Эпилог

Эпилог

Рукопись Иванова, чем дальше, тем больше становившаяся все более сжатой и отрывистой, на этом заканчивалась. Я долго пытался ее переработать, как-то присоединить к своим материалам. Потом махнул рукой и забросил все вместе на самый верх книжного шкафа в своем кабинете.

Дом соседей уже второй месяц стоял пустой. Распустилась пышно листва, давно зазеленела трава на любовно выращенных Валерием Алексеевичем газонах.

— Косить бы пора, — подумал я как-то, проходя мимо забора.

— Тимофей, иди чай пить, — позвал меня с улицы другой сосед — Миша. После исчезновения Ивановых мы с ним внезапно сдружились.

— Пойдем, — легко согласился я. Свистнула призывно и пронеслась мимо пришедшая из Питера электричка.

— Что-то Марта уже второй день места себе не находит, — озабоченно сказал Миша, разливая кипяток в огромные кружки.

— Может, приболела?

— Нет, здоровенная сука, аж самому завидно, что такого щенка отдал когда-то.

— Ну так ведь все равно тебе досталась.

— Я ее из вольера боюсь выпускать — сразу к Иванову на участок бежит. Один раз калитку даже проломила, не удержишь. А тут снова перестала есть.

— Воет? Может, случилось чего с хозяином, а она чувствует?

— Да, понимаешь, скорее радуется! Носится, как щенок по вольеру, скребется в дверь, лает! Никак в толк не возьму, что сей сон значит. Ты куда уставился?

— Да похоже, сон в руку, Миша! Смотри!

Миша прильнул к окну рядом со мной. Двор Ивановых хорошо просматривался с этой стороны, и мы долго, затаив дыхание, смотрели, как открывает заевший замок железной калитки наш пропавший сосед. Немного похудевший и поседевший, в хорошем летнем костюме, с сумкой для ноутбука через плечо, он ковырял длинным ключом давно не открывавшийся замок и рассеянно улыбался, щурясь на июньское солнце. Калитка все же уступила хозяину. Валерий Алексеевич вошел во двор и неторопливо, оглядываясь во все стороны, пошел по брусчатке дорожки ко входу в дом.

— Марта! — заорал вдруг у меня над ухом Миша. И точно, отогнув мощной грудью край сетки вольера в углу, овчарка, в кровь обдирая шкуру, вырвалась из загородки и огромными скачками полетела к забору, разделявшему два соседних участка. Как уже было однажды, она всем телом на бегу ударила в деревянную калитку, снесла ее, как бумагу, и не успел даже обернуться срывающий с двери дома печати Иванов, как лапы волкодава уже лежали у него на плечах, а длинный язык пылко вылизывал ему лицо.

Валерий Алексеевич медленно опустился под тяжестью собаки, сел прямо на крылечко и обнял огромную черную голову обезумевшего от радости зверя.

— Непонятка вышла, Тимофей Иванович! — Сосед расхаживал привычно по своему кабинету, открывая нараспашку все окна, двери веранды, подставляя отсыревший дом свежему ветру и яркому солнцу. — Бальзам-чику будешь? Кофе не предлагаю пока, надо насос запускать, включать электричество — Миша перекрыл все, видать, пока меня не было.

— Давай, за встречу! — Я и сам не ожидал, что так искренне обрадуюсь возвращению Иванова. — А где же Катя? С ней все в порядке?

— Лечится. Давно ее уговаривал, да пока все не определилось, здесь, в России — не уговорить было. Отправил в санаторий, в Дагомыс, она давно просилась к теплому морю! Мы же с ней как в 2000 году снова встретились, так и не расставались никогда больше. Первый раз вот. А сам я, как только освободился, сразу сюда, Марту проведать!

— Что значит «освободился»? — насторожился я. — Тебя что, арестовали?

— Да нет, что ты, — рассмеялся Валерий Алексеевич, нашаривая в секции глиняный кувшин с черным рижским бальзамом. — От дел освободился немного. я же говорю — непонятка тогда вышла. Перестарались ребятишки от чрезмерного усердия. А может, решили крутизну свою показать. Ну, их за то усердие не по чину потом крепко выпороли — наука будет.

— Так что ж это было? Миша мне такую историю рассказал, «Фанто-мас» прямо какой-то.

— Да как бы тебе это объяснить, Тимофей Иванович. Сам знаешь, какой у нас в стране поворот происходит. Понадобился я одному старому товарищу, который сейчас большое дело поднимает. Ну, не в одиночку ж ему работать? Вот и вспомнил он обо мне. Да дело было срочное, сам не мог пожаловать — ребятишек своих прислал. А те, вместо того чтобы строго следовать инструкции, решили самодеятельность проявить, проверить, так сказать, мои непосредственные реакции. Вот и вышел небольшой скандал с цирковым маханием «пушками». Ясно, что, если бы всерьез надо было, спеленали бы меня прямо в постели, я б и проснуться не успел. И даже Марта не помогла бы. Иди сюда, моя маленькая. Ко мне!

Марта улеглась у ног хозяина, перевернулась на спину и по-щенячьи доверчиво подняла вверх все четыре лапы, требуя немедленно почесать ее под мышками. Черную, страшную морду овчарки слегка разрезала белая линия сверкнувших на солнце клыков — Марта улыбалась.

— В общем, сказано было господам, вынувшим меня из равновесия, не выеживаться, а первым делом передать мне вот эту безделушку. — Валерий Алексеевич полез в карман и вытянул на свет Божий ярко блеснувшую начищенной бронзой фигурку маленького питона, туго свившего кольца на чуть подрагивающей широкой ладони соседа.

— Питон?! Тот самый? Я осторожно потянулся к изящной безделушке, взял ее в руку и подивился тяжести маленькой вещицы.

— Тот самый. Валерий Алексеевич подошел к письменному столу, подмигнул мне и одним движением открыл тайничок, хитроумно упрятанный в боковой стойке антикварного чудовища. Там, в углублении красного дерева, затаился двойник питона, которого я сейчас вертел в руках.

— Так это был… Питон.

— Нетрудно догадаться, — снова засмеялся довольно Иванов. — Просто его идиоты отдали мне эту штучку уже в машине, по дороге в аэропорт.

— Невероятно. И что потом?

— А потом пришлось потрудиться! И еще придется. Но это я люблю, честное слово! У русских в России всегда должно быть дело! Этим летом многое должно решиться, Тимофей Иванович. Очень многое!

— Бог в помощь! — Что я еще мог сказать?

В самом начале августа Ивановы внезапно собрались и уехали куда-то, поручив Марту и дом попечению Миши. Обещали к зиме вернуться. Уже сентябрь. Я с восьмого ноль восьмого две тысячи восьмого не выключаю телевизор и не вылезаю из Сети. Теперь многое стало мне понятно в жизни Иванова. Именно теперь. И я больше не считаю его — чужим, не таким как я. Мы оба — русские. Все мы — русские, как оказалось. Я стал узнавать руку Иванова даже в материалах, подписанных псевдонимами и с пристрастным любопытством то и дело нападаю на его след. Скоро зима, Иванов обещал вернуться.

Конец 2007–2008

Рига-Санкт-Петербург-Вырица