Жестокая борьба или взаимная помощь?

Английский философ ХVП века Томас Гоббс из трёх основных причин войн, коренящихся в природе человека, первой назвал соперничество (а ещё – недоверие и любовь к славе). Он сделал вывод: «Пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, и именно в состоянии войны всех против всех».

Томас Мальтус придал этому тезису видимость научного обоснования, выведя закон ускоренного роста населения по сравнению с медленным увеличением жизненных благ. И тогда обостряется соперничество, вплоть до уничтожения или вымирания самых слабых, наименее приспособленных.

Дарвин использовал этот не вполне корректный закон при создании теории эволюции. В третьей главе «Происхождения видов» он постарался обосновать вывод: борьба за жизнь особенно упорна, когда она происходит между особями и разновидностями того же вида.

Мысль логичная: на одной и той же территории какой-то из нескольких родственных видов будет иметь преимущество. Дарвин привел пример: размножение в Шотландии одного вида дрозда вызвало уменьшение числа другого вида; в России коричневый прусак вытесняет черного таракана.

Заканчивается глава так: «Все органические существа стремятся к размножению в геометрической прогрессии; каждое из них в каком-нибудь возрасте, в какое-нибудь время года… вынуждено бороться за жизнь и подвергаться значительному истреблению…

Мы можем утешать себя мыслью, что эта война в природе имеет свои перерывы, что при этом не испытывается никакого страха, что смерть обыкновенно разит быстро и что сильные, здоровые и счастливые выживают и размножаются».

Но почему при борьбе «всех против всех» виды растений и животных становятся всё разнообразнее? Казалось бы, должны абсолютно преобладать победители, а проигравшие – вымирать. Ведь отбор продолжается сотни миллионолетий! За этот срок на Земле давно утвердились бы немногие самые успешные виды.

Почему со временем становится сложнее организация некоторых существ, тогда как простейшие формы наиболее устойчивы и быстрее всех размножаются? Почему среди животных не преобладают наиболее свирепые индивидуумы? Почему, напротив, общительные виды животных процветают (общественные насекомые, стадные копытные), а склонные к индивидуализму едва балансируют на грани вымирания?

Много ли в природе примеров жестокой борьбы за существование? Например, у меня на балконе прикреплены кусочки несолёного сала для синиц. Птицы несколько лет постоянно наведываются сюда, но никаких серьезных конфликтов между ними нет.

Среди них встречаются эгоисты, отгоняющие «конкурентов». Но самые жадные и наглые, насытившись, улетают. Кормушка не одна, и робкая синица может избежать стычки, точнее, угрозы, демонстрации намерений. Порой появляются воробьи, а то и ворона. Иерархия кормления устанавливается без какой-либо борьбы.

Высшие животные, наделённые головным мозгом, образуют стада, сообщества или семьи, заботятся о своём потомстве. Без этого их виды давно бы вымерли. Значит, есть сила взаимной помощи, сплоченности, любви к своему (а то и чужому) потомству, заботы о слабых и немощных малышах, которая помогает многим животным существовать.

Петербургский профессор зоологии К.Ф. Кесслер (1815–1881) на съезде русских естествоиспытателей в январе 1880 года произнес речь «О законе взаимной помощи». Вскоре она была издана. Он писал:

«Особенно в зоологии и в науках, посвящённых разностороннему изучению человека, на каждом шагу указывают на жестокий закон борьбы за существование и часто упускают из виду, что есть другой закон, который можно назвать законом взаимной помощи и который, по крайней мере по отношению к животным, едва ли не важнее закона борьбы за существование».

По его словам, «взаимную помощь друг другу оказывают животные всех классов, особенно высших». Он привел примеры такого поведения среди разных животных и сделал вывод: «Чем теснее дружатся между собою неделимые известного вида, чем больше оказывают взаимной помощи друг другу, тем больше упрочивается существование вида и тем больше получается шансов, что данный вид пойдёт дальше в своём развитии и усовершенствуется, между прочим, также и в интеллектуальном отношении».

Кесслер обобщал: «Прогрессивному развитию как всего животного царства, так специально человечества не столько содействует взаимная борьба, сколько взаимная помощь… Всем органическим телам присущи две коренные потребности: потребность питания и потребность размножения. Потребность в питании ведет их к борьбе за существование и к взаимному истреблению друг друга. А потребность в размножении ведёт их к сближению между собою и к взаимной помощи друг другу. Но на развитие органического мира, на преобразование одних форм в другие оказывает едва ли не более влияния сближение между неделимыми одного и того же вида, нежели борьба между ними».

Тогда же эколог, зоолог и географ Н.А. Северцов привел пример дружного поведения хищных птиц. Некоторые виды соколов, наделённых, по его словам, «почти идеальной организацией в целях нападения», близки к вымиранию. А процветают другие, практикующие взаимопомощь. И ещё: «Возьмите такую общительную птицу, как утка; в общем она плохо организована, но практикует взаимную поддержку, и, судя по её бесчисленным видам и разновидностям, она положительно стремится распространиться по всему земному шару».

Степные орлы, парящие высоко в небе, видя падаль, издают призывные крики, созывая своих сородичей. Собравшись вокруг добычи, орлы не устраивают драк и даже толкотни: поочередно кормятся – сначала самые старшие, затем молодые. Такое поведение дает этому виду значительные преимущества. Правда, наиболее зоркие, упорные в поисках пищи индивиды оказываются в проигрыше. Они – «самые предприимчивые», чаще других добиваются успеха, а вынуждены, подчиняясь чувству солидарности, оповещать о своих находках всех остальных.

Казалось бы, тот, кто чаще других первым замечает пищу, должен тотчас подлететь к ней и лакомиться вдоволь. Он станет сильнее других, получит благодаря своим индивидуальным качествам преимущество перед ними в голодные периоды, у него будет наиболее сильное и обильное потомство.

Это должно бы стать фактором прогрессивной эволюции. У данной особи в каждом поколении будут закрепляться его полезные индивидуальные качества. А наименее «предприимчивые» его сородичи, питаясь впроголодь, будут чахнуть и гибнуть. Восторжествует естественный отбор как фактор эволюции!

Примерно так рассуждают дарвинисты. С ними трудно не согласиться (когда живёшь при буржуазно-капиталистическом режиме). Какой смысл самому зоркому орлу продолжать парить в небе, созывая на пиршество своих приятелей? Ведь он не просто издает крик радости при виде пищи, бросаясь к ней. Нет, он именно оповещает других о своей находке.

Польза для него только в том, что в следующий раз кто-то из его группы, видя пищу, так же оповестит об этом всех. Для группы этих орлов преимущество коллективизма очевидно: паря в небе, они имеют возможность визуально контролировать огромную территорию. При этом, естественно, больше шансов обнаружить добычу.

Кроме того, они общаются, обмениваются информацией, организуют коллективные действия. Значит, развивают свои интеллектуальные способности.

Этот пример (можно привести немало других, подобных) уточняет, а отчасти опровергает тезис о том, что потребность в питании ведет к борьбе за существование и взаимному истреблению особей. Достаточно вспомнить совместную охоту четвероногих хищников, чтобы убедиться: взаимная помощь играет важную роль и, безусловно, содействует общению и повышению интеллекта общественных животных.

Гепарды предпочитают индивидуализм: самка одна воспитывает детенышей; охотятся гепарды в одиночку. И несмотря на то что они самые быстрые наземные животные, их вид не относится к числу процветающих, в отличие, скажем, от гиен, образующих дружные коллективы под водительством наиболее опытной самки.

Идею К.Ф. Кесслера активнее всех поддержал и развил географ и геолог, философ и анархист князь П.А. Кропоткин. В статьях и книге «Взаимная помощь как фактор эволюции» он привел множество примеров взаимной помощи, совместных действий – от беспозвоночных до обезьян. Он и сам наблюдал такое поведение животных во время исследований в Восточной Сибири:

«Меня поразила, с одной стороны, необыкновенная суровость борьбы за существование, которую большинству животных видов приходится вести здесь против безжалостной природы, а также вымирание громадного количества их особей, случающееся периодически в силу естественных причин…

Другой особенностью было то, что даже в тех немногих пунктах, где животная жизнь являлась в изобилии, я не находил, – хотя и тщательно искал её следов, – той ожесточённой борьбы за средства существования среди животных, принадлежащих к одному и тому же виду, которую большинство дарвинистов (хотя не всегда сам Дарвин) рассматривали как преобладающую характерную черту борьбы за жизнь и как главный фактор эволюции».

На озерах весной собираются десятки видов птиц и миллионы особей для выведения потомства. Перелётные птицы движутся огромными стаями. Грызуны в степях образуют целые поселения, предупреждая друг друга об опасности. Десятки тысяч косуль, спасаясь от рано выпавшего снега, переселялись на новые территории. Эти стада скапливались для пересечения Амура в наиболее удобном месте.

«Я видел взаимную помощь и взаимную поддержку, доведённые до таких размеров, – писал Кропоткин, – что невольно приходилось задуматься над громадным значением, которое они должны иметь для поддержания существования каждого вида, его сохранения в экономии природы и его будущего развития».

Но может быть, внутривидовая борьба развёртывается в условиях наиболее суровых, когда животные испытывают острую нехватку пищи? Нет, в подобных случаях «вся часть данного вида, которую постигло это несчастье, выходит из выдержанного ею испытания с таким сильным ущербом энергии и здоровья, что никакая прогрессивная эволюция видов не может быть основана на подобных периодах острого соревнования».

(Пример из жизни человеческого общества: во время войн погибают преимущественно сильные, мужественные, патриотичные мужчины, а среди выживших преобладают их антиподы.)

Кропоткин возражал против мнения о главенствующей роли любви и симпатии между животными. Ведь так нельзя объяснить совместные действия муравьев или термитов, объединение в стаи волков для охоты или в огромные стада косуль, антилоп, зебр.

«Во всех этих случаях главную роль играет чувство несравненно более широкое, чем любовь или личная симпатия, – здесь выступает инстинкт общительности, который медленно развивался среди животных и людей в течение чрезвычайно долгого периода эволюции, с самых ранних её стадий, и который научил в равной степени животных и людей сознавать ту силу, которую они приобретают, практикуя взаимную помощь и поддержку, и сознавать удовольствия, которые можно найти в совместной жизни».

Ясно, что животные далеко не всегда сознают силу взаимопомощи. Инстинкты действуют на уровне подсознания, эмоций, рефлексов.

Наконец, сошлемся на одного из крупнейших натуралистов, утверждавшего важную роль в жизни животных общительности.

«Многие виды животных общественны; известны даже случаи, когда разнородные виды держатся вместе, как, например, некоторые американские обезьяны или соединенные стаи галок, ворон и скворцов. Человек обнаруживает то же чувство в своей сильной привязанности к собаке, за которую та платит ему с избытком».

«Самая обыкновенная услуга, оказываемая друг другу высшими животными, это – предупреждение о грозящей опасности… Общественные животные оказывают друг другу много мелких услуг: лошади чешут, а коровы лижут друг у друга зудящие места; обезьяны ищут друг у друга наружных паразитов» (добавим: это еще и способ общения и демонстрации дружбы).

«Пеликаны ловят рыбу общими силами. Павианы-гамандрилы имеют привычку переворачивать камни, отыскивая насекомых, и если им встречается большой камень, то вокруг него становится столько обезьян, сколько могут уместиться, и они, перевернув его общими усилиями, делят добычу между собой».

«Орел схватил молодого Cercophithecus, но не мог его унести, потому что тот уцепился за ветку. Обезьяна громко звала на помощь. Услышав её крик, остальные члены стаи с шумом бросились на выручку, окружили орла и вырвали у него столько перьев, что он позабыл думать о добыче и был рад убраться поздорову».

«Я сам видел собаку, которая ни разу не проходила мимо своего друга, кошки, лежавшей больной в корзине, не лизнув ее несколько раз, – вернейший признак нежности в собаке».

«Нет сомнения, что симпатия усиливается под влиянием привычки. Но каково бы ни было происхождение этого сложного чувства, оно должно было усиливаться путем естественного отбора, потому что представляет громадную важность для всех тех животных, которые помогают друг другу и защищают одно другое. В самом деле, те сообщества, которые имели наибольшее число сочувствующих друг другу членов, должны были процветать и оставлять после себя большее число потомков».

Так писал Чарлз Дарвин в «Происхождении видов». В следующей знаменитой книге – «Происхождение человека и половой отбор» – он пошёл дальше, рассуждая о естественных истоках нравственного чувства:

«Всякое животное, одарённое ясно выраженными общественными инстинктами, включая привязанность между родителями и детьми, должно обязательно приобрести нравственное чувство, или совесть, как только его умственные способности достигнут такого же или почти такого же высокого развития, как у человека. В пользу этого говорит… то, что общественные инстинкты побуждают животное чувствовать удовольствие в обществе своих товарищей, сочувствовать им до известной степени и оказывать им различную помощь».

И всё-таки дарвинисты отдают безусловное первенство в эволюции естественному отбору и суровой борьбе за существование. На той же основе стараются объяснить усложнение организации, развитие нервной системы, интеллекта и чувств. Хотя такие попытки вряд ли можно назвать убедительными. Об этом – в следующей главе.