5. Выдающиеся богатства
5. Выдающиеся богатства
Р. Пайпс уверяет: «Русские купцы почти никогда не ездили торговать в Европу». И объяснение: в Европе был «высокоразвитый и изощренный рынок», а русская торговля «тяготела к натуральному товарообмену. С точки зрения денег и кредита она оставалась до середины XIX в. на том уровне, который Западная Европа преодолела еще в позднее Средневековье. В Московской Руси и в немалой степени при императорах преобладала меновая торговля; наличные использовались главным образом в мелочной торговле».
Странно. Еще за двести с лишним лет до середины XIX в. Адам Олеарий (Эльшлегер), член голштинского посольства, находившегося в Москве при Михаиле Федоровиче, в 1633–1934 гг., рисует иную картину: «[Русские] торговцы хитры и падки на наживу. Внутри страны они торгуют всевозможными необходимыми в обыденной жизни товарами. Те же, которые с соизволения его царского величества путешествуют по соседним странам, как то: по Лифляндии, Швеции, Польше и Персии – торгуют большей частью соболями и другими мехами, льном, коноплею и юфтью». Олеарий был поражен некоторыми операциями московских купцов – как видно, на его «изощренной» родине до такого еще не додумались: «Они обыкновенно покупают у английских купцов, ведущих большой торг в Москве, сукно по 4 талера за локоть и перепродают тот же локоть за 3 талера, и все-таки остаются в барыше. Делается это так: они по этой цене покупают один или несколько кусков сукна [куски, или «штуки», бывали разные, но редко меньше 90 локтей и больше 175 локтей. – А. Г.] с отсрочкой расплаты на полгода или год, затем идут и продают его лавочникам за наличные деньги, которые они потом вкладывают в другие товары. Таким образом, они могут за то время, каким они располагают, обернуться своими деньгами три раза или более, с барышом».
За век до Олеария англичанин Ричард Ченслер нашел, что Москва превышает размерами Лондон с предместьями, размах же русской внутренней торговли его просто изумил. И неудивительно: примерно тогда же смоленский купец Афанасий Юдин кредитовал английских коллег на баснословную по тем временам сумму в 6200 руб. (это почти полмиллиона в золотом исчислении конца XIX в., а сколько бы это составило сегодня, трудно даже представить). Дьяк Тютин и Анфим Сильвестров (он еще возникнет на этих страницах) кредитовали литовских купцов на 1210 руб. (больше 100 тысяч золотом в деньгах конца XIX в.). Член английской компании Антон Марш задолжал Емельянову 1400 руб., Бажену – 945, Шорину – 525 руб. (см.: Д. П. Маковский. Развитие товарно-денежных отношений в сельском хозяйстве Русского государства в XVI веке. – Смоленск, 1960).
К идее «единого окна», которая в сегодняшней России преподносится как большая новость, в исторической России пришли три с половиной века назад. В 1667 г. (Петр I еще не появился на свет) дипломат Афанасий Ордин-Нащокин, курировавший также внешнюю торговлю, составил Новоторговый устав. Пункты 88 и 89 этого устава предусматривали (из-за «многих волокит во всех приказах») создание «одного пристойного приказа», где ведали бы «купецкими людьми». Предусмотрено, чтобы спорные вопросы и жалобы «на всяких чинов людей» рассматривались «в том же в одном приказе непременно, чтоб купецким людем, волочась по многим приказам, от промыслов своих не отбыть и чтоб всякой промысел без волокит множился». Кроме того, уставом учреждались особые купеческие суды, так что воеводы утрачивали право суда над торговым сословием. Попросту говоря, оно было выведено из-под слишком корыстолюбивой юрисдикции.
В число задач нового приказа входили «защита и управа» от воеводских налогов (разумеется, не налогов вообще, а неправомерных и произвольных) и охрана купеческих интересов «в «порубежных городах и иных государствах». По словам Пайпса, русские купцы не были под защитой своего государства, находясь за границей. И опять неверно: к примеру, еще в 1494 г. за убийство двух русских купцов в ганзейском городе Ревеле русские власти закрыли склады Ганзы в Новгороде и конфисковали товары. Конфликт длился двадцать лет, включая трехлетнюю войну с Ливонским орденом. Лишь в 1514 г. отношения с Ганзой были возобновлены, притом на условии значительного расширения прав русского купечества в 73 городах Ганзы. Русская сторона добилась также (усилиями восьми посольств подряд!) отмены ограничений на ввоз серебра, цветных металлов и оружия из стран Западной Европы.
То есть солидарность купечества, власти и дипломатии была в это время уже на достаточной высоте. Она возникла не вдруг, на это ушли века Купечество рано стало особой социальной группой, с собственным самосознанием, достаточно горделивым, судя по былинам и иным фольклорным свидетельствам. Одной из самых ранних купеческих корпораций было «Иванское сто» (существовало в XII–XV вв.), оно объединяло новгородских купцов, ведших оптовую торговлю воском. В былине о Садко, полном новгородских реалий, упоминается купеческая Никольшина братчина. «Устав о мостех» 60-х годов XIII вв. перечисляет десять купеческих сотен: Бобткову, Олексину, Ратиборову и т. д. – к сожалению, только по именам «сотских», а не по торговой специализации. В Южной Руси в XI–XIII вв. солидарную группу купцов, ездивших в Византию, называли «гречниками». В Москве XIV–XV вв. монополию на торговлю с Византией и итальянскими городами через Крым держала корпорация «сурожан». Крупными купеческими объединениями были «гости» (от древнерусского «гостьба» – торговля), наиболее известны «гостиная сотня» и «суконная сотня».
Купцы не только торговали, они занимались кредитно-ссудными операциями и предпринимательством. Как и везде в мире, для успешного ведения дел требовались талант и кругозор, отсюда разносторонность этих людей. Яркий пример – умерший в 1481 г. (год рождения неизвестен) купец и строительный подрядчик («предстатель») Василий Дмитриевич Ермолин. Он строил в Москве, в том числе в Кремле, во Владимире, в Юрьеве-Польском, в Троице-Сергиевой лавре, возглавлял артель московских зодчих, держал заведение по переписке книг. Составленная по его заказу летопись, известная у историков как Ермолинская летопись, содержит материалы, отсутствующие в других источниках. Автором ценных сведений по истории русского зодчества 60—70-х гг. XV в. в этой летописи был сам Ермолин.
У отдельных купцов предпринимательство сильно опережало торговлю. Купец и землевладелец Лука Козьмич Строганов (внук Спиридона Строганова, выходца из поморских крестьян) около 1472 г. поселился в Усольске (Соли-Вычегодской), где начал торговать солью. Его внук Аникий, в дополнение к торговле, начал добычу соли, заведя собственные варницы. Правнук Луки, Семен, уже владел обширными землями по рекам Каме и Чусовой. Праправнуки Луки, Максим и Николай, финансировали в 1581 г. поход дружины Ермака Тимофеева против хана Кучума. Строгановы строили города, крепости, внедряли (с опорой на пришлых русских крестьян) рудное дело и земледелие, развивали солеваренную промышленность в районе Соли-Камской, не забывая, конечно, о торговле. Во время междуцарствия и событий Смутного времени Строгановы оказали большую денежную, продовольственную и военную помощь правительству. Только деньгами они пожертвовали около 842 тыс. руб. – трудновообразимую для того времени сумму. До появления массового товарного производства и массового потребительства ни один купец, промышленник или банкир не мог, по идее, свободно располагать такой суммой. Но, как видим, были исключения.
Возможно, Строгановы были в конце XVI – начале XVII в. самыми богатыми нетитулованными частными лицами в мире, об этом у нас уже шла речь. За помощь Отечеству в трудные годы они получили звание «именитых людей» (но еще не дворян!) и, что важнее, право лить пушки и содержать своих ратников. То есть царь разрешил им иметь частную армию. Это никак не вяжется с фантастическими утверждениями Пайпса, будто цари не терпели конкуренции со стороны частных лиц ни в чем.
Купцы Строгановы отличались широкими интересами. Это нашло свое отражение, среди прочего, в так называемой Строгановской летописи («О взятии Сибирской земли»), составленной в 1622–1623 гг. в канцелярии одной из строгановских вотчин по материалам переписки Строгановых с Ермаком.
При первых Романовых строгановские владения и предприятия все более дробились между наследниками детей Аникея, но около 1680 г. их вновь сумел объединить и «округлить» Николай Дмитриевич Строганов (1656–1715). Он стал крупнейшим солепромышленником России, поставлявшим около 3 млн пудов соли в год (60 % годовой добычи в стране). Он принимал участие в финансировании Северной войны 1700–1721 гг., снарядил на свои деньги два военных фрегата. В память об этом его сыновья Александр, Николай и Сергей получили в 1722 г. дворянство и баронский титул. В 1798 г. Павел I возвел Александра Сергеевича Строганова (11-е колено Строгановых, считая от Спиридона) в графское достоинство, но нагнать своих предков-купцов по богатству графам Строгановым, похоже, было не дано.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.