3. Дума Московской Руси как творец «величественного порядка»

3. Дума Московской Руси как творец «величественного порядка»

Вече, известный большинству европейских народов демократический институт, ни у одного из них не был единственным органом коллективного принятия решений. В любом государственном образовании имелась верхушка, располагавшая множеством рычагов для отстаивания своих групповых интересов. Им было проще заставить уважать себя. Попробовал бы князь (конунг, герцог, король и т. д.) не прислушаться к мнению знатных вассалов, своей дружины, имущественной верхушки, духовенства! Это было бы опасно. Отсюда появление законосовещательных советов. В Средние века подобными советами обзавелись, видимо, большинство больших и малых монархов – по крайней мере, в Европе. Императоры Священной Римской (фактически Германской) империи созывали совет («таг») по своему усмотрению и в разных городах, но в XII в., при императоре Лотаре, созыв совета стал более или менее регулярным. В Чехии XIII в. король учреждает сейм для совещаний с крупными феодалами. Английский парламент, до появления в XIV в. Палаты общин, был советом королевских вассалов-баронов, прелатов и представителей городов. Русская Дума состояла из «княжьих мужей», духовенства и «старцев градских».

Ранние русские князья все важные решения принимали не иначе, как после совета с дружиной. Князь Святослав, может быть, и принял бы христианство, но дружина такое решение отвергла. Наоборот, обращение в новую веру Владимира состоялось после одобрения боярами. Уже в первые века русской истории появляется такое понятие, как Дума. Тот или иной князь решается на что-то важное не иначе, как «сдумав с мужами». Иногда Дума действовала как суд. Когда Рогнеда, жена Владимира Красное Солнышко, попыталась заколоть спящего мужа, князь созвал бояр и возложил решение на них. (Между прочим, бояре посоветовали Владимиру проявить милосердие, и он их послушался.)

Идея Думы хорошо согласуется с представлениями средневековой Руси о власти. Историки уже давно выяснили, что от начала нашей письменности и до конца XVI в. (т. е. до общеевропейской победы абсолютизма) нет ни одного русского политического текста, в котором царская власть бы понималась бы как абсолютная, ничем не ограниченная. Единственное исключение – доктрина второго десятилетия (1564–1584) царствования Ивана IV Грозного, хотя и с этим царем не все так просто. Для отечественных мыслителей на протяжении почти шести веков «советное» начало было необходимой составляющей верховной власти. Дума была непременным органом при князе, великом князе, царе, она утверждала авторитет их власти, направляла их деятельность, сдерживала царское «самоволие».

Дума присутствует в «Поучении» Владимира Мономаха, написанном около 1117 г.: «Я хвалю Бога, когда сажусь думать с дружиною». Для Мономаха «садиться думать с дружиною» – постоянное, привычное, обязательное занятие. В «Сказании о князьях Владимирских» Владимир Мономах произносит такие слова: «Съвет ищу от вас, моея полаты, князей и бояр, и воевод, и всего над вами христолюбиваго воинства». Мономах просит совета у своей Палаты!

Вполне современное слово «думцы» впервые появляется уже в конце XII в. (или начале XIII в.) в «Слове» и в «Молении» Даниила Заточника – правда, об этом мало кто знает: древнерусский текст читают редко, а в переводе это понятие передано – совершенно напрасно – словом «советчики». Этот литературный памятник пользовался большой любовью, до наших дней дошло множество списков-версий, причем в некоторых Даниил в числе «думцев» великого князя желает видеть деятельных людей, выдвинувшихся не в силу происхождения, а благодаря службе.

В отдельных княжествах (Муромо-Рязанском, Черниговском) сила Боярской думы была настолько велика, что в них не смогла сложиться сильная великокняжеская власть. Первые бояре были вольными дружинниками князя. Позже бояре превратились в состоятельных людей, землевладельцев, несших службу у того или иного удельного князя по вольному уговору с ним и занимавших на этой службе высокие должности. Они составляли его обычный совет, с которым он «думает об устроении земли». То есть составляли Думу.

Независимость боярских суждений при обмене мнениями в Думе у князя обеспечивалась достаточно просто: недовольный князем боярин всегда мог «отъехать» от него к другому князю, это не считалось ни изменой, ни постыдным поступком; если отъехавший к другому князю боярин владел землей в княжестве первого, он оставался ее хозяином. Но княжеств делалось все меньше, в централизованном Русском государстве отъезжать стало не к кому. Однако, как показал историк А. Л. Янов (не путать с В. Л. Яниным), утратив такую возможность, бояре обрели другую – выход на политическую арену, они превратились в правительственный класс: в XV в. боярство становится высшим служилым чином.

Обладатель такого чина, имея порой и другие обязанности, обязан был заседать в Думе, становился постоянным «думником», или «думцем». Вторым «думным» чином было окольничество. Окольничьи – это тоже были бояре, но не из особо знатных родов. Кроме того, Дума не могла обходиться без думных дьяков и подьячих.

Приведу оценку, данную Думе В. О. Ключевским: «С X и до XVIII в. Боярская дума стояла во главе древнерусской администрации, была маховым колесом, приводившим в движение весь правительственный механизм; она же большею частью и создавала этот механизм, законодательствовала, регулировала все отношения, давала ответы на вопросы, обращенные к правительству. В период наиболее напряженной своей деятельности, с половины XV и до конца XVII в., это учреждение было творцом сложного и во многих отношениях величественного государственного порядка, установившегося на огромном пространстве Московской Руси, того порядка, который только и сделал возможными смелые внешние и внутренние предприятия Петра, дал необходимые для того средства, людей и самые идеи; даже идеи Петра, по крайней мере основные, наиболее плодотворные его идеи, выросли из московского государственного порядка и достались Петру по наследству от предшественников вместе с выдержанным, удивительно дисциплинированным политическим обществом, руками и средствами которого пользовался преобразователь».

К этой тщательно выверенной характеристике трудно что-либо прибавить. Единственное уточнение: современники не употребляли выражение «Боярская дума», редко говорили и просто Дума, а чаще выражались описательно: «и бояре, и окольничие, и думные люди», тогда как книжники называли Думу Синклитом или Палатой. Иногда, в переписке с Литвой, Дума называла себя Радой.

Советские историки старались принизить роль Думы, изображая ее как совещательное собрание при царе, имевшее очень ограниченное влияние. Это утверждение не согласуется с установленными фактами. Дума была правительственным учреждением – ее члены не только давали «экспертные заключения», как бы мы сказали сегодня, но и сами возглавляли «пути» – что-то вроде отраслевых управлений. Появление в XVI в. системы «приказов», т. е. министерств, не принизило роль Думы. Крупные приказы возглавили думные бояре и окольничьи, более мелкие – думные дворяне.

В нарушение принципа разделения властей (тогда, впрочем, еще не провозглашенного), Дума и «законодательствовала», и отправляла правительственные функции, приводя «в движение весь правительственный механизм». Роль Думы резко возрастала при малолетстве великих князей, а позже – царей.

Дума, собиравшаяся по понедельникам, средам и пятницам, не была «ручным» органом. Думцы не просто оглашали свои соображения, но и отстаивали их. Подробные стенограммы в те времена еще не велись, но известно, что ее заседания проходили в прениях, достигавших порой большого накала. «Встречи», т. е. возражения царю, были обычным явлением. Об Иване III рассказывали, что он любил и даже поощрял «встречу». Из слов Ивана Грозного в письме Курбскому видно, что «встречи» в Думе его деда доходили до «поносных и укоризненных словес» государю.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.