Глава 13

Глава 13

— Библиотека Конгресса США просит высылать ей все номера «Единства». Обещают перевести на наш счет требуемую сумму… — Иванов скептически разглядывал узкий, длинный конверт, марку со статуей «ихней», американской, Свободы. — А вот еще одно письмо из Штатов, что-то янки нас завалили почтой сегодня: — «Будучи американским профессором, специалистом по истории русской политической мысли, я собираю материалы о современном русском патриотическом движении». — Смотри-ка, Петрович, американец, а чует правду, называет нас русским патриотическим движением, и никакой «Интер» его не обманывает… Так, а дальше что у нас?.

«.В связи с этим я нуждаюсь в материалах о деятельности Интерфронта. В Библиотеке Конгресса, крупнейшем книгохранилище США, нет ни одного экземпляра газеты «Единство». (Теперь будет!) Нет ее и в других библиотеках нашей страны. Летом 1989 года, находясь в научной командировке в Москве, я, в поисках материалов об Интерфронте, обратился в библиотеку имени Ленина, но мне сказали, что газеты из союзных республик находятся в хранилище, расположенном за пределами Москвы, в городе Химки, куда доступ иностранцам закрыт. Случайно мне в руки попали три номера вашей газеты за сентябрь, из которых я узнал Ваш адрес. Я хотел бы стать подписчиком вашей газеты с тем, чтобы получить все ее номера, начиная с первого. Готов платить за подписку как в долларах, так и в рублях. Если помимо «Единства» редакция располагает и другими материалами, освещающими деятельность Интерфронта (программа организации, листовки и т. д.), я также готов приобрести их для своей научной работы.

Заранее благодарю Вас за внимание, с уважением, профессор Даррелл П. Хаммер».

Ага-ага…. Университет Индианы, депатмент… то бишь отделение политических наук.

Это они, значит, ажно в Индиане без нас жить не могут, Петрович!

— Пошли их на хер, Валера! — Сворак на секунду обернулся в сторону коллеги, не прерываясь в любимом занятии — копании вслепую в темных недрах огромного сейфа.

— Ну зачем же так сразу на хер? — рассмеялся Валерий Алексеевич. — Отдам Наталье, пусть платят, да и лишний след в истории не помешает. Пусть даже за океаном.

— Чего это ты в историю уходить собрался?

— Это не я собрался. Это время наше в историю уходит, Петрович!

— Тю-ю-ю! — присвистнул неожиданно Сворак. — Нам бы в истории лучше не попадать, а в историю уж тем более. Если выиграем наше безнадежное дело — сам учебник напишешь, какую хочешь историю, такую и сочинишь. А вот если… Тогда уж лучше в историю не попадать, ты мне поверь, старому сотруднику.

— Верю, верю всякому зверю, а тебе, ежу. — Валерий Алексеевич собрал в папку бумаги и решительно поднялся из-за стола. — Я к Алексееву! Ты есть, если что?

— На месте, на месте. — Сворак тщательно проворачивал ключи в многочисленных замках сейфа.

Иванов сделал ручкой секретарше в приемной, спросил глазами — не занят ли шеф? — деликатно стукнул для проформы о косяк обитой черным дерматином двери и тут же вошел.

Анатолий Георгиевич приглашающе показал на ряд мягких стульев у приставного стола, снял очки, протянул теплую мягкую руку.

— Что новенького, Валерий Алексеевич?

— Текучка. Письма вот американцы шлют, называют нас русским патриотическим движением, между прочим.

— Ну, они-то поумнее Рубикса будут… Хотя Альфред Петрович нас именно за это и не любит, за русское.

— Копии я вам принес и переводы тоже.

— Спасибо, я посмотрю.

— А вот это перевести не успел, гляньте краем глаза, тут все просто, трудно не понять.

Но интересно.

«As you well know General Seaetary Mr. Gorbachev is working very hard to improve social justice and living conditions in Soviet Union. To accomplish this task he needs masive financial assistance from the Capitalist lands. Mr. Boris Yeltsin on his recent trip to the United States requested our organization to work with American Congress to help obtain the neсessary money.

As you know the Congress is very sensitive in questions on democracy and personal freedom. The American leaders still consider the Baltic lands as occupied by the Red Army, and all Russian citizens in Baltic as imperialists. International Front in the United States is considered as Russian imperialist force. To make our work, to obtain funds to rebuild economy of Soviet Union, as easy as possible we respectfully request your organization to discontinue provocations that alarm the Americans. Of highest concern and for the cause of Soviet Union, most damaging is the wide publicity about alleged attacks on Baltic natives by supporters of the INTERNATIONAL FRONT. Please be more careful. In the West too many people still think, that Russians are semi-civilized. For our common cause it would be best to keep the above matter strictly confidential as far as the Baltic natives are concerned. Please be assured that your full cooperation will be richly rewarded.»

— Давайте я с листа попробую перевести общий смысл, за тонкости перевода не ручаюсь… Э-э-э… «Как вам хорошо известно, Генеральный секретарь г-н Горбачев трудится очень усердно, чтобы улучшить. бр-р-р-р. социальное правосудие и условия жизни в Советском Союзе. Чтобы достичь этой задачи, ему нужна массированная финансовая помощь от капиталистичеcких земель?!…стран. Г-н Борис Ельцин во время его недавней поездки в Соединенные Штаты просил нашу организацию работать с американским конгрессом, чтобы помочь получить необходимые деньги. Как вы знаете, конгресс очень. черт!… чувствителен в вопросах демократии и личных свобод. Американские лидеры все еще рассматривают Прибалтику как оккупированную Красной армией, а всех русских граждан в Прибалтике как империалистов. Интернациональный Фронт в Соединенных Штатах рассматривается как Русская (с большой буквы пишут! А! Это в смысле российская или даже советская…) империалистическая сила. Чтобы выполнить нашу работу, чтобы получить фонды, чтобы восстановить экономику Советского Союза, так легко, как только возможно, мы уважительно просим. та-та-та-та-а. вашу организацию прекратить провокации, что станет сигналом для американцев.

С точки зрения интересов репутации Советского Союза наибольший вред ей принесет широкая огласка возможности. э-э. нападения на коренное население Прибалтики сторонниками ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОГО ФРОНТА. Будьте осторожны. На Западе слишком много людей все еще думают, что русские… ешкин кот!.. полуцивилизованны. Для нашего общего дела было бы лучше, чтобы содержание рассматриваемого вопроса было строго конфиденциально, о чем заботятся также и уроженцы Балтии. Можете быть уверены, что ваше сотрудничество будет щедро вознаграждено.»

— Да уж, чего тут не понять… — вздохнул Алексеев. — Однако и тут и там упор на слово «русский». Они позволяют себе называть вещи своими именами, в отличие от Горбачева с компанией. И от нас…

— Не стесняются просто. Для них то, что война идет с русскими, а не с советскими, — аксиома. Ну а «богатое вознаграждение» пусть оставят «Равноправию». Тем более что за «организация» бумажку прислала, вы уже поняли, наверное. По языку видно — кто-то из эмигрантов писал, к тому же недавних. И явно не русскоязычный — латыш или эстонец.

«Капиталистических земель», па-а-нимаешь. Наши так не напишут, американцы тоже.

— Ладно, это все повод для будущих размышлений. Нам с вами еще многое надо обсудить с точки зрения главных мировоззренческих вопросов, Валерий Алексеевич. Доверительно обсудить, как вы понимаете… Так что я, честно говоря, не в восторге от перспективы вашего длительного отсутствия. Вы все-таки решили ехать в командировку?

— Решил, Анатолий Георгиевич! Северо-Запад мы, в меру сил, уже охватили. Горький, Воронеж, Ярославль… тоже. Надо продвигаться дальше по всей России. Надо творить свою мифологию, пока не поздно. Создание положительного мифа необходимо даже в том случае, если. Ну, в общем, если. Пусть что-то останется от нас — это тоже результат. Посеем семечко, когда-нибудь прорастет, хотя бы памятью о том, что мы были и мы сопротивлялись. Я не очень-то надеюсь, что «гласность» в случае развала Союза будет касаться и нашей деятельности. Перепишут историю в момент, и получится, что все народы Советского Союза дружно и единогласно решили выбрать «свободу и независимость», а говоря проще — сами виноваты будут в том, что выйдет в результате.

На этот раз все будет еще грубее, чем в Кратком курсе истории партии. Просто не останется никого, кто будет заинтересован в сохранении альтернативной информации.

— Возможно, вы правы, Валерий Алексеевич… Насчет «никого» — это вы перегнули в полемическом задоре, так сказать. Нуждаться в правде по-прежнему будут многие, очень многие. Но вот силы, альтернативной Западу, действительно может не остаться. Я не имею в виду мусульманский фактор или какие-либо внутренние противоречия между англосаксами. Ладно, езжайте! Только вот Игорь Валентинович тоже что-то не очень хочет вас отпускать.

— Я с ним сам поговорю сейчас, с вашего позволения. У меня для Лопатина другие аргументы найдутся. — Иванов хитро усмехнулся.

— Ну, с Богом! Зайдите еще ко мне перед отлетом. Я попрошу Татьяну Митрофановну помочь вам с билетом на самолет — для нее, как вы знаете, в аэропорту проблем не существует.

— Спасибо, Анатолий Георгиевич!

Алексеев проводил Иванова до двери и попросил сидевшую в приемной Татьяну зайти к нему.

Конечно, вопрос с давно задуманной Ивановым пропагандистской поездкой по крупнейшим центрам Сибири и Дальнего Востока можно было решить и с одним Алексеевым. Но Лопатин ревниво относился к своему положению сопредседателя Движения, и ни к чему было осложнять отношения с ним ни себе, ни шефу.

— Игорь Валентинович, добрый день!

— Добрый, коли не шутишь! — Лопатин — высокий, сильный, просто «настоящий полковник», каким и был в принципе, — решительно отодвинул в сторону документы и пригласил Иванова садиться.

— С чем пожаловали, Валерий Алексеевич? Как дела у пропагандистов и агитаторов?

— Надо прояснить планы на будущее, — уклончиво ответил Иванов. — А дела у нас как всегда. Людей нет И вряд ли будет! Надо оптимизировать как-то работу тех, кто еще остался, чтобы и их не потерять. ЦК ведь переманивает потихоньку — зарплатками, машинками, пайками. А ведь у них свой аппарат — вот бы и пользовались! Чего они к нам руки-то тянут? Хоть бы копейку вложили в тот же видеоцентр! Нет! Только пользоваться. А бюджеты у нас, вы лучше меня знаете, разные.

Иванов сознательно перешел в наступление, предполагая, что теперь уж не ему придется докладывать, а лидеру, слишком тесно повязавшему себя с Рубиксом, оправдываться. Опытный руководитель — Лопатин — игру, конечно, понял, но не принял.

— Ты, Валера, мне голову тут не забивай своими проблемами! Твои люди — ты с ними и работай, и ты с них и требуй. А то, что мы ЦК помогаем в информационной работе, так нам это только плюс. Нам не делиться надо, а взаимодействовать покрепче! Он мне еще выговаривать будет!

— Я вам не выговариваю, Игорь Валентинович, я у вас, как у старшего товарища, совета спрашиваю. — спокойно парировал Иванов.

Лопатин широко, по-киношному, улыбнулся и оглядел Иванова.

— Молодец, пропагандист! Ему слово, он мне два! Ну, это хорошо. Так что ты хочешь?

— Подпишите командировку по Сибири и Дальнему Востоку.

— Думаешь, это необходимо сейчас? Докладывай резоны!

— Я ведь не просто прокатиться собираюсь, Игорь Валентинович. Помимо чисто пропагандистской работы считаю возможным решение следующих задач. Первое — наладить четкую взаимосвязь и взаимопомощь, между прочим, с партийным руководством еще не охваченных нами регионов России. Знаете, что союзников в Москве нам искать не приходится. В Питере и вообще европейской части Союза у нас связи крепкие и давно уже работают. Телевидение и пресса, ну, часть, по крайней мере, нас там любят и с нами взаимодействуют. Кое-какая материальная помощь — и аппаратурой и бумагой — из Кондопоги хотя бы — поступает. Урал — становой хребет державы, так его перетак, тесно обложен дерь-мократами, как и Москва….

— Так ты же вроде сам с Урала?

— Пермяк — солены уши… по родителям. Но это, увы, дела не меняет. Я предлагаю окучить Новосибирск, Красноярск, Хабаровск, Владивосток. Областные и краевые центры. Самим нам небезынтересно узнать реальную ситуацию и настроения на местах — раз. Наладить связи — два. Подписать там с местными отделениями Союзпечати договоры на распространение «Единства». Хотя бы тысяч по пять на каждую область или край. Прибавка к нашему тиражу может выйти весьма весомая. Это большие деньги, учитывая сегодняшнюю стоимость номера. Деньги — гарантированные, с предоплатой! Себестоимость тиража за счет его увеличения сократится — это тоже деньги. Плюс — выходные данные с тиражом, резко увеличенным на десятки тысяч, — это прямая политическая выгода. Ну и, конечно, пропагандистский эффект от распространения нашей газеты от Калининграда до Владивостока. Там, глядишь, и местных корреспондентов зацепим — будут нам писать с мест — тоже для газеты немаловажно! Да и я отпишусь подробно серией очерков по результатам поездки через всю страну! Будем хорошо выглядеть по сравнению с тем же ЦК КПЛ — они-то, при всех своих возможностях, за пределы Латвии ни шагу еще не сделали! Но тем лучше. Значит, когда я появлюсь у местных секретарей по идеологии — они будут заинтересованы мне помочь и вообще сотрудничать.

— Красиво поешь! Кстати, ты же у нас беспартийный?

— Так это еще лучше! У нас же самостоятельное движение? Вот и будет им смычка партии с народом!

— А ты уверен, что сможешь добиться подписания договоров с Союзпечатью?

— А там, я думаю, Союзпечать пока еще все делает по указке крайкома-обкома. Будет контакт — будет договор. А для нас — большие деньги и огромный пропагандистский эффект! И они себе галочку поставят куда надо… если не побоятся, конечно.

Мы с Васильевым подготовили ряд документальных фильмов — буду их активно использовать там — и на пресс-конференциях, и на региональном телевидении — большой охват получится, да и эффект посильнее, чем от простого выступления с трибуны!

— Сколько тебе нужно?

— Месяц и тысяча рублей!

— Уложишься?

— Не первый раз.

— А договоренности есть предварительные на местах?

— Нету. Прилечу и сразу к секретарю по идеологии. Или как там у них? Заведующему идеологическим отделом. Удостоверение наше есть, командировку официальную вы подпишете, договоры подготовим, подборки «Единства» и видеоматериалы возьму с собой.

— Авантюризмом попахивает, Валерий Алексеевич!

— Трезвым расчетом, Игорь Валентинович. Надо знать истинное положение дел в стране. Если меня оттуда попрут сразу — тоже результат. Будем знать, чего нам ждать в ближайшем будущем.

— Анатолий Георгиевич в курсе?

— Не возражает.

Лопатин отодвинулся от стола, постучал огромными кулаками друг о друга и принял решение.

— Один не боишься?

— Конечно, одному не очень охота, только с кем? Штатных сотрудников у нас. Да и денег в два раза. Сам справлюсь.

— Ладно, готовь все бумаги, я подпишу. И как это Анатолий Георгиевич тебя отпускает?

Кто за тебя остается?

— По оргвопросам пусть Сворак решает все. Ну и контакты с политуправлением и спецчастями тоже без меня — только он. По газете — Рощин. По студии — Васильев. Радио — Паляницын. Справятся — люди опытные. И меня в два раза старше, между прочим, — позволил себе улыбнуться Валерий Алексеевич.

— Иди уж, тоже мне Гайдар нашелся — в шестнадцать лет на белом коне. Давно уже и сам не мальчик, не хвались. До отлета обязательно реши вопрос с ОМОНом. Там у них на днях будет решающее партсобрание. В общем, сам решишь как, но чтобы мы в стороне от процесса не остались. Раз уж там у тебя друзья — используй ресурс на все сто!

— Печень у меня не такая здоровая, Игорь Валентинович, чтоб на все сто, — засмеялся Иванов.

— А ты иногда головой работай, а не только печенью, — едко поддел молодого коллегу отставной полковник. — Но молодец! С газетой и поднятием тиража ты хорошо придумал, деньги нужны. очень нужны, короче. Да и все остальное — грамотно. Лети! Но сначала — Вецмилгравис, до отлета доложишь!

— Наше дело солдатское — сказал «есть» и сделал по-своему, — отшутился Валерий Алексеевич и пулей вылетел из кабинета, несказанно удивив сидевшую в приемной Татьяну Митрофановну.

— Валерий Алексеевич! Вам билет до Новосибирска на какое число бронировать? Они не каждый день летают, имейте в виду!

— Спасибо огромное! Я буду знать точно послезавтра, хорошо?

— Ладно! Я тогда сама выкуплю и вам принесу, а с бухгалтерией мы потом рассчитаемся.

— Вот за что вас люблю, Татьяна Митрофановна, так это за доброту и ласку! — уже вылетая из приемной, выдал на бегу Иванов и послал воздушный поцелуй зардевшейся молодой женщине, супруг которой, кстати, работал начальником Рижского аэропорта.

В своем кабинете Валерий Алексеевич с наслаждением закурил, несмотря на недовольный взгляд Сворака, и выразительным жестом показал коллеге, что с него, Иванова, пузырь сегодня.

— Летишь? — тут же оценил ситуацию Петрович.

— Лечу! Надо проветриться! А то закис тут с бумажками, в самом-то деле. Слушай, Петрович, тут Лопатин выдал информацию к сведению… скоро определяться наши друзья с дубинками будут. Просил подсуетиться. Так что ты имей в виду, если я в ближайший день-два куда пропаду, то я на базе. Ну а если труп мой хладный обнаружат, то тогда… Понял, где моих недоброжелателей тогда искать… Все там же, короче.

— Понял, Валера. — Сворак посерьезнел. — Да, обернуться может по-всякому… В общем, ясно, подстрахую издалека. Не беспокойся. Ну что, обещал — пошли!

— В «Дружбу»?

— В нее, родимую. Рабочий день, между прочим, уже полчаса как закончился! Кстати, смотри, какой подарок мне прислали наши латышские братья!

Сворак неторопливо вытащил из ящика стола и развернул коричневый пакет бандероли.

Там были картонные синие тапочки для покойников и тоненькая белая стеариновая свечка. Иванов повертел «презент» в руках и хмыкнул недоуменно:

— А я всегда думал, что они черные или белые…

— Ну, теперь будешь знать, — хохотнул весело Сворак.

— Ничего, Миша, нас, если что, с голыми пятками зароют, ты уж не надейся на излишний комфорт, — задумчиво протянул Иванов и отмахнулся (самому таких подарков уже прислали немало и на службу, и по домашнему адресу). — Пойдем скорей, есть хочу, сил нет Сосны сели уж за ели…. Тьфу! Солнце село уж за ели — видишь, заговариваюсь от голода!

— Ничего, ничего, тебе полезно, а то уже животик появляться начал — в тридцать-то лет! — Подтянутый, энергичный — просто живчик в свои пятьдесят — Сворак похлопал товарища по плечу и подтолкнул в сторону выхода: — Не задерживай движение!

Мне долго не давала покоя одна мысль — почему так мало рассказывает сосед о латышах? Все о себе, о своем, о друзьях, о коллегах, о русских, разных таких вчера и сегодня — в России и за ее пределами. А латыши — фоном только лишь проступали в рассказах Валерия Алексеевича. Не выдержал, спросил однажды напрямую.

— А какие такие латыши?! — удивился Иванов. — Нет никаких таких латышей. Да и те, кого таковыми называют, как и хохлы, и эстонцы, и многие другие прочие народы, — гомункулусы — не при делах они, сосед, понимаешь? Как бы тебе объяснить… Я всегда простую метафору привожу. Вот дали тебе булыжником по голове, ты же не будешь его потом пинать в остервенении ногами? Наверное, сердиться будешь на того, у кого булыжник был в руках? Так вот и латыши — такой же булыжник. Нечего о них рассказывать. Как-нибудь, при случае, расскажу тебе о происхождении этой загадочной народности. И о тех мифах, которые выдумала о прибалтах наша демократическая, еврейская преимущественно, интеллигенция. Об их пресловутой «культуре», «цивилизованности», «трудолюбии»… Проще говоря — ерунда все это! Бред! Нет у них ни культуры, ни науки, ни искусств, ни материальных следов цивилизации. А есть русское, немецкое, шведское, польское наследство на прибрежном пятачке, заселенном вчерашними свинопасами, которые сегодня стали считать себя почему-то наследниками русского, немецкого, шведского, польского, советского и прочего добра, включая памятники культуры и выдающихся людей прошлого. Это они — латыши и эстонцы — на самом деле колонизаторы и оккупанты Прибалтики, присвоившие себе не по праву, а по воле политической конъюнктуры то, чего они не достойны. Впрочем, ты сам видишь, что они уже во второй раз все доставшееся им наследство просрали. Такая вот, с позволения сказать, нация. Нечего о них говорить! Говорить надо о нас! О русских! Которые позволили латышам, хохлам, грузинам и прочим нашим «братьям» растащить не ими построенную империю. Наши проблемы в нас! В русских! Какие еще латыши, в самом деле? Что они решали в Прибалтике когда-нибудь за последнюю тысячу лет? Не о чем говорить. Себя уважать надо! Свой народ, свою страну, свою веру, свою культуру, свою историю! Пока они еще есть и пока их не прихвати-зировали вместе с нефтью и газом.

Пожал я плечами. Пошел домой. А спорить не стал. Ну что, Иванов сам не видит нашего повседневного свинства? Этой грязи кругом, этого воровства и взяточничества, этого предательства на каждом шагу, пьянства и наркомании, бедности и просто нищеты? Что он, не видит этого, что ли? Или он думает, что все вышеперечисленное — это не есть основное свойство нашей русской жизни и нашего народа? Окурок подпалил мне пальцы, я выронил его на чисто выметенную брусчатку перед обычной бревенчатой дачей Ивановых. Плюнул сгоряча, полез в карман — там смятая пустая пачка. Бросил и ее наземь, остервенясь непонятно почему. Потом понял почему. Поднял и пачку, и окурок — положил в мусорник у входа в дом Ивановых. Сам на себя рассердился за это и побрел домой, вспоминая великого пролетарского поэта: «Ригу не выругаешь — чистенький вид. Публика мыта. Мостовая блестит.»