Трудовые нормы в зоне

Трудовые нормы в зоне

В производстве УИС существуют свои нормы: расхода материалов, энергоресурсов, нормы выработки, численности работников и другие. В основе оплаты труда зэка лежит норма выработки.

Но рынок есть рынок, и сейчас, говорят, каждый зарабатывает столько, сколько сумеет. Сориентировавшись на эту капиталистическую установку, Министерство труда с позволения Правительства объявило все нормы труда, ранее бывшие обязательными для применения в производстве, рекомендуемыми, хотя в зоне, где заработать можно лишь столько, сколько позволят, или на сколько есть работы, старых норм пока ещё придерживаются.

Но скажем прямо: с тех пор, как в исправительно-трудовых заведениях труд стал обязательным, а само производство, игнорируя свою воспитательную функцию, превратилось в основную цель, возник непримиримый конфликт между объектом и субъектом труда. Как бы зэк НИ НЕ хотел работать, его все равно будут заставлять. Как бы он ни хотел этого, всегда будут возникать ситуации, когда он хотел бы делать не то, что ему предлагают. Предложение никогда не удовлетворяет здесь спроса ни по количеству, ни по качеству. И то сказать, с какой стати начальник колонии, специализирующейся на производстве металлоконструкций или пошиву шинелей, должен искать работу по профилю, скажем, лётчику, балерине, или зоотехнику.

В этом зона похожа на нынешнюю волю: бери, что есть, а не то, что хочется. Нет у нас на колониях условий для трудоустройства зэков по желанию, да и закон не обязывает. Это вам не Германия, где ради интересов севшего за аферу садовника специально завели в тюрьме цветничок, чтобы он выращивал тюльпаны (в самом деле, был такой конфуз).

А у нас ещё подожди, когда тебе дадут работу! Юрий К. (Кировская обл., пос. Сорда, учр. К-231/7-28) пишет:

«Сроку у меня 17 лет… я уже отсидел до суда два года. Первые пять лет дали крытой тюрьмы, крытую сидел во Владимире, а сейчас отсиживать оставшиеся 10 лет привезли на Ветлаг.

Зона ходит на работу на биржу пилить лес, на биржу выводят только со сроком до 5 лет, и мне сказали, что на работу не выпустят года три. Без работы сидеть в это время очень тяжело. Хочется и чаю попить, и покушать, а взять мне негде, а мне еще только 36 лет, и я рад бы поработать, но пока такой возможности нет.

Вот и приходится обращаться за помощью. Если, конечно есть у вас такая возможность, помочь мне продуктами, медикаментами, одеждой. Или дали бы адрес, куда бы я мог обратиться за помощью. В общем, я буду ждать ответа».

Хотя в ИУ существуют комиссии по трудоустройству, которые должны как-то учитывать навыки зэков, приобретённые в прежней жизни, на деле прибывший этап обычно распределяют по цехам и участкам, наплевав на эти самые «умения», а просто «затыкая дыры»: трое в 1-й цех, двое во 2-й, один – в санчасть, один – в клуб. У этого последнего в личном деле записано, что он играет на трубе. И судьба с ним сыграла соответственно. Но это крайняя редкость.

Начальник колонии не может не исполнять закон: каждый зэк должен трудиться. И он не может исполнять закон; работы нет. Начальник, он тоже несчастный, его пожалеть надо. Он эту клятую зону давно бы уже с четырёх углов подпалил, распустивши кодлу по домам, но нельзя: у него жена, дети, внуки, тёща.

Вообще, хотя, по большому счёту, зэку работать на хозяина западло, основная масса новеньких всё равно вынуждена идти на производство, где лязг металла, стрекот швейной машинки, и есть ещё место трудовому подвигу. Тот, кого не прельщает тяжёлая доля отрицаловки, в конце концов, как-то адаптируется к новым условиям, но известно, что зона быстро отбивает охоту к любой работе. И тут начинаются всякие ухищрения.

Наиболее распространённым способом увильнуть от ненавистной нормы выработки является «передача объёмов». В самом общем виде это приписывание работы, выполненной одним, другому.

Механизм процесса отработан годами и даже поощряется администрацией, которая таким способом держит в узде непокорных и подкармливает «актив», – хотя официально начальство «борется» с этим злом, выявляет виновных. Время от времени проносились по колониям ураганы проверок с оргвыводами. Например, при министре Федорчуке было так: пришел он «на хозяйство» в МВД в 1984 году, и первым делом подписал обращение Коллегии министерства ко всему личному составу с призывом решительно активизировать, взять под личный контроль и т. д. Был там и такой пассаж:

«Допускаются факты обезлички в начислении зарплаты, позволяющие злостным нарушителям режима, главарям группировок присваивать результаты труда других осуждённых. В результате у многих честно работающих теряется вера в справедливость и в возможность встать на общественно полезные жизненные позиции».

Если отбросить демагогию, то всё верно. Только не «допускаются», а были, есть и неистребимы вовек такие факты. Новый министр в причинах явления разобраться не сумел, и чтобы в дальнейшем такие факты более не допускались, попросту велел в течение трёх месяцев «пересмотреть состав всех самодеятельных организаций, а также бригадиров и мастеров из числа осуждённых с целью исключения из них нарушителей режима и приспособленцев».

Если бы его приказ выполнили, пришлось бы исключить всех мастеров и бригадиров. Но как?! И что делать, если вольных мастеров просто не хватает? А куда девать бригадира? Ведь он тот же рабочий, только бугор. Зэк на такой должности вроде ефрейтора, он маленький начальник, выполняющий свой узкий круг функций по руководству группой таких же, как и он, работяг. У него сосредоточивается вся информация о деятельности этой «преступной группы», то есть бригады: штуки, метры, рубли. И этот «главарь группировки» по распоряжению представителя администрации в лице опера или начальника цеха (смены) в интересах, ведомых только им, манипулирует учётом выработки, перебрасывая туда-сюда эти злосчастные объёмы.

Массовые проверки правильности первичного учёта сразу выявили передачи объёмов повсеместно и в астрономических размерах. Несчастных бригадиров повыгоняли с их сладких «синекур», начальники производств поимели выговора и прочие нахлобучки, начальникам побольше было указано, и т. д. Потом кампания заглохла. Федорчука, разгромившего старую гвардию и покусившегося на святая святых – СИСТЕМУ, тихо куда-то «ушли», и всё вернулось на круги своя. (Говорили одно время, что он потом в дурдоме боролся с нарушителями режима и приспособленцами. Сплетни, небось.)

Потом такое было, кажется при Дунаеве и Трушине. Потом еще…

Есть зэк. И есть зэк. С одной стороны, он существует как «спецконтингент» в приказах, указаниях, разговорах и т. д. А с другой стороны он – зэк. Такой, каким он знает себя только сам. Есть закон, который существует только для него. Он его исполняет, ему служит и поклоняется. И всякая туфта вроде «обращения к личному составу» и прочих призывов для него остаётся тем, что она и есть, туфтой. И остается бугор бугром, закон – законом, а начальник при своём интересе: руками пригретых блатных наводить порядок и сохранять спокойствие в зоне.

Бывает, что вынуждают бригадиров заниматься передачей объёмов просто условия работы. Вывели на работу лишних людей, а куда их девать? В наряде нуль не поставишь, вот и снимаешь там червонец, здесь четвертную, чтобы закрыть кому-то хоть 3-5%. Или другое, сговор двоих: в январе работаем на тебя, тебе закрывают 105%; премия; ларёк делим пополам. В феврале – работаем на меня, и т. д. Причины те же: отсутствие объёмов работы на нужную численность.

Напомним, что, не имея заработка, зэки теряют возможность приобретать в ларьке дополнительные продукты питания и предметы первой необходимости. А ведь родное государство им таких предметов не выделяет: не работаешь не по своей вине – сиди с нечищеными зубами! Сам того не желая, заместитель министра юстиции Ю.И. Калинин в своей лондонской лекции осенью 2002 года выразил означенную государственную заботу так: «… для многих осуждённых, не получающих материальной помощи от родственников, средства, заработанные во время отбывания наказания, являются единственным источником существования». Не бюджетные деньги, а заработанные в зоне, накапливаемые на лицевом счёте зэка, которые изредка, в малой доле, при хорошем поведении можно тратить на дополнительный бутерброд с маслом – это, оказывается, и есть единственный «источник существования». Красноречивее не скажешь.

Так почему же нет работы?

Как замечает заместитель министра юстиции, основной причиной является неопределённость правового статуса производственных предприятий, входящих в состав учреждений, исполняющих наказания. Причину эту генерал расшифровывает так: предприятия УИС ограничены в свободе выбора предпринимательской деятельности, так как функционируют в составе конкретного исправительного учреждения и поэтому вынуждены приспосабливаться к территориальным и иным хозяйственным условиям.

Здесь руководитель УИС, видимо, имеет в виду, что содержание и объём заказа на производство чего-либо конкретного диктуются местными условиями. Например, в Самаре это запчасти и комплектующие для ВАЗа, в Туле – самовары и матрёшки, в Красноярске – рудные стойки, а на Дальнем Востоке рыболовецкие тралы. И этого «конкретного» много не наберёшь: заказчик мелковат. За пределами же региона свои подрядчики, в том числе и колонии, в очереди стоят – чего бы для малой родины попроизводить?

И доля правды в этом есть, но не следует искать здесь причину безработицы в зоне. Даже в советские времена доля так называемой кооперации в производстве УИС составляла около 50% всех производимых объёмов, каждая колония кооперировалась чуть ли не с половиной страны, а всё равно 40—50 тысяч трудоспособных зэков каждый год сидело без работы. Сажаем много, вот и вся причина, и работы не хватает так же, как и всего остального – еды, одежды, культуры, терпимости, справедливости…

Другая причина низкого уровня трудового использования осуждённых, по мнению руководителя УИС, в том, что предприятия эти не являются коммерческими, так как закон запрещает использовать труд осуждённых в целях извлечения прибыли. На деле же всё наоборот: закон предписывает труд, а труд без прибыли – это перекидывание земли по кругу. Прибыль есть гарантия окупаемости затрат и развития производства, это возможность не только заработать и пойти в ларёк, или выписать себе газетёнку, но также способ хотя бы частично окупить затраты государства на возню с зэками. Так что прибыль – не цель, прибыль – средство жить по-человечески, и это понимают не только «за забором», на воле. Спросите любого производственника в ГУИНе, – он об этом отлично знает. Производственник другими категориями и не должен мыслить.

Другое дело, что производственников-то почти не осталось, и спрашивать не у кого. Но от этого прибыль не меняет и не уменьшает своей роли в производстве, каким бы и чьим бы оно ни было.

Но уж если в зоне действительно есть работа, так тут другой перекос. Не будем объяснять подробнее, увидите сами из коллективного письма за восемью подписями, пришедшего из колонии-поселения в Свердловской обл., Ивдельский р-н, пос. Лозьва:

«Мы, осуждённые-поселенцы УЩ-349/56, хотим вам написать о том беспределе, который творится в нашей колонии-поселении. Факты нарушения КЗоТ, а также моральные унижения нас, осуждённых.

Поясняем конкретно:

Рабочий день у нас ненормированный, т. е. работать приходится не только в выходной «единственный» день, воскресенье, но и в остальные рабочие дни, только уже после 17—18 часов, а до скольки это уже по обстоятельствам. Хотя, если посчитать нормированное рабочее время, то даже в субботу мы должны работать до 15 часов. Но в нашей колонии-поселении мы, осуждённые поселенцы, такого и не помним. Благо, если раз в месяц получается один выходной день в прямом смысле. А в остальные работай, работай и еще раз работай.

Попытки урегулировать этот вопрос с начальником отряда было безуспешно. По его мнению, если мы задержались на рабочих объектах после 1700, или работали в выходной день, то это в счёт не идёт. Всё равно приходится отрабатывать «ст. 106», но что удивительно, ставшую почти ежедневным занятием, т. е. наше рабочее время никто не хочет признавать. А когда начинаешь что-то доказывать, нач. отряда затыкает нам рот и ведёт в ШИЗО.

Во внимание также не принимается ремонт жилых секций общежития, который выполняется за наши личные средства! Просьбы к администрации помочь чем-либо вообще во внимание не берутся».

А уж заработки… чудо. Чудо, что это называют заработками. Михаил Л. (Калининград, учр. ОМ-216/9-63) сообщил нам в 2000 году:

«…Работать я умею и очень хочу. Скажу проще: для меня работа – не только средство к существованию, но и огромная радость от сознания того, что я своей работой кому-то могу принести пользу. Работу я здесь имею, но того, что мне переводят на лицевой счет, катастрофически мало и хватает на приобретение двадцати пачек сигарет, а о том, чтобы позволить себе купить носки, трусы или мыло, приходится только мечтать. Даже за медикаменты, когда они необходимы, надо платить.

В свои 45 лет я имел неосторожность остаться без единого зуба. Это сказалось на болезни желудка, поэтому в санчасть приходится обращаться часто. Хотел бы поставить себе какие-нибудь протезы, но для этого необходимо достать 600 рублей. Почему достать? Потому что, чтобы их скопить с заработка, мне понадобится как минимум десять лет.

Что было у меня из личных вещей – всё уже поизносилось и теперь приходится ходить чуть ли не оборванцем. А ведь на дворе уже зима. Я нахожусь в отчаянии и взываю к вам, уважаемые господа, о помощи. Прошу вас, помогите, чем можете. Будь то одежда, обувь, сигареты, продовольствие или даже деньги.

И прошу выслать хоть пару конвертов, ручку и тетрадь».

В 1980-х в тюрьмах стали развивать вязку сеток. Всяких, от авосек до рыболовецких тралов. Работа не пыльная, навыков не требует, вяжи себе узелки, да вяжи, лишь бы были нитки. Площадей и всего остального не надо. Занятость резко увеличилась. Платят, правда, не очень, но зато здесь неограниченные возможности для передач объёмов и других манипуляций. Уследить, кто сколько связал, невозможно, хотя и пытались организовать выдачу ниток на вес и под роспись.

Однажды вдруг наступили новые веяния: все наряды стали закрывать на бригаду, «оптом». В те времена шли поиски способа «улучшить социализм» и повысить производительность труда, и все управленцы заболели охватом пролетариев бригадной формой организации этого самого труда. Уж тут внутри бригады вертели объёмы выработки, как хотели.

При Горбачёве начальство забросило бригадную идею, загрустило насчет «человеческого фактора». Повели очередную «борьбу», на этот раз с обезличкой, и вернулись к индивидуальному учёту. Однако его как ни назови, учёт-то, а на зоне он остаётся зэковским, таким, каким ему положено быть. И отстёгивают объёмы выполнения кто надо, кому надо и сколько надо. Община!

Перед освобождением зэк не работает: отращивает волосы, ходит гоголем и поплёвывает на кума. В это время он продолжает числиться в бригаде, и она за него отрабатывает. С этим ничего не сделаешь, так положено. Точно так же «отрабатывает» бригада сверхштатных дневальных, бригадиров и другую шерсть.

Любая норма, в том числе трудовая, понятие не статическое. И дело не в том, что она изменяется с изменением технологии, условий труда и его организации. Норма давно перестала быть инструментом снижения затрат, стимулирования прибыльности производства и базой для справедливой оплаты труда, к сожалению. Напоминать новоявленным «рыночникам» ГУИНа об этих прописных истинах бесполезно. Теперь она (норма) преподносится ими только как атрибут командно-бюрократической системы, а само нормирование обзывается «мелкотемьем» или ещё каким-нибудь ругательным словом. Это, конечно, модно – борьба со старорежимными методами управления. Особенно, когда нету новых.

Но оставим это. Не будем говорить и том, что начальственные глупости идут от непонимания роли нормы в процессе производства. Скажем, как есть: снижение трудозатрат всегда шло вразрез с интересами трудового использования, и нормировщики никогда не были в зоне (да и на воле) особенно популярны. Снизив трудоёмкость, начальник был вынужден высвобождать рабочих. А куда их высвобождать? Их занять чем-нибудь надо, вывод обеспечить!

Так что же это такое – чёртов вывод, и что с ним делать?

В настоящее время вывод на оплачиваемые работы, как основной показатель трудового использования осуждённых, доводится до территориальных органов УИС в виде заданий в процентах к среднесписочной численности, с учётом сложившегося уровня вывода и неких перспектив развития производства. На обоснованность этих заданий частенько косится какой-нибудь Минфин или Счётная палата (дескать, сидит миллион, а работает меньше половины, что за дела!), потому что ГУИН его «планирует» с потолка, а показатель всё-таки важный, и факты таковы, что за 1997—2000 годы процент вывода постоянно снижался, что и видно из таблицы.

В таблицу мы свели официальные данные статотчётности ГУИНа. Закроем глаза на то, что сумма по столбцам 4 и 6 никак не даёт ста процентов. Для нас тут важно, что количество не работающих по разным причинам остаётся примерно одинаковым при росте списочной численности, а вывод на оплачиваемые работы падает, от 43,5% в 1996 году, до 34,7% в 2002 году. Одновременно с этим, если судить по столбцам 7 и 9, снижается безработица. Но этого же просто не может быть! А этого и нет, а есть хитрая статистика: снижается процент не работающих из-за «непредоставления работы». Это значит, что растёт процент неработающих по другим причинам – например, из-за болезни, ухода на этап, карантина после этапа, наказаний (ШИЗО без работы, без вывода), отрицаловка (отказники от работы).

Тех, кому должны были дать работу, но не дали, было в 1996 году без малого 60%, а в 2002 году – 29,4% среднесписочной численности. То есть сегодня безработных – около трети зэков.

В абсолютном выражении вывод на оплачиваемые работы с 1996 по 2002 год уменьшился с 318 161 до 261 714 человек, почти на 56,5 тыс. человек, а численность неработающих по разным причинам увеличилась на 13,9 тыс. человек.

«Вывод» – это работающие зэки, но и у них труд, как говорится, «недостаточно эффективен». За 2001 год количество только зарегистрированных и оплаченных простоев составило 598 702 человеко-дня, а неоплаченных, то есть внутрисменных потерь, хотя и регистрируемых, но как рабочее время, – 8 156 178 человеко-дней, то есть 13%, – страшно много. Впрочем, в течение многих лет эта величина в целом по ГУИН составляет 12—14%, и в абсолютном выражении представляется как бы постоянно имеющимся значительным резервом увеличения занятости, точнее, улучшения занятости работающих осуждённых. Но резерв этот никак не становится востребованным.

Больное место здесь – потери, возникающие от неорганизованности вывода и съёма с работы, а также связанные с низкой дисциплиной на производстве, то есть потери, устранимые без проведения каких-либо организационно-технических мероприятий. Эти потери по ГУИН в целом составляют одну треть от всех потерь рабочего времени, и, ежели бы начальники, ничего не делая, просто навели элементарный порядок, численность на выводе увеличилась бы до 39%, а число лиц, не работающих из-за не предоставления работы, уменьшилось бы тысяч на десять-пятнадцать человек. Для 2000 года расчёты показывают резерв в 11 272 человека. Мелочь, а приятно.

Подросла бы и полезная часть сменного фонда времени у работающих, выработка и объём производства, да не на мало, а, как показывают расчёты, на 323 млн. рублей по данным на 2000 год!

Так что – работайте, ребята в погонах, стукните кулаком по столу, как вы это умеете, и никакая прокуратура или Счётная палата никогда не задаст вам вопроса типа «а насколько, де, оптимален уровень доводимых вами до регионов заданий по выводу на оплачиваемые работы?». А если задаст, то вы смело сможете ответить, что вывод оптимален настолько, насколько ретиво выполняют наши команды на местах, так сказать, трудового подвига.

А что имеем? Например, на предприятиях некоего гипотетического УИН (скажем, Пермского) вывод на оплачиваемые работы составляет 10 942 человек (47,1%). Их фонд рабочего времени – 21 304 603,6 часа. Потери рабочего времени 13,22%, в том числе 2,43% или 517 026,7 часов по организационным причинам (1,04% – поздний вывод, ранний съем; 1,39% – нарушение трудовой дисциплины).

Резерв увеличения занятости, который можно установить пермякам на следующий год – не более 266 человек[16]. Если его задействовать, то процент вывода возрастёт с 47,1% до 48,2%, – красота! А возможное увеличение объёмов производства на эту численность (при наличии заказов и при уровне выработки предыдущего года в 16,19 тыс. руб. на одного работающего), составит 4 306,5 тыс. рублей (16,19 умножить на 266). При этом потери у работающих должны быть устранены, а у выводимых дополнительно – не допускаться.

Понятно, что по производственным причинам потери времени совсем уж до нуля никогда не могут быть снижены. Так что ж? При любой проверке можно, ткнув проверяющих в уже достигнутое, сказать, что мы, мол, в этом направлении работаем. А уж как «работаем», – отбрешетесь. Главное, чтобы среди проверяющих было побольше мужиков, а дальше – дело житейское.

Ещё одна идейка на ту же тему, подбрасываем бесплатно.

Известно, что начисление на себестоимость продукции амортизационных отчислений от износа зданий и сооружений не приостанавливается в течение всего срока их эксплуатации, кроме случаев нахождения на реконструкции или в консервации (свыше трех месяцев). По этой причине вывод из оборота свободных производственных площадей и соответствующих им основных фондов через их консервацию позволил бы увеличить уровень использования производственных мощностей (тоже довольно внимательно контролируемый разными контролёрами показатель), так как при расчёте мощностей выведенные из оборота площади не учитываются. С другой стороны, удалось бы уменьшить затраты по комплексной статье калькуляции себестоимости продукции «цеховые расходы», в которую включается износ зданий и сооружений, и в пределах сложившейся цены увеличить на соответствующую сумму прибыль, либо увеличить объём производства, то есть обеспечить дополнительную трудовую занятость осуждённых. (Каково изложено, а?)

Пока что в этом деле полный беспорядок: производственные мощности ГУИН использовались в 2000 году на 56,4% (в 1999 на 50,0%), однако имеющиеся свободные площади (простаивающие цеха и участки) законсервированы лишь на 19,6%.

Остальные расчеты, парни, делайте сами. Это, в конце концов, ваша, а не наша работа. Наша работа – показать читателю, что любая норма или общеизвестное правило применяются или игнорируются в наших ИУ не в зависимости от того, выгодно это производству или нет. И даже вне зависимости от здравого смысла, а только и исключительно от никому неведомых резонов, бродящих в головах больших, средних и маленьких начальников. Любое постановление, нормативный, правовой, другой документ любого уровня, касающийся УИС, можно так перевернуть и измочалить каким-нибудь приказом по ГУИН, что родная мама не узнает, и при этом сделать строгие глаза: а что же вы хотели, это ведь тюрьма!

Вспомним хотя бы так называемые «семь восьмых»: норму, существовавшую до 1992 года, которая предусматривала пересчёт тарифных ставок зэков-повременщиков (то есть ставок, принятых в народном хозяйстве), на 7/8. Раньше зэки работали, согласно исправительно-трудовому кодексу, 48 часов, то есть шесть дней в неделю по 8 часов, а вольные повременщики – 41 час в неделю. Работая больше, повременщики в зоне, конечно, и зарабатывали больше вольных повременщиков. Умники из ГУИНа додумались, что это «политически неправильно», и срезали осуждённым все ставки на восьмушку. Эта незаконная глупость действовала более двадцати лет, и никто в стране не знал об этом, кроме тех, кто её придумал, согласовал с Минтрудом (!) и утвердил.

В любом случае на норме или её отсутствии стыкуются интересы аппаратчины всех уровней, и интерес этот – сладко жрать, ничего не делать и кем-то руководить.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.