КОЛЬЦЕВАЯ ОХОТА
КОЛЬЦЕВАЯ ОХОТА
— Нам нужно дойти до той деревни. — Ненов повернулся ко мне и показал рукой на несколько десятков небольших конусообразных хижин, видневшихся внизу. — Там мы найдем хороших проводников.
Наш маленький отряд спускался по крутому зеленому склону, и мулы скользили по мокрой траве, то и дело приседая на задние ноги. Чтобы не упасть, мы спешились и вели животных на поводу. Все вокруг дышало утренней свежестью. В воздухе звенели оживленные птичьи голоса. Сухо и деловито стучали неугомонные кузнечики. Склон весело пестрел желтыми, синими, красными цветами. В густой, буйной траве дрожали крупные капли росы, переливаясь и вспыхивая разноцветными огнями в лучах утреннего солнца. Внизу перед нами лежала безбрежная зеленеющая долина, и казалось, что вся она осыпана тонкой золотой пылью. На востоке раскинулась синяя спокойная поверхность горного озера, сверкавшая словно огромный полированный щит. Левее на горизонте извивалась узкая светлая полоска реки Аваш. На западе сплошным массивом темнел лес. И над всем этим простиралось голубое, безоблачное небо.
Впереди, выбирая дорогу, шел глава нашей маленькой охотничьей экспедиции Ненов. Он вел под уздцы крепкого длинноухого мула.
Утренний ветерок раздувал длинную седую бороду Ненова. Он шел твердой, уверенной походкой, и от его коренастой сутуловатой фигуры веяло силой и ловкостью. Ненов хорошо знал эти места, был прекрасным стрелком и следопытом, и я любил с ним охотиться, доверяя его знаниям и опыту, приобретенным за долгие годы жизни в этой стране.
Болгарин по национальности, Ненов сорок лет назад покинул свою родину после кровавого столкновения со сборщиками податей. Судьба забросила его в Эфиопию. Здесь он плотничал, работал десятником на строительстве дороги, пахал землю, которую арендовал у помещиков за половину урожая, служил чиновником у эфиопского правительства и снова брался за соху. Пытался он и торговать, но потерял все, что ему удалось скопить за несколько лет экономной жизни. Компаньон, которому он безгранично доверял, сбыл ему партию гнилого товара, и Ненов разорился. Он не умел обманывать.
Ненов был словоохотлив. Больше всего он любил поговорить о войне и политике, высказывая иногда совершенно невероятные предположения. И горе было слушателям, если они попадали к нему в минуту вдохновения: Ненов говорил на любимую тему без конца, не давая своим собеседникам вставить хотя бы слово. Эти приступы красноречия порождались у него уединенной жизнью. Хижина его находилась километрах в пятнадцати от ближайшей деревни, и Ненов неделями не видел людей, с которыми он мог бы поделиться своими теориями.
Женился он на эфиопке, и дети его внешне не отличались от эфиопов: были черны, курчавы и не знали ни слова по-болгарски, что сильно огорчало отца.
Другим моим спутником был эфиоп, по имени Нульсагет — высокий худой старик с коричневой кожей, черными густыми вьющимися волосами, короткими руками, коротким туловищем и длинными ногами — признаки, столь характерные для эфиопа. Эти два человека знали друг друга давно. Лет пятнадцать назад Ненов спас Нульсагета от расправы, которой грозил ему хозяин-рабовладелец Хозяин этот, богатый старик, приказал избить Нульсагета палками за «грубость». И Ненов, случайно оказавшийся в деревне, вырвал Нульсагета из рук палачей, угрожая им ружьем. Но закон был на стороне рабовладельца, и Ненову пришлось заплатить хозяину стоимость Нульсагета.
С тех пор Нульсагет повсюду следовал за своим спасителем, чтобы снова не попасть в рабство.
На Нульсагете был национальный костюм: белые брюки, напоминавшие галифе, охватывавшие икры до щиколоток, и белая рубаха навыпуск, с большими разрезами по бокам. Через плечо была перекинута легкая белая ткань. Густая шевелюра вполне заменяла ему шляпу. Нульсагет, несмотря на то что был босой, шел, не обращая внимания на дорогу, — кожа на его ступнях огрубела за долгие годы.
Часа через два мы спустились к негритянской деревне, прижавшейся к лесу. Группа черных голых детей встретила нас свистом и криками: «Инглиз, инглиз!» («Англичанин, англичанин!») Ребята показывали нам язык и строили рожи. Злые, тощие собаки бросались на нас со злобным лаем. Мужчины и женщины с любопытством выглядывали из своих хижин.
На другом конце деревни мы встретили двух всадников. Один из них оказался представителем американской торговой фирмы «Истерн-эфрикен трейд компании. Билль Тейлор-так звали американца — сообщил нам, что приезжал со своим слугой на расположенную недалеко от этой деревни плантацию для покупки кофе. Узнав, что мы собираемся охотиться, он немедленно выразил желание присоединиться к нам.
Это был высокий толстый человек лет сорока пяти. Американец непрерывно шутил и хохотал. Энергия била из него, словно пар из кипящего чайника.
Через две минуты он уже считал нас своими старыми знакомыми и обращался с нами довольно бесцеремонно.
— Вы видели когда-нибудь кольцевую охоту? — спросил он и больно хлопнул меня по спине, чем выразил, очевидно, особое ко мне расположение.
— Нет, не видел, — ответил я, отстраняя его руку.
— Ну, тогда нужно сейчас же такую охоту устроить. Это обойдется нам шиллингов по тридцать..
Получив наше согласие, он воодушевился и, не теряя времени, послал своего слугу Сомани, робкого негра лет двадцати пяти, отыскивать вождя племени. Минут через десять Сомани вернулся в сопровождении высокого мускулистого негра в старых английских военных трусах. За ним на почтительном расстоянии шло четверо слуг, которые своим присутствием должны были подчеркивать важность персоны вождя. На слугах были тряпки, доставшиеся им, очевидно, от их дедов, до того они были грязные и рваные.
— Данасталлин! — приветствовал Ненов негра по-амхарски.
— Данасталлин! — ответил вождь, которого звали Такли, и разговор оборвался, так как познания вождя в официальном языке страны исчерпывались словом, означавшим «здравствуй».
— Говоришь по-английски? — спросил его Тейлор, не вынимая изо рта трубки.
Негр отрицательно затряс головой. На лице американца появилась презрительная гримаса. Он нахмурил густые выгоревшие брови и отошел, проворчав:
— Экая дубина!
Ненов обращался к вождю и на языке племени галла, и по- арабски, и по-французски, но Такли каждый раз только отрицательно качал головой. Наконец вождь, улыбаясь, спросил, говорит ли кто-нибудь из нас по-итальянски.
— Я говорю немного, — ответил Ненов.
Таким образом, общий язык был найден, и переговоры начались.
— Такли может дать сто загонщиков, — сообщил Ненов. — Каждому из них нужно заплатить по одному амолье. Можно и по шиллингу, но обязательно в талерах. Восточноафриканские шиллинги и бумажные деньги они не принимают: боятся, что их обманут. Кроме того, вождь лично себе требует десять талеров.
— Предложите им половину цены — и загонщикам и этому вождю, — сказал Тейлор. — Я знаю, что они действительно не берут ничего, кроме талеров. Чорт побери! — воскликнул он сердито. — Из-за этих черномазых мне пришлось тащить на себе целый мешок денег — килограммов пятьдесят.
— Мне, право, совестно предлагать им меньше шиллинга. — Ненов смущенно взглянул на американца. — Ведь им придется пробежать километров по тридцать.
Я поддержал Ненова. Тейлор был недоволен нами.
— Хорошо, согласен, — проворчал он, — хотя я и не привык бросать деньги на ветер. Все равно черномазые купят себе на них какую-нибудь дрянь.
Пока шли приготовления, я отправился побродить по деревне. Низенькие хижины, крытые камышом, спускавшимся почти до самой земли, походили на стоги прошлогоднего сена. На вытоптанной, лишенной растительности улице в кругу оживленных мальчишек отчаянно дрались два маленьких белых петуха. Они рвали друг у друга перья с необыкновенной яростью и с шумом били друг друга крыльями. У одного из них по белым перьям шеи текла кровь. Облако пыли поднималось над пернатыми бойцами. Вдруг петухи прекратили драку и, пригнув к земле головы, уставились на подошедшего к ним вплотную голого негритенка. Затем они, словно по команде, к великой радости остальных мальчишек, бросились на мальчика, и тот с криком помчался меж хижин. Пробежав метров десять, один из петухов, взлетев, вцепился в курчавую голову мальчугана. Негритенок с воплем сбросил его на землю и вбежал в дом. Петух важно прошелся около хижины, как бы вызывая убежавшего противника вступить с ним в бой. Он похлопал крыльями и, звонко пропев: «Ку-ка-ре-ку!», побежал по пыльной дороге навстречу другому петуху.
Я зашел в одну из хижин, чтобы посмотреть, как живут крестьяне. На большом плоском камне горел огонь и что-то готовилось. Острый запах перца бил в нос. Было трудно дышать. Дым заполнял всю верхнюю часть помещения и темной, густой струей выходил в дверь. Окон не было, и после яркого дневного света здесь было почти темно. Все же сквозь чад и дым были видны хозяева, спокойно сидящие на земле. Задыхаясь от дыма, но стараясь выдержать приличие и не бежать, я ощупью добрался до выхода.
Приветливо улыбаясь, вышел хозяин хижины. За ним выползло существо, в котором с трудом можно было признать человека. Там, где когда-то был нос, у него зияло черное отвер стие. Век не было, и вокруг глаз краснело мясо. Лицо его имело сходство с львиной мордой — характерный признак прокаженного. Увидев иностранца, он оживился и протянул ко мне руки за подаянием. Человек этот был обречен на медленное гниение. Он сеял вокруг себя заразу, но никто не обращал на него внимания: ближайший врач находился километров за двести от деревни, а местное начальство ограничивалось тем, что запрещало прокаженному приближаться к своим домам.
Мы тронулись в путь вслед за загонщиками, когда солнце находилось еще невысоко. Такли взялся провести нас по кратчайшему пути. Наших мулов повели в обход, так как лес в это время был непроходим для них — было начало октября, только что окончился четырехмесячный период дождей. Море молодой зелени бушевало и радостно тянулось к горячему солнцу. Сплошные заросли тонких лиан, покрытых нежной зеленой листвой и яркими цветами, поднимались до самых вершин могучих деревьев. Засохшие лианы, словно черные, просмоленные канаты, обвивали гигантские тамаринды с раскидистыми ветвями и густой листвой, смоковницы, увешанные сладкими, мягкими, как вата, плодами, стройные стволы высоких эвкалиптов. На большой высоте, где было много света и солнца, все переплеталось, и глаз напрасно пытался распознать, какому растению принадлежат эти ветзи, цветы и плоды. В зеленоватом сумраке подлеска тесно росли древовидные папоротники, гигантские мхи, кудрявые акации, колючий шиповник и безлистые канделяберные молочаи, похожие на руки огромного чудовища с устремленными вверх зелеными мясистыми бородавчатыми пальцами. Многоцветные стаи птиц и мотыльков порхали в яркой, пронизанной солнечными лучами зелени.
Несколько часов продирались мы через лес. Колючие кустарники, точно сказочные стражи, хватали за одежду, царапали руки и ноги. Ползучие растения и бурые воздушные корни мангровых деревьев, похожие на остов перевернутой корзины, преграждали дорогу. Стаи длиннохвостых макак при нашем появлении с криками возмущения взлетали на вершины деревьев и, о чем-то судача на своем обезьяньем языке, с любопытством рассматривали двуногих существ, вторгшихся в их владения.
Часа через три мы достигли невысокой обрывистой камен ной гряды, в центре которой находился проход метров в сто шириной. В этих естественных воротах росли высокие эвкалипты, смоковницы и огромные развесистые баобабы. Густого подлеска, обычно мешающего охотникам стрелять, здесь не было. Мы выбрали место для засады с одной стороны каменного прохода, чтобы случайно не подстрелить друг друга.
Тейлору понравился выступ скалы у самого леса, откуда должны были появиться звери, преследуемые загонщиками. Американец вскарабкался на камень, сдвинул на затылок пробковый шлем и, заложив руки в карманы коротких брюк — шорт, — из-под которых виднелись красные колени, с довольным видом осматривался вокруг.
Ненов, Нульсагет, Такли и я наметили себе камень метрах в пятидесяти от американца и его слуги. Загонщики должны были пройти километров пятнадцать-двадцать через чащу; поэтому охота могла начаться лишь на следующее утро, и нам предстояло провести ночь в лесу. Мы принялись рубить колючий кустарник и сооружать из него изгородь вокруг нашего лагеря. Два негра привели мулов. Незаметно подкрались сумерки, и вскоре над лесом спустилась ночь.
Запылал костер. Красные огненные языки весело заплясали под небольшим котлом. Мы уселись вокруг потрескивавшего пламени, то и дело выкидывавшего снопы золотых искр.
Огромные деревья, отбрасывавшие чернильно-черные тени, плотной толпой обступили наш лагерь. Сквозь густую листву едва проникал голубоватый свет луны. Ночная сырость вызывала озноб, и мы невольно пододвигались к яркому огню. Ветер доносил пряный запах цветов. Африканские козодои затянули свою ночную песню, некоторые из них- бесшумно летали над нами. Расположившиеся недалеко от нас павианы беспокойно возились и переругивались. Мулы мерно жевали траву.
Я разулся: страшно чесалась ступня. Около мизинца я обнаружил маленькую черную точку — маялиса. Так называют особый вид африканских клещей. Забираясь под кожу человека, клещ откладывает там в особом мешочке свои яички. Мешочек со временем растет, вызывая боль и сильный зуд. С помощью булавки я вытащил белый шарик и, бросив его в огонь, протер ранку спиртом. Из-за маялисов в Эфиопии не выживает почти ни одна привезенная из Европы собака: насекомые проникают в нос и уши животного, и оно обычно погибает.
Вскоре ужин был готов.
Два негра, приведшие наших мулов, разместились у забора, в некотором отдалении от костра, и пили горячий кофе. Нульсагет и Сомани сидели у костра рядом, между Неновым и Тейлором, который сердито на них поглядывал. Сомани, чувствовавший себя скверно под недовольными взглядами своего хозяина, несколько раз пытался уйти от костра, но Нульсагет удерживал его, не обращая внимания на плохо скрываемое негодование Тейлора. Сердитое лицо американца в красном свете костра казалось зловещим, не обещавшим ничего хорошего. Вдруг он резко отставил кружку, так что расплескался кофе, и, обращаясь к Нульсагету, раздраженно сказал:
— Ты что же это — не знаешь, что ли, своего места? Сам расселся с белыми и того посадил!
Сомани поспешно встал и отошел к неграм, сидевшим у забора. Нульсагет же нахмурился и не двинулся с места. Он, видимо, уже отвык от такого обращения. Американец повернулся к Ненову, ища у него поддержки, но тот, сердито взглянув на американца, сказал:
— Я не одобряю вашего поступка.
— Вы здесь не хозяин, а гость, — проговорил я. Этот развязный человек вызывал у меня возмущение. — Было бы лучше, если бы вы вели себя прилично!
— Ну, в таком случае придется удалиться мне! — воскликнул американец таким тоном, словно после его ухода должно было последовать по меньшей мере землетрясение, и, вскочив, направился к своей постели, бормоча проклятия.
Он пнул ногой мула, мирно жевавшего траву, и повалился на свою постель…
Мы с Неновым переглянулись, и каждый из нас улыбнулся своим мыслям. Но этот инцидент испортил нам настроение, разговор прекратился, и мы тоже решили лечь спать.
Где-то далеко, в той стороне, где начиналась бескрайная саванна, раздался громоподобный рев льва. Словно волна ужаса прокатилась по лесу. Мулы забились и задрожали. Они бессмысленно толкали друг друга, громко, со свистом дышали и рвались на привязи. Легкий забор трещал под их напором. Отвратительный хохот гиены, раздававшийся невдалеке, оборвался на полуноте. Львиный рев постепенно усиливался. От урагана яростных звуков, все быстрее и быстрее следовавших один за другим и становившихся все громче и громче, казалось, дрожали деревья. Затем рев стал постепенно стихать и походил уже на ворчанье.
— Далеко. Пожалуй, не придет сюда, — подумал вслух Ненов. — Лев не любит густого леса.
Мы подбросили дров в костер и, проверив винтовки, легли спать. Я долго смотрел в глубокое черное небо, усеянное звездами. Луна незаметно спускалась все ниже и ниже. Темный лес казался таинственным и угрожающим. Невольно промелькнула мысль, что, может быть, сейчас где-то рядом с нами в темноте притаился молчаливый хищник, и я инстинктивно пододвинулся к яркому огню, как сотни тысяч лет назад делали это в минуту опасности наши далекие предки. Наконец я заснул.
Часа через три я проснулся от ужасного шума в лагере. Душераздирающе вопили мулы. Громко кричали люди. И, покрывая все, оглушительно ревели львы. Костер потух, лагерь был погружен во тьму. Я смутно видел кучу светлых и темных борющихся тел и ничего не мог разобрать в этой суматохе. Прижавшись спиной к забору, я держал перед собой винтовку, готовый выстрелить в любой момент. Через несколько секунд я присмотрелся и увидел, как над темным силуэтом мула взвились две светлые фигуры. Мул поднялся на дыбы и вместе со львами рухнул почти рядом со мной. Огромный хищник схватил еще сопротивляющееся животное и прыгнул с ним через забор. Но мул был слишком тяжел для льва — он упал со своей добычей на колючую изгородь и проломил ее. Вслед за ним прыгнул и другой хищник. Судя по размерам, это была львица. Разбойники исчезли вместе со своей жертвой. Мы послали им вдогонку несколько пуль, но безрезультатно.
Вскоре обнаружилось, что похищенный львами мул принадлежал Тейлору, и не было конца стенаньям и проклятиям американца по поводу понесенного убытка. Он проклинал царственных разбойников, распекал Сомани за то, что он будто бы помешал ему выстрелить во львов, и готов был бежать за львами.
То, что львы не тронули людей, не было случайностью: они почти никогда не решаются броситься на людей первыми.
Мы развели костер и осмотрели лагерь. Земля была взрыта копытами мула и залита его кровью. Оставшиеся животные сорвались с привязи и сбились у забора. Наши веши были разбросаны и затоптаны, часть забора повалена.
Наступил рассвет, серый и хмурый. Усталые и злые после бессонной ночи, мы отыскали невдалеке от лагеря останки нашего мула — несколько обглоданных костей. Гиены и шакалы, видимо, уже успели побывать здесь.
Вскоре выглянуло солнце, и вмиг все вокруг ожило и засверкало. Исчезли ночные тревоги и страхи, и на смену им пришло радостное возбуждение от предстоящей охоты.
Позавтракав, мы отправились к месту засады. Загонщики расположились по кругу диаметром километров в двадцать. Мы находились на внешней границе этого круга. Все живое, находящееся в этом круге, должно было пробежать мимо нас, сквозь естественные каменные ворота.
Около десяти часов утра мы услышали первые крики загонщиков, глухой рокот барабанов, и мимо нас в панике пронеслось стадо собакообразных павианов. Из лесу один за другим выбегали мелкие хищники. Рыжие, в черных пятнах виверы мчались, пригибая к земле свои острые мордочки. Этих животных, размером с небольшую собаку, содержат иногда в неволе. От них получают цебет — вещество, употребляемое в парфюмерии. Распушив хвост, мимо нас проскользнул на своих коротеньких лапках серый с поперечными полосами мангуст. Никто не стал стрелять в этого неустрашимого истребителя змей. Пробежала стая трусливых шакалов. Мы пропускали их всех, ожидая более ценной дичи. Огромный носорог, о приближении которого мы узнали по треску ломаемых ветвей, стремительно выскочил из лесу и, громко и раздраженно сопя, словно паровоз на подъеме, промчался мимо нас. Носороги — почти исчезнувшие животные, и охота на них запрещена по всей Африке. Ненов ради шутки выстрелил в короткий толстый рог гиганта. Пуля звонко стукнулась о твердый, как камень, рог и отскочила. Носорог злобно тряхнул угловатой головой и, не останавливаясь, помчался дальше.
Полчаса спустя на опушке показалась группа больших антилоп — куду. Откинув головы, украшенные длинными, скрученными, винтообразными рогами, они кинулись, перегоняя друг друга, к спасительному выходу. Почти одновременно прозвучало три выстрела, и трое кротких животных с красновато-бурой шерстью свалились в зеленую густую траву.
Пронеслась стая шумливых зеленых мартышек со смешными белыми бородами и длинными, словно зачесанными назад бакенбардами, придававшими им достойный и благообразный вид банковских служащих.
На некоторое время все стихло. Затем из-за деревьев осторожно показалась голова старого слона-отшельника с маленькими, умными, злыми глазами и огромными, медленно покачивающимися, растопыренными ушами. У слона был только один бивень; другой, повидимому, он сломал при падении во время спуска с какой-нибудь крутой горы. Слон несколько секунд постоял в нерешительности, затем с удивительной быстротой ринулся к выходу, угрожающе подняв хобот, походивший на огромный гофрированный шланг. Он пробежал мимо нас размашистой рысью и бесшумно исчез в зарослях. Охота на вымирающих слонов, как и на носорогов, категорически запрещена, и человек, застреливший слона, подвергается большому штрафу.
С визгом и хрюканьем из кустов высыпало семейство кабанов. Огромные пожелтевшие кривые клыки украшали их длинные свирепые морды. Они бежали за старым поджарым самцом, сбившись в плотную кучу. Рядом с ними мчался большими прыжками их вечный враг — леопард. Кабаны и хищник держались в одной группе перед лицом более грозного врага, не обращая друг на друга никакого внимания. Тейлор выстрелил в леопарда и промахнулся.
— Что за винтовка! — рассердился он. — Выбросить ее надо!
Гнев Тейлора усилился, когда Ненов, почти не целясь, подстрелил пятнистого хищника. Сделав безнадежную попытку подняться, леопард вытянулся на земле и остался недвижим.
Время летело незаметно. Солнце уже склонялось к закату, но жара не спадала. Скала, на которой мы лежали, походила на горячую сковороду, и нам приходилось то и дело перевертываться с боку на бок, так как раскаленный камень даже сквозь одежду жег тело. По мере того как приближались загонщики, из лесу появлялись всё новые и новые животные. Некоторые из них, обезумев от страха, метались вдоль каменистой гряды, пытаясь вскарабкаться на нее, но это удавалось лишь цепким обезьянам. Не найдя выхода, звери устремлялись мимо нас, и мы обычно пропускали их. Стреляли мы редко, лишь в животных, шкуры которых представляли ценность.
Крики загонщиков и трескотня барабанов раздавались уже совсем рядом, когда из лесу выбежал красивый хищник с черной блестящей шерстью и изящными, вкрадчивыми движениями. Это была черная пантера. Зверь злобно смотрел в нашу сторону круглыми зеленоватыми глазами. Он пригибался к земле, стараясь укрыться в высокой траве, и было видно, как ходили его лопатки под мягкой, бархатистой шкурой. Американец выстрелил. Зверь подскочил и упал, словно подкошенный. Черная пантера — редкий и опасный зверь, и шкура ее очень высоко ценится среди охотников. Опасаясь, чтобы при дележе кто-либо не предъявил претензий на его добычу, Тейлор приказал Сома- ни принести подстреленную им пантеру. Увидев, что негр слез с камня, Ненов предостерегающе закричал:
— Сомани, вернись! Не подходи к пантере!
Сомани нерешительно остановился, но Тейлор прикрикнул:
— Иди, иди! Что уши развесил!
Но негр колебался.
— Ну и трус же ты! Пойдем! — Тейлор соскочил с камня, и они вместе направились к тому месту, где лежал хищник.
Подбежав к пантере первым, негр нагнулся, чтобы поднять ее. В то же мгновение в воздухе мелькнуло упругое черное тело зверя с красной, широко открытой пастью, и человек и хищник покатились по земле. Несколько секунд они боролись, затем из травы поднялась голова зверя с круглыми глазами, и победный рев огласил воздух.
Потрясенный этой сценой, Тейлор, бросив свое ружье, помчался по высокой траве в нашу сторону, перепрыгивая через камни и отчаянно крича.
Заметив беглеца, разъяренный зверь с ревом устремился за ним и настиг его в несколько прыжков. В то же мгновение Ненов вскинул винтовку и выстрелил. Хищник вздрогнул на лету и упал, сбив американца с ног. Ни человек, ни зверь не проявляли никаких признаков жизни. Обождав несколько секунд, мы спустились на землю и, держа ружья наготове, осторожно подошли к пантере. Зверь был мертв. Услышав рядом с собой голоса, Тейлор осторожно приоткрыл один глаз и сел.
У него был растерянный и виноватый вид. Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась неестественная.
Оставив его, мы побежали к Сомани. Негр лежал на спине неподвижно. На груди его зияли кровавые раны, щека была ободрана, на плече — следы могучих клыков. Ненов быстро осмотрел Сомани и облегченно сообщил:
— Жив…
Такли исчез в кустах и через несколько минут вернулся с пучком целебных трав. Мы перевязали пострадавшего, и вскоре он тяжело вздохнул и открыл глаза.
— Ты что же это так, с пантерой не мог справиться? — попытался пошутить Ненов.
Но негр грустно взглянул на него и отвернулся.
Мы осторожно перенесли его к скале.
— Посмотрите-ка на этого молодца. — Ненов тронул меня локтем и кивнул головой в сторону Тейлора.
Я посмотрел на американца. Забыв о своих страхах, красный от напряжения, он тащил тяжелую пантеру к своему камню.
Ненов покачал головой и что-то зло проворчал про себя.
Охота кончилась. Час спустя, заплатив загонщикам, мы расстались с американцем и его слугой, которого негры на носилках понесли в деревню.
Наша маленькая группа направилась в противоположную сторону. Мы спешили до темноты выйти из леса.