Михаил СТЕПАНОВ «ЛИШНИЕ» ЛЮДИ (О СУДЬБЕ ОБРАЗОВАННОЙ МОЛОДЕЖИ КНР)

Михаил СТЕПАНОВ

«ЛИШНИЕ» ЛЮДИ

(О СУДЬБЕ ОБРАЗОВАННОЙ МОЛОДЕЖИ КНР)

Всяк хочет умных вырастить детей —

Иначе мы бы не были отцами.

Но я лишь оттого, что был умен,

Увы, свершал ошибки, что ни год.

Вот почему хочу я милых чад

Воспитывать тупицами, глупцами, —

Тогда они без горя, без труда

Достигнут сана Праведных Господ!

(Су дун-по. О сыновьях. Пер. И. Голубева.)

Больше восьмисот лет назад написаны эти горькие знаменитые строки. Но думается, что и сегодня отдаются они резкой болью в сердцах многих китайцев.

Какими нужно воспитывать своих детей, чтобы их миновала хоть часть того горя, тех бед, что выпали на долю их родителей?

Вопрос этот продиктован нынешней китайской действительностью и теми жестокими уроками недалекого прошлого, когда кое-кому за широкий кругозор, подлинную образованность приходилось расплачиваться даже жизнью, когда разъяренные хунвэйбины, пользуясь поддержкой официальных властей, расправлялись с неугодными Мао Цзэ-дуну партийными кадрами, издевались над интеллигенцией.

Умышленный процесс разобщения поколений, науськивание одной категории молодежи на другую, крутые виражи в пропагандистских кампаниях, эксплуатация политической незрелости молодых — это продолжается в Китае.

Катаклизмы в общественной жизни этой страны — явление неслучайное. Факты не переупрямишь, КНР переживает глубокий кризис. Он то развивается подспудно, то вырывается наружу. А обусловлен этот кризис прежде всего теоретической и практической несостоятельностью маоизма, мелкобуржуазного по своей сути и эклектического по характеру. Маоизм не может предложить китайскому обществу позитивную программу развития. Да маоисты, можно полагать, подчас и сами-то не слишком уверены в точности своих теоретических выкладок, в эффективности практических установок. Это и вынуждает их спекулировать на социалистических чаяниях китайских трудящихся, на революционаристских лозунгах, на подделке под марксизм-ленинизм. Не случайна в этой связи и ставка на молодежь, на ее неопытность, эмоциональность, доверчивость. По мнению маоистов, лучший способ отвлечь молодежь, особенно образованных молодых людей, от глубокого анализа общественных явлений, происходящих в стране событий, от глубокого кризиса — это посеять сумятицу в умы людей, держать их в постоянном напряжении, а еще лучше — в страхе. В страхе перед расплатой за непонимание курса Мао, за неосторожно сказанное слово, за «контрреволюционное» мышление, в страхе перед якобы существующей «угрозой с Севера».

Оглянемся на вчерашний день КНР. Маоистский контрреволюционный переворот его инициаторы нарекли «великой пролетарской культурной революцией». Ее штурмовикам, одураченным хунвэйбинам, она принесла крушение мальчишеских надежд, душевное смятение.

А сегодня? Сегодня насильственную высылку городской образованной молодежи (так именуют выпускников полной и неполной средней школы) на постоянное жительство в горные и сельские районы, в различные углы страны маоисты демагогически именуют «новым социалистическим явлением». И перед нашими глазами разворачивается еще один акт трагедии молодежи и Китая.

ПРОПАГАНДИСТСКАЯ ИДИЛЛИЯ И...

Их фотографии можно часто увидеть на страницах китайских газет и журналов. Это образованные юноши и девушки. В китайских городах они «лишние». Их высылают в глухие деревни и далекие горные районы страны.

Как правило, на фотографиях они улыбаются. Их улыбка призвана показать, что они счастливы, что они нашли правильный путь в жизни, что они благодарны Мао, который указал им этот путь.

И слова... Миллионы слов, не отличимых друг от друга, словно стершиеся монетки.

И не только стандартные улыбки, и не только стереотипные слова. На тему отправки в деревню образованной молодежи слагается еще бесконечное количество «песен». Их в обязательно-добровольном порядке сочиняют люди разных возрастов. Вот одна из таких «песен» — сочинение пекинской школьницы:

Сегодня сестра уезжает из дома.

В ее сердце распустились красные цветы.

Идти в сельские и горные районы для ведения революции!

Сестра слушается только председателя Мао.

Уезжая, она сказала несколько сердечных слов:

«Маленькая сестренка, расти поскорее,

Критикуй Линь Бяо и Конфуция.

Вырастешь — тоже поедешь в деревню,

Чтобы пустить там свои корни».

Я выслушала сестру и торопливо ответила:

«Хунсяобины маленькие, но они полны энергии.

Давай посмотрим, чей вклад в строительство

Новой деревни будет больше».

Едва ли рискнет кто-нибудь назвать песней это перечисление официальных лозунгов и установок маоистов. Вот типичные названия других песен: «Независимость, самостоятельность, опора на собственные силы», «Критиковать Линь Бяо — вредного элемента», «Соревноваться за накопление зерна в фонд подготовки к войне» и т. д. и т. п.

Такие «песни» люди в нынешнем Китае сочиняют, как послушные школьники выполняют домашние задания. А откажешься — значит, не приемлешь курса Мао. Вот и пишут...

Зачем это надо маоистам? Видимо, надо, чтобы показать, что «политику делают массы».

Но маоистам важно выиграть хоть какое-то время, сотворить иллюзорный мир для всех тех, кто еще не успел разобраться в существе дела. А когда липовый фасад этого мира рушится, то легко просматривается...

СТРАШНАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Живые голоса... Их много. Их не заглушить лицемерному хору маоцзэдуновской пропаганды.

Гуанчжоу, 1968 год. На стенах домов появились гневные дацзыбао.

«Мы люди, а не скот», — заявляли авторы одной из них. Они рассказывали о том, что им довелось пережить. Восемьдесят юношей работали на полях по 16 и более часов в день. Им выписывали так мало трудодней, что они очень часто оказывались не в состоянии расплатиться за свое питание. Их сторожили, чтобы они не могли убежать. Больные не получали никакой медицинской помощи.

Жили в полуразвалившемся сарае, крыша которого протекала в дождь. Нельзя было найти место, чтобы готовить пищу, не говоря уже о сне. В дацзыбао было написано: «Вместо супа нам давали слегка подсоленную воду. Мы вели жизнь, недостойную человека».

Вот отрывок из еще одной дацзыбао того времени:

«Нас обманывали. Утверждали, что нас отправят на прекрасные фермы с тракторами и всем необходимым. Почему же тогда некоторые из нас умерли, другие покончили самоубийством, а многие оказались в тюрьме?»

Девять раз задаю вопрос:

«За что пережить мне все это пришлось?»

Десять раз себе отвечаю:

«Тюремщики знают, а я не знаю!»

Так поется в одной из песен, распространенной в свое время в Шанхае.

Сколько песен-самоделок сочиняется сейчас в Китае?

Приказных поделок-однодневок много. Но, судя по всему, немало и вышеприведенных самоделок. Недовольство царящим в стране произволом, о чем свидетельствуют песни, и явилось причиной того, что маоисты решили «распылить» образованную молодежь, разбросать ее по стране, сломить ее волю непосильным физическим трудом. Разумеется, и на сей раз были выдуманы соответствующие лозунги, прикрывающие истинные цели и задачи.

Но дело, разумеется, не только в лозунгах. Обман сочетается с принуждением, с различными организационными мероприятиями. Огромная пропагандистская машина год за годом обрабатывает и школьников, и их родителей. На взрослых по месту работы оказывается сильный политический нажим. Вместе с молодежью в деревни с каждым годом направляют все больше и больше кадровых работников в качестве надсмотрщиков. Высланную молодежь поселяют вместе, чтобы за ней было легче присматривать. На местах за этой молодежью в оба глаза следят и военные, и представители ополчения, и местные активисты. И все-таки очень многие высланные при первом удобном случае бегут из деревень.

С особенным усердием высылкой городской молодежи занялись с декабря 1968 года, после высочайшего повеления Мао. Даже по китайским официальным данным, за это время в деревни сослано около 10 миллионов человек. Западные специалисты по Китаю приводят другую цифру: 25—30 миллионов. Во всяком случае, в конце 1974 года пекинское радио похвалилось, что 90 процентов образованной молодежи Пекина и пригородов было отправлено в деревни. Каково же ей там?

Приведем пример. В одной из дацзыбао, вывешенной в Пекине летом 1974 года, рассказывалось о судьбе девушки Чао Бао-фан, сосланной в деревню в 1969 году.

«Летом от палящего солнца ее лицо покрывалось волдырями. В поле она, бывало, теряла сознание, но, несмотря ни на что, вставала и продолжала работать. Приехав в бригаду шестнадцатилетней девчонкой, она таскала на себе связки сена весом более 120 цзиней. Зимой на морозе ноги у нее распухали и становились, как пампушки. Например, в декабре 1970 года обмороженные ноги Бао-фан покрылись нарывами, и она не могла даже надеть обувь. Однако бригадир Чжан Шунь и член местного пропагандистского отряда Сюй Чжэнь-юй заставили ее выйти рыть канал».

Перескажем дальше вкратце эту трагическую и, очевидно, не столь уж редкую историю. У Чао Бао-фан не сложились отношения с местным начальством, жестокими и бесчестными людьми. Они травили девушку, издевались над ней, распускали о ее поведении гнусные слухи. Вот в дацзыбао финал:

«Чао Бао-фан не вынесла выпавших на ее долю мучений. Двадцатого марта она еще была жива. Вышла на работу и трудилась весь день.

А уже утром 21 марта 1974 года ее не стало, она покончила с собой на станции Мачжай (провинция Хэнань).

Тело Чао Бао-фан долго лежало на задворках станции, его не сразу могли опознать.

Чао Бао-гун,

старший брат пострадавшей.

25 июня 1974 года».

Инициатор высылки молодежи в деревни — Мао Цзэ-дун. А его антигуманизм известен.

«Смерть человека — дело обычное», — вещает Мао.

И это не констатация всем известного биологического факта. Это оправдание того, что в руках диктатора жизнь человека не стоит ничего.

«Человек — это животное, испытывающее презрение к людям».

«Главное заключается в том, чтобы хорошенько припугнуть людей».

Конечно же, подобные высказывания Мао предназначены не для всех. Они произносятся в узком кругу особо доверенных лиц или заносятся на бумагу. Но так уж устроена жизнь, что тайное рано или поздно становится явным.

Широко известны гегемонистские аппетиты Мао и его присных. Шовинистические, великодержавные устремления маоистов подкреплены были на сессии ВСНП, созванной в 1975 году и поставившей задачу вывести Китай в разряд ведущих держав мира. Характерно, что призывы выполнения этой «стратегической задачи» звучат на фоне разглагольствований о «неизбежности войны», о необходимости подготовки к войне, о том, что, мол, новая мировая война «вовсе не так уж плоха» и что «у каждого поколения будет своя война».

А китайскому народу маоисты отводят роль послушного орудия в достижении этой цели. И самая большая ставка делается на китайскую молодежь, которой легче затуманить мозги псевдореволюционными идеями, воспитать из нее поколение «живых роботов», не слишком обремененных знаниями, на все готовых по первому слову властей.

Не случаен в этой связи и такой факт. В конституции КНР, принятой в 1954 году, содержалось положение: «Государство проявляет особую заботу о физическом и умственном развитии молодежи». В конституции КНР, принятой в 1975 году, это положение опущено.

Портрет молодого маоиста, если судить по материалам китайской пропаганды, рисуется примерно так.

Он безжалостен и беспощаден (придерживается пресловутой «философии борьбы»), он крайне нетребователен к еде, одежде, жилью («неприхотливая тыква»), он всегда и во всем послушен властям («послушный буйвол», «винтик», «кирпичик», он «закален» физически и морально, «не боится смерти»), он готов предать самых близких людей, если этого потребуют власти («слушается только председателя Мао»).

Чтобы вылепить эту «идеальную» модель маоиста, молодых китайцев вынуждают идти путем тяжких испытаний. Те, кто их не выдержит, пусть гибнут. И жалость тут явно становится помехой. Потому-то маоисты так охотно и проповедуют...

ЖЕСТОКОСТЬ, ФАНАТИЗМ, САМООТРЕЧЕНИЕ

Давно ли хунвэйбины, эти штурмовики Мао, громили комсомольские организации КНР, разрушали памятники китайской культуры, пытали заслуженных коммунистов, старых революционеров? Давно ли хунвэйбины громко кричали сами и заставляли кричать других: «Нам не нужны мозги, если у нас есть идеи Мао Цзэ-дуна!», «Убьем свое «я»!», «Когда председатель Мао поднимает руку, я иду вперед»?!

Давно ли все это было?

К сожалению, расчеты тех, кто намеренно и хладнокровно вверг страну в хаос озверения, оказались не совсем беспочвенными. Частенько люди, особенно не слишком образованные и молодые, оказывались податливым материалом в руках политических авантюристов. Уроки жестокости в сочетании с таким сильным средством, как пропагандистская обработка, не проходят даром. И прежде всего для детей и молодежи.

«Весной 1970 года иностранные специалисты, проживающие в одной из гостиниц Пекина, стали свидетелями самосуда, устроенного хунвэйбинами и хунсяобинами над четырьмя сверстниками, среди которых была и 12—13-летняя девочка.

Во дворе школы, видном из окон гостиницы, «революционный комитет» школы и солдаты (!) собрали несколько сот хунвэйбинов и хунсяобинов — учащихся пятых-седьмых классов. Перед ними поставили «обвиняемых», у каждого из которых на груди висела табличка с надписью «преступник».

Представители «командования и революционного комитета «зачитали «приговор». Раздались дикие крики всех присутствовавших. Хунвэйбины и хунсяобины поднимали вверх кулаки, выражая презрение к «осужденным». Группами они подходили к «осужденным» и избивали их. Разъяренные девицы старших классов били девочку, вырывали у нее волосы, плевали ей в лицо. Когда эти четверо уже не могли стоять и рухнули на землю, их топтали ногами. Так продолжалось до тех пор, пока их безжизненные тела не выволокли за ноги со двора».

Так школьникам был представлен взрослыми людьми «приговор». И не только взрослыми. Самих детей пригласили к преступлению. Оно состоялось. А ведь важно начать, дальше — «проще».

Так маоисты будят в людях самые темные инстинкты, насаждают психологию, которую, чуть изменив вышеприведенный «афоризм» Мао, можно было бы выразить словами: «Убить человека — дело обычное».

Но для нормального человека убийство — дело отнюдь не обычное. Маоисты это знают. И они делают вывод: долой нормального человека, воспитаем «образцы».

Пропагандистский конвейер подобных «образцов» работает с полной нагрузкой.

В таком «воспитании» огромную роль играет пропаганда. В КНР она окружает человека повсюду: на работе и дома, в казарме и на улице, в школе и в учреждении, в театре и в кино...

Выше мы говорили о «песнях», которые нравятся маоистам, а теперь коротко поговорим о тех, которые им не по нраву. Это так называемые «желтые песни». Круг их необычайно широк. По сути дела, это вообще все песни в мире, не имевшие «счастья» подвергнуться маоистской политической цензуре. Это практически и все китайские народные песни, в которых не содержатся, да и не могут содержаться, маоистские лозунги и призывы. Это и песни, которые написаны в КНР только что. Но то ли их незадачливые авторы чем-то не угодили властям, то ли бдительные критики усмотрели в них какое-то несоответствие жестким политическим канонам.

Нередко бывает и так, что песня поначалу понравится, с успехом исполняется, а потом вдруг грянет гром с ясного неба. Так произошло в 1974 году в городе Инкоу, провинции Ляонин.

В пей было рассказано о том, как некий «музыкальный авторитет» (по-видимому, профессиональный композитор) написал три песни. Сначала они понравились. Потом в них были обнаружены «страшные преступления». Песни подвергли разносной критике:

«Говоря о музыкальном сюжете и мелодии трех реакционных песен, следует отметить, что в одной из них всецело использован реакционный товар западной буржуазии, а некоторые похожи на мелодию вальса, написанного австрийским композитором Штраусом (!). Вальс Штрауса появился на свет в 1848 году после поражения буржуазной революции в Европе. Тогда почти во всех странах Западной Европы свирепствовал белый террор феодализма. Из-за своей политической неустойчивости буржуазии и мелкая буржуазия Австрии стала неустойчива и в серьезной классовой борьбе. Даже капитулировала перед феодальным господством. Вальс Штрауса как раз и отвечает требованиям этой обстановки и приукрашивает диктатуру феодализма (!). Поэтому он был горячо встречен главарями феодальной аристократии. В припеве из трех реакционных песен автор всецело использовал мелодию и ритм «Застольной» из оперы «Кармен»... Ясно, что это просто нечисть».

Особенную ярость «критиков» вызвала «Песня об автоколонне».

«Автор говорит, что он обратил серьезное внимание на вступление к этой песне. Очевидно, вступление было написано с особой тщательностью. Давайте разберем его. Куда же оно хочет завести движущиеся автомашины? (!) В первых же аккордах вступления слышатся холодные таинственные звуки, что создает впечатление напряженности и страха: будто бы пьяница ведет развалившуюся машину... Нам нетрудно заметить, что автор при помощи музыкальных образов создает настроение, что якобы «политическая обстановка неустойчива, кризисы надвигаются с четырех сторон»... Припев этой песни состоит из шумов, подобных «ла-ла-ла». В припеве всецело использован музыкальный мотив советских ревизионистов (!)».

Эта фантастическая демагогия у нашего читателя может вызвать только улыбку. А между тем атмосфера, в которой приходится жить простому китайцу, навевает весьма грустные мысли. Ведь за подражание «ла-ла-ла» в нынешнем Китае нетрудно угодить и за решетку или «в лучшем случае» можно оказаться в числе сосланных в деревню.

ПОЧЕМУ ИХ ССЫЛАЮТ?

Искать ответ на этот вопрос в материалах китайской пропаганды бесполезно. Говорится и пишется на эту тему очень много. И все это представляет собой мешанину из спекуляции на «революционных» лозунгах, лести в адрес молодежи или на ее запугивании. Подлинные социальные и экономические причины ссылки скрываются. А их немало. Они яркая иллюстрация полной несостоятельности политики пекинского руководства в области экономики, на которую давит непомерно тяжкий груз — маоцзэдуновский курс «подготовки к войне». Он пожирает примерно 40 процентов государственного бюджета КНР. В его бездонную бочку бросают без сожаления и труд народа, и его надежды на лучшую жизнь, и богатства страны. А гражданская промышленность развивается слишком медленно, чтобы обеспечить работой всю образованную молодежь. Кустарное производство и сфера обслуживания тоже не могут сделать этого. И фактическую безработицу — тяжкое последствие экономических авантюр и милитаризации страны — всячески пытается скрыть пекинская пропаганда. Сложнейшую экономическую проблему маоисты пытаются решать примитивным административно-принудительным путем: «лишних» ссылают в деревни.

Уже больше двадцати лет кряду в КНР существуют жесткие нормы снабжения населения промтоварами и продовольствием. Годы идут, скудный паек не увеличивается, а в ряде случаев сокращается. Вместе с тем население страны быстро растет. За минувшее двадцатилетие в КНР появились на свет сотни миллионов новых граждан. Обостряется продовольственная проблема. Маоисты «решают» ее путем ссылки «лишних» горожан в деревни.

Кроме того, в городах молодежь потенциально «взрывоопасна». А в бессчетных китайских деревнях — не очень, там она рассредоточена.

И еще одна причина: страшная перенаселенность китайских городов. Старый жилой фонд, возраст которого исчисляется многими десятилетиями, а то и больше, с каждым годом ветшает, приходит в негодность. Новое жилье для трудящихся практически не строится. И маоисты находят простой выход из кризисной ситуации: «лишних» ссылают в деревни.

Ну а высшая школа КНР, разве не может она поглотить значительную часть образованной молодежи? К сожалению, не может. Сейчас в Китае население превышает 800 миллионов человек, студентов менее полумиллиона, в два с лишним раза меньше, чем было еще в конце 50-х годов. И эта странная на первый взгляд арифметика не случайна. Она результат антинародной политики маоистов, результат их неоднократных экономических авантюр, ставивших страну перед катастрофой, результат их широко разрекламированной погромной «реформы в области образования». Для властей это еще один повод, чтобы ссылать «лишних» в деревни.

Техники в китайских деревнях кот наплакал. Практически почти все делается вручную. Достаточно сказать, что по самым оптимистическим подсчетам не более 15 процентов пахотных площадей обрабатывается машинами.

На долю образованной молодежи в основном достаются мотыга и лопата, носилки с землей и ведро с водой. Тяжелый и непроизводительный труд от зари до зари.

Чем оправдывается такое «применение» знаний? Перевоспитанием, приобщением к «подлинному» труду народа.

И все-таки не труд отпугивает от деревни лучших представителей образованной китайской молодежи. Всякий труд почетен. Вдвое почетен труд китайского крестьянина, кормящего огромную страну. Тем более что китайский крестьянин издревле отличается удивительным трудолюбием и редким мастерством. Но в наше время крестьянину мало трудолюбия и мастерства. Ему нужны машины, удобрения, новая агрономия. А вот об этом-то маоисты практически не заботятся. Они озабочены совсем другим: как бы побольше выжать из крестьянина, поменьше дать ему взамен.

Бегут годы, а жизнь и труд в китайских деревнях почти не меняются. Это видит и образованная молодежь. Она понимает, что не в ее силах сдвинуть с мертвой точки дела в деревне без техники, без активной помощи со стороны государства.

Есть в сокровищнице китайского фольклора одна старинная история. Рассказывается в ней о некоем человеке, который долго и безуспешно пытался пронести сквозь низкие и узкие ворота очень длинный бамбуковый шест: тот не проходил ни по высоте, ни по ширине. Ни за что не мог человек догадаться, как же просунуть шест в ворота.

Вот так и политика маоистов по отношению к образованной городской молодежи тоже ни в какие ворота не лезет. Нет от нее проку ни крестьянам, ни самой молодежи, ни стране в целом.

Сегодня, когда научно-техническая революция открывает перед человечеством новые горизонты, наблюдатели за китайской политической сценой сталкиваются с чудовищным анахронизмом — судьбой образованной молодежи, растранжириванием ценных кадров страны. «Лишних» горожан в плановом порядке, что дает понять китайская печать, ссылают в деревни, но и там они имеют немало оснований чувствовать себя лишними. Круг несостоятельной маоцзэдуновской политики замыкается.

Есть у этнографов такое понятие — «вторичная дикость». Они пользуются им, когда имеют в виду народы, которые в силу исторических условий растеряли свои знания, скатились вниз по лестнице культуры.

Не хочет ли Мао привести Китай к состоянию «вторичной дикости», поскольку такой страной проще управлять?

Еще много-много веков назад на земле Китая были воздвигнуты сооружения и сделаны открытия, которые изумляют. Творения неповторимых китайских художников и несравненных мастеров-ремесленников вызывают восхищение. В самых лучших библиотеках мира на почетных местах хранятся томики китайских поэтов. И всегда лучшие умы Китая придерживались гуманистической традиции: они искали путь к счастью и свободе народа, радовались его радостью, горевали его горем. Именно поэтому имена их обрели бессмертие.

Ныне все это богатейшее наследие маоисты объявляют практически ненужным. Они стараются вытравить из памяти великого народа его историю, его культуру, его достижения. Они хотят начать историю одной из самых древних стран мира с Мао Цзэ-дуна, которому чужды гуманизм, искренняя забота о народе. Потому-то слово «гуманизм» маоисты отнесли в разряд «ревизионистского хлама».

Китайские школьники не знакомятся, например, с бессмертными строками великого Ду Фу, который еще более 1300 лет назад был защитником обездоленных и бесправных. Большинство из них не знают его строк:

Мне бедствия народа

Сердце ранят.

Чиновники забыли

Слово «жалость»...

Зато маоцзэдуновская пропаганда поднимает на щит Цинь Ши-хуана, императора-деспота, по чьему приказу сжигались книги и закапывались живыми в землю ученые. Она прославляет как достижение современной общественной мысли мнения древнего китайского идеолога Шан Яна, по сути дела, презиравшего народ, видевшего его назначение в том, чтобы быть рабочим скотом, солдатами в имперских захватнических войнах.

Такие вот с позволения сказать «образцы» извлекаются из пыльных сундуков китайской династийной истории, чтобы оправдать в глазах малообразованных неосведомленных и доверчивых молодых людей антинародную политику маоистов.

«Не бояться смерти!» — ежедневно взывает к китайской молодежи маоистская пропаганда. Расчет несложен: кто не дорожит своей жизнью, еще меньше должен ценить жизнь другого.

Потому-то маоизм по сути своей глубоко антигуманен. Он объявляет войну человеку. Человек с его сложным и богатым внутренним миром оказывается ненужным, опасным для маоизма. «Лишним» оказывается именно человек.

Когда маоисты охрипшими голосами выкрикивают архиреволюционные лозунги, когда они размахивают знаменем «прогресса», вспоминаются слова советского поэта:

Все прогрессы реакционны,

Если рушится человек.

А насаждение маоизма и «крушение» человека — вещи взаимосвязанные. Для того чтобы «сокрушить» человека, вытравить из него все человеческое, маоисты намеренно создают в КНР обстановку «осажденной крепости», нагнетают милитаристский психоз, пытаются придавить народ к земле двойным гнетом: страха и невежества. Для того чтобы облегчить себе задачу «воспитания», маоисты изолируют страну «по горизонтали» и «по вертикали». «По горизонтали» — от других государств, от культурных контактов с ними. «По вертикали» — от собственной истории и культуры. И главная ставка делается на молодежь, которая составляет примерно половину населения страны и не очень знакома с подлинно революционными традициями в своем отечестве и других социалистических государствах. Час за часом, день за днем, год за годом маоистская пропаганда упорно воздействует на молодежь, стремясь превратить ее в покорное пушечное мясо, в националистов-фанатиков.

Не следует сбрасывать со счетов усилия этой пропаганды. И все-таки она далеко не всесильна. Под колпаком, которым пекинские лидеры хотели бы наглухо закрыть страну, кипят гнев и надежда, бурлит, ища выхода, народное недовольство.

Каждый, кто внимательно наблюдает за событиями в КНР, видит, что маоистская идеология теряет опору среди молодежи.

ПРИМЕТЫ ПРОЗРЕНИЯ

Маоистская пропаганда, служанка порочной политики, хотела бы перекроить все умы и души на один манер, выкрасить многоликую, яркую страну в унылые цвета казарменного единообразия. Можно даже признать, что маоисты в этом плане кое-чего достигли.

Часть молодых действительно превращена в моральных уродов. Но «живые роботы» («новые люди», как их хвастливо именует официальная пропаганда) — это далеко не вся китайская молодежь, даже не большая ее часть. И маоистской «печатной схемой» не заглушена живая мысль, не задавлены живые чувства. Присмотревшись, под покровом «послушания», навязанного палочной дисциплиной, можно увидеть и горе, и гнев, и злую насмешку над маоистскими догмами, и активные действия, направленные против маоистской военно-бюрократической диктатуры.

Многие, прежде всего образованные молодые люди КНР, стали социальными париями. Те из них, кому удается бежать из деревни в родной город, живут у родителей или друзей тайком, не имея разрешения на жительство, трудовых документов, продовольственных карточек. Близкие, сами существующие где-то на грани недоедания, не могут уделить им многого. А голод не тетка. И многие молодые в нынешнем Китае становятся на путь уголовных преступлений.

В первые годы после образования КНР с преступностью в стране было почти покончено. Маоцзэдуновская «культурная революция», возникший в КНР «всеобщий хаос» дали мощный импульс к возрождению различных социальных болезней.

Нынче рост преступности, в первую очередь среди молодежи, снова встал на повестку дня. О нем все чаще в эзоповской, а то и в прямой форме упоминает китайская печать.

Но далеко не только растущая молодежная преступность ставит нелегкие задачи перед китайскими властями. Они сталкиваются, это дает понять пропаганда, с политической и производственной пассивностью молодых крестьян. И это явление имеет свои причины. Сельская молодежь видит, как тяжко трудится старшее поколение, как медленно, почти неощутимо меняется жизнь в деревне. Все это никак не увеличивает трудовой и политический энтузиазм деревенской молодежи. И понятно, что ею овладевают сомнения, разочарования, апатия.

Другая проблема: рабочая молодежь все чаще обнаруживает ироническое отношение к официальным установкам. Она выражает его в форме нарочито глуповатых, но от этого не менее язвительных вопросов. Еще несколько лет назад кадровым работникам ряда крупных предприятий КНР были розданы письменные инструкции для ответа на подобные вопросы. Едва ли эти инструкции помогли изменить настроения рабочей молодежи. Ведь сами вопросы диктовала действительность. А ее бумажкой не занавесишь. Тем более что китайская пропаганда в последнее время призывает активно бороться со слухами и анекдотами. Их массовое распространение (очевидно, об этом и идет речь, иначе зачем бить тревогу на уровне средств массовой информации?) являет собой нечто новое в политической жизни КНР.

Да и в зарубежную печать все чаще стали проникать сведения о растущем недовольстве китайского трудового народа политикой маоистов. Так, лондонский еженедельник «Экономист» сообщал в 1974 году о забастовках железнодорожников, охвативших многие провинции Китая. Западные корреспонденты в Китае писали о серьезной угрозе стачек на ряде крупных предприятий КНР. А в 1975 году в китайских городах Ухань и Ханчжоу произошли серьезные волнения рабочих, в ряде провинций вспыхивало массовое недовольство крестьян. Вполне естественно предполагать, что все эти события не обходятся без участия молодежи.

Забастовки... Стачки... Это уже не тлеющее в душе недовольство. Это уже серьезный разговор

О том, как зреет гнев я сердцах,

А с гневом юность и свобода.

Судя по многим признакам, «брожение умов» в КНР находит благоприятную почву в настроениях народа. Маоистские «кумиры» погружаются во все более глубокие сумерки, маоистские догматы подвергаются сомнению. Число недовольных растет. О высланной в деревни образованной городской молодежи и говорить не приходится. Ведь для них высылка не только разлука с родными и друзьями. Это крушение всех ее планов, надежд на получение специальности по душе, на решение личных проблем и т. д.

Многие представители нынешней китайской молодежи, пройдя все круги маоистского ада, потеряв всякую надежду, принимают самое отчаянное, самое тяжелое для них решение: бежать из КНР.

Рискуя нарваться на пулю китайских пограничников, они, обвязанные самодельными поясами из пинг-понговых мячиков, входят в воду Жемчужной реки. Река ведет в океан. Путь далек. Одним не везет. Другие (по подсчетам — это каждый четвертый) все-таки доплывают до цели. Десятки тысяч ежегодно выбираются обессиленные на берег Гонконга. Число беглецов с каждым годом растет.

«Мы считали, что станем хозяевами страны», — жаловался 23-летний беженец Гэнь Лин из Пекина.

Беженец Линь, 23 лет, из провинции Чжэцзян: «Чем дольше горит огонь, тем ярче разгорается пламя. Приближается момент, когда бомба замедленного действия взорвется...»

...Великий народ в беде... На его живом теле маоистские авантюристы проводят жестокие и заведомо обреченные на провал социальные эксперименты.

Когда задумываешься о Китае наших дней, на память приходят строки замечательного китайского поэта XX века Ай Цина. Чуть не сорок лет назад написаны они. Но звучат, к сожалению, очень злободневно.

Скорбь и страданья — от края до края,

Полночь на вечность похожа, —

Падает снег на просторы Китая,

Скован Китай, заморожен.

Перевод И. ГОЛУБЕВА

Но как бы ни была сурова зима, ей на смену неизбежно приходит весна.