Глава семнадцатая Как это могло случиться?

Глава семнадцатая

Как это могло случиться?

1. 359 роковых дней

Без учета фактора информационной войны большевистский переворот – какая-то опечатка истории, событие не только не предопределенное, но и просто неправдоподобное. Чтобы слабенькая партия с ничтожным влиянием могла захватить власть в огромной стране? Такого не бывает. Давайте отсчитаем от большевистского переворота назад ровно год, забудем все, что мы знаем, погрузимся в реалии 25 октября 1916 г. и попробуем на их основании сделать прогноз. Что ж, картина выглядит предельно ясной: все говорит об уверенной стабилизации и накоплении сил. Полностью отлажено производство боеприпасов, покончено со «снарядным голодом», на фронте прекратились отступления. 1500 км русско-австрийского фронта проходят по территории Румынии и Австро-Венгрии, а на турецком фронте корпус генерала Баратова движется к Мосулу и Багдаду. Немцы – все еще крайне трудный противник, но уже понятно, что война («цепь катастроф, ведущая к победе») не может закончиться ничем другим, кроме немецкого поражения.

«Расшиты узкие места», как тогда говорили, в подвозе военных материалов от союзников: вступил в строй порт Романов-на-Мурмане (нынешний Мурманск) и Мурманская железная дорога; с пуском моста через Амур открыта дорога Чита – Хабаровск, так что Транссибирская магистраль проходит теперь целиком по русской территории. Год выдался урожайным, возросло поголовье скота, нехватка рук в селе терпима, к тому же на сельхозработы брошены пленные. Возникавшие временами в разных точках империи перебои с продовольствием были недолгими и объяснялись перегруженностью транспорта. В городах оборонные предприятия дают отсрочку от армии, так что рабочих рук не то чтобы в избытке, но хватает. К тому же реальная, т. е. с учетом роста цен, зарплата рабочих выросла за 1914–1916 гг. на 9 % (подсчеты С. Н. Прокоповича). Несмотря на войну, отмечен прирост населения. Еще до «телеграммы Циммермана» всем было понятно, что под занавес войны в нее вступят США.

К весеннему наступлению русской армии пошита новая форма по рисункам Виктора Васнецова – вскоре склады этой формы достанутся Красной армии, а шлемообразные головные уборы получат название (бедный Васнецов!) «буденовки» и «умоотводы». Но главное, до конца октября 1916 г. российские политические силы, казалось, ведут себя разумно – как и их коллеги в других воюющих странах. Ленин, сидя в Цюрихе, горюет, что ему, старику (46 лет), не увидеть конец русского самодержавия, и пишет о мертвенной политической тишине, сковавшей Европу.

Если Февральская революция стала (а такая точка зрения явно побеждает) результатом заговора Прогрессивного блока (объединение либеральных и центристских фракций обеих палат парламента – Государственной думы и Государственного совета) и Военно-промышленного комитета, то логика заговорщиков понятна: они, видимо, пришли к выводу, что царя надо валить как можно быстрее, ибо после победы над немцами и даже на пороге победы это станет немыслимым делом: народ не позволит.

Первого ноября 1916 г., за 359 дней до большевистского переворота, Прогрессивный блок нарушил политический мораторий, потребовав отставки председателя Совета министров Б. В. Штюрмера из-за слухов о том, что он задумал сепаратный мир с Германией. «Глупость или измена?» – вопрошал с думской трибуны, любуясь собой, Милюков. Николай II убрал Штюрмера, но отложил вопрос об «ответственном министерстве» (т. е. правительстве, ответственном перед Думой). Вотум недоверия новому главе правительства, Александру Трепову (причем к Думе в этом недоверии присоединился Государственный совет), стал сигналом к началу подготовки революции. Четыре месяца спустя она произошла, став полной неожиданностью для Ленина и большевиков.

О заговоре «прогрессистов» (в первую очередь А. И. Гучкова, ненавидевшего Николая II животной ненавистью, а также А. И. Коновалова, Н. В. Некрасова, М. И. Терещенко, одного из руководителей «Земгора» М. М. Федорова) есть уже целая литература – правда, главным образом массовая. Из работ профессиональных историков, наиболее убедительно обосновавших эту точку зрения, следует особо отметить большую статью С. В. Куликова ««Революции неизменно идут сверху…» Падение царизма сквозь призму элитистской парадигмы» (Нестор: Журнал истории культуры России и Восточной Европы, № 11, 2007. С. 117–185). Излишне добавлять: такой заговор мог иметь успех лишь в стране, где правительство уже проиграло информационную войну.

Те, кто не верит в заговоры, а верит в мистическую подоплеку событий, вспоминают, как Распутин предупреждал (якобы) царя: «Ты царствуешь, пока я жив». За две недели до Нового, 1917 г. бедовый «старец» был убит. И довольно скоро, в феврале, большие снегопады на несколько дней почти прервали подвоз продовольствия в Петроград. Это вызвало маленькую (совсем маленькую) паузу в снабжении города хлебом и умело организованные уличные волнения по этому поводу. Управление толпой немедленно взяли на себя невесть откуда взявшиеся опытные провокаторы. И мигом выяснилось, что размещенные в столице запасные полки так пригрелись в своих казармах, так развращены сытым и безопасным тылом, что готовы поддержать любую бучу, любыеантивоенные лозунги, лишь бы избежать отправки на фронт и расставания с зазнобами из петроградских горничных. Гвардия же, увы, полегла под Ломжей.

Незадолго до начала волнений, 14 февраля 1917 г., Керенский произносит с думской трибуны: «Исторической задачей русского народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима немедленно, во что бы то ни стало». В каком парламенте воюющей страны было возможно такое? Газеты радостно подхватывали эти слова – журналисты и тогда были не умнее, – эти слова читали в окопах. Многие историки убеждены, что все эти речи были не случайны, что они входили в сценарий заговора по подготовке дворцового переворота и произносились, чтобы подготовить страну. Во время войны!

Добавляют также, что заговорщики спешили, желая опередить указ царя об «ответственном правительстве». Этот документ уже был подписан императором и лежал в столе у недавно (20 декабря 1916 г.) назначенного министра юстиции Н. А. Добровольского. Указ должен был быть обнародован на Пасху, 2 апреля[155]. Желание приурочить подарок к торжественной дате оказалось роковым.

Есть поразительное свидетельство о том, что Февральская революция началась как ярко выраженный флэш-моб (тогда и слова такого не было). Петроградский градоначальник генерал А. П. Балк следующим образом описывает события 23 февраля (8 марта по новому стилю), когда в «международный день работниц» в Петрограде была организована демонстрация женщин. Движение по Литейному и Невскому, пишет он, «необычное – умышленное. Притягательные пункты: Знаменская площадь, Невский, Городская дума. В публике много дам… Густая толпа медленно и спокойно двигалась по тротуарам, оживленно разговаривала, смеялась, и часам к двум стали слышны заунывные подавленные голоса: хлеба, хлеба. И так продолжалось весь день всюду. Толпа как бы стонала: «Хлеба, хлеба». Причем лица оживленные, веселые и, по-видимому, довольные остроумной, как им казалось, выдумкой протеста… Голода не было. Достать можно было все… Было приятное занятие ставить полицию в глупое и смешное положение. И таким образом многие вполне лояльные люди, а в особенности молодежь, бессознательно подготовляли кровавые события, разыгравшиеся в последующие дни»[156].

Пала ли монархия под ударом народной стихии или вследствие заговора, первыми бенефициарами происшедшего, бесспорно, стали «прогрессисты». Но случившимся обрадованно воспользовались социалистические и сепаратистские партии, уж точно не участвовавшие в свержении царя. Они довольно быстро затоптали недальновидных «прогрессистов», которым такой сценарий, видимо, не приходил в голову. Но главное, что последние упустили в своих расчетах, было высвобождение негативной энергии масс. Сумятица в умах простого народа, вызванная отречением царя 2 марта 1917 г., имела мало равных в истории России. Мало равных имели и последствия. «Вдруг оборвалась громадная, веками налаженная жизнь» (Иван Бунин).

«Еще 1 марта 1917 г., – писал позже Черчилль, – царь был на своем троне. Российская империя и Русская армия держались, фронт был тверд… и победа несомненна… Строй, который возглавлял Николай II, к этому времени выиграл войну для России». Черчилль, скорее всего, имел в виду 1 марта по григорианскому календарю – т. е. 16 февраля для Российской империи. Если бы Николай спохватился в этот день, все могло повернуться иначе, ведь, несмотря ни на что, роковой исход не был предопределен. Царь мог спохватиться и повести себя как мужчина даже 13 дней спустя, 1 марта по старому стилю. В любом случае, слова Черчилля – хорошее предостережение тем, кто склонен обольщаться кажущейся ясностью ситуации.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.