлевую занавеску, падали на крашеный пол круглыми блестящими пятнышками.

* * *

Десяток дней спустя они с Середой досматривали пассажирские вагоны. Было душно. По всему чувствовалось приближение грозы. Ветер вырвался из-за станции и сердито взметывал пыль. Тревожно шелестели растущие вдоль железнодорожного полотна деревья. Сверкали зарницы. Глухо тарахтел гром. По небу быстро бежали темные тучи.

Середа склонился над шлангом экстренного торможения. Сосредоточенное лицо омрачила тень. А быть может, Кублащвили только показалось, потому что тот снова стал, как обычно, невозмутим.

— Придумали! — с усмешкой сказал Середа. — Ничего себе «изобретатели». Смотри вот здесь.

Кублашвили поднял на Середу быстрые глаза.

— Максимыч, прошу тебя, не говори! Сам попробую разобраться.

Середа одобрительно хмыкнул и, отойдя в сторону, достал папиросы из нагрудного кармана синего, туго перетянутого кожаным ремнем комбинезона. Постучал папиросой о крышку коробки. Спичку зажег по-фронтовому, прикрыв ладонями.

«В чем загвоздка? — напряженно думал Кублашвили, и так и сяк рассматривая идущий от вагона к вагону густо запыленный шланг. — Чего-то не хватает, а чего — не соображу. Постой, постой! Где же усики, те самые усики, что регулируют поступление воздуха?»

И еще не вполне уверенный в своем предположении, даже несколько колеблясь, выкрикнул с радостным азартом:

— Тут! — и, выжидательно-испытующе посмотрев на Середу, осторожно добавил, готовя себе путь к отступлению: — Вроде бы тут…

Василий Максимович одобрительно кивнул головой. И тогда Кублашвили, уже нисколько не сомневаясь, вздрагивающими от волнения пальцами, запустил в шланг проволоку. Далеко проволока не пошла…

Первые крупные капли бойко защелкали по крышам вагонов, но Кублашвили, не обращая внимания на дождь, доставал и доставал из шланга золотые монеты.

Его переполняла радость. Он снова на переднем крае, снова помогает разоблачать врагов своей Родины. И хотя здесь, на контрольно-пропускном, не надо пробираться с автоматом в руках сквозь молчаливый, настороженный лес или мглистые болота, но тут тоже граница.