9

9

Попрежнему работал рудник, и попрежнему Касанда вместе с другими неграми добывал черно-зеленую землю — уранинит. Казалось, дирекция забыла о небывалом требовании негров и простила им этот бунт. Но Касанда чувствовал глубокую тревогу. Он даже стал редко брать в руки книгу. Тревогу усиливали два негра, недавно переведенные в бригаду, где работал Касанда. Оба они работали на руднике уже четыре года и в один голос утверждали, что мзунгу-директор не простит своего поражения и что Касанде лучше немедленно бежать, пока его не «прихлопнули». Они только удивлялись, почему директор не сделал этого до сих пор. Касанда чувствовал, что они правы, но хотел дождаться получки: куда он побежит без денег! Но когда до получки оставался всего один день, случилось то, о чем предупреждали негры. В этот день новый надсмотрщик (Ксири перестал бить рабочих, и мзунгу сделали его землекопом), таинственно улыбаясь, послал Касанду за инструментом. Ничего не подозревая, Касанда вошел в длинное темное здание склада и неожиданно увидел перед собой четырех вооруженных охранников. Сопротивление было бессмысленно. Касанду отвели в тюрьму.

У администрации рудника был свой способ отделываться от неугодных ей негров: этих негров сажали в тюрьму и не давали им есть или давали очень редко. Рано или поздно негр умирал «от болезни», как это отмечалось в официальных отчетах. Такая участь была уготована и Касанде, и он догадывался об этом, так как слыхал о тюрьме не раз.

В маленькой камере было совсем темно. Когда дверь за Ка- сандой закрылась, в темноте кто-то зашевелился и тихо спросил:

— Ты кто?

— Касанда… А ты?

— Я Мониа.

Мониа! Касанда вспомнил, что это был один из трех рабочих, которых он встретил тогда, вечером, у землечерпалок, на руднике.

Касанда опустился рядом с ним на каменный пол.

— Возьми там, в углу, рогожу, — сказал Мониа, — на ней спал один негр. Вчера он умер… У тебя поесть нечего?

— Нет… Не знаешь, как убежать отсюда?

— Не знаю.

— Вы хорошо тогда сделали, что сломали землечерпалки, — тихо сказал Касанда. — Мзунгу-директор очень злился. Жалко, что я сам не придумал этого.

И Касанда подробно рассказал о всех последних событиях и о том, что сказал о зеленой руде Анака.

— Эти машины нужно сломать! — возбужденно проговорил Мониа. — Весь этот рудник нужно засыпать землей. И мы засыпали бы его, если бы выступали дружно. Зеленая руда, которую мы выкапываем, нужна мзунгу — американцам — для войны. Они делают из нее большие бомбы. Они называют их атомными бомбами. Они собираются убивать всех, кто не хочет им подчиняться. Анака говорил вам правду: нас, негров, и рабочих других стран американцы хотят сделать солдатами, заставить завоевывать для них весь мир. Но никто не хочет за них воевать. Во всех странах есть сейчас большие союзы, которые борются за то, чтобы войны не было. В Африке тоже есть такие союзы. И негры ездят в Европу на большой совет всех противников войны. Противники войны требуют запретить атомные бомбы. А мы помогаем мзунгу делать эти бомбы. Мы даем им руду. Мы идем против самих себя.

Мониа замолчал и прислушался: не ходит ли кто-нибудь по коридору.

— Мзунгу — нехорошие люди, — сказал Касанда убежденно. — Мы должны изгнать их из своей страны. Они отняли у моего племени землю. Почти все племя погибло.

— Они отняли землю не только у твоего народа. — В темноте было слышно, как Мониа зашевелился на своей рогоже. — Я был и в других колониях, и везде мзунгу управляют, а негры на них работают. Но это скоро кончится. Негры должны объединиться. — Мониа встал и взволнованно заходил по камере. — Только это очень трудно. Мзунгу убивают тех, кто хочет это сделать. Несколько лет назад я работал грузчиком в Дим- бокро, в колонии Берег Слоновой Кости. Там очень дружные негры. Они решили бороться за свободу. Каждый третий человек был членом Демократического объединения Африки. Слыхал о таком?

— Слыхал, — сказал Касанда.

Я был членом этого объединения. Это организация негров, которые борются за свободу и независимость своей родины. В нее входят негры нескольких колоний. Нас было много, и мы не боялись мзунгу. Когда они арестовали наших руководителей, мы потребовали, чтобы белые освободили их. Негры перестали покупать товары мзунгу и отказывались работать на плантациях. Потом собралось много рабочих, очень много, и мы все пошли по улицам Димбокро и стали требовать, чтобы мзунгу отпустили арестованных. Я шел впереди всех и нес красное знамя. У самой тюрьмы полиция напала на нас. Многие были убиты. Но красное знамя мы спасли. Как только полицейские схватили меня, все бросились ко мне на помощь: никто не хотел отдавать знамя мзунгу. Я оторвал полотно, скатал его и побежал. Целый день гонялись за мной полицейские, а ночью я ушел из города — мзунгу убили бы меня, если бы поймали.

— Ну, а потом? — спросил Касанда.

— Потом я работал в Конго на плантации сахарного тростника. Но вербовщик сманил меня сюда, на рудник. Я знаю, там, на Берегу Слоновой Кости, негры борются с мзунгу и сейчас.

Касанда слушал своего собеседника, и перед ним все шире открывался новый мир, мир справедливой борьбы с чужестранцами. И для этой борьбы нужно было жить. Нельзя молча погибать в этой душной камере, когда его братья борются за свободу и счастье своего народа.

Там, за стенами тюрьмы, был огромный мир, где жили люди, сочувствовавшие ему, Касанде. Касанда вспомнил о портрете, хранившемся у него на груди между двумя тонкими дощечками, и ему захотелось поговорить с Мониа о человеке, который является другом всех угнетенных.

* * *

Узенькая полоска света под дверью, выходившей в коридор, потухла. Наступила ночь, и Касанда принялся обследовать ка-,меру, пытаясь найти слабое место в стене или в полу и раскачать камень. Но все его поиски были напрасны.

Обшарив пол и стены, он поднялся на пальцы и дотянулся руками до низкого потолка. Вытягиваясь изо всех сил, Касанда начал ощупывать доски, лежавшие на обтесанных прямоугольных бревнах. Он разбудил Мониа и попросил помочь ему.

— Напрасно тратишь силы, — грустно сказал Мониа. — Тот негр, который умер вчера, тоже пытался, да ничего не смог сделать.

— Давай еще попробуем. Ты хочешь убежать?

Мониа молча встал на четвереньки. Он делал так уже несколько раз, помогая тому, умершему, негру дотянуться до потолка.

— Встань мне на спину. Только тише, я совсем ослаб. Может быть, у тебя все-таки найдется что-нибудь поесть?

— Ничего нет, — сказал Касанда с сожалением.

Мониа закряхтел и едва не упал под тяжестью Касанды.

Касанда долго возился, ощупывая потолок. Мониа давал ему советы.

Наконец Касанда нашел зазор между бревном и досками. Он отдохнул немного и, снова встав на Мониа, засунул пальцы в найденную им щель.

Повиснув на руках, Касанда поднял вверх ноги, уперся ими в доску потолка и начал ударять в нее пяткой до тех пор, пока доска не подалась. Увлеченный, он принялся колотить в нее ногой изо всех сил и сорвался. Ударившись спиной, Касанда долго лежал на полу, не в силах шевельнуться от боли. Но через час он вновь поднялся и снова повторил свои попытки. Теперь щель была шире, и, крепко ухватившись за прямоугольную балку, Касанда с яростью бил пяткой в доску. Доска тихо скрипела, понемногу подаваясь вверх, и наконец поднялась настолько, что в образовавшуюся щель уже можно было пролезть.

Касанда напрягся, протиснул свое тело в отверстие и оказался на чердаке. В течение нескольких минут он молча сидел, напряженно прислушиваясь. В нос лезла пыль. Вокруг было тихо. Ни звука не долетало снаружи.

Касанда опустил вниз руки и помог Мониа взобраться на чердак. Затем он осторожно высунулся из окошка. Завернувшись в одеяло, часовой сидел, привалившись к дереву, и спал.

Когда Касанда и Мониа вылезли на крышу, им показалось, что железо под ними громыхает на весь рудник. Но часовой даже не пошевелился.

Спрыгнув на землю, они побежали к колючей изгороди. Касанда пролез благополучно, но Мониа зацепился рубахой за проволоку и никак не мог освободиться. Раздался окрик часового, затем лай собаки и выстрел. Касанда дернул Мониа за руку, и они бросились в высокую траву.

Трава в саванне поднималась выше человеческого роста. Касанда и Мониа бежали, пробираясь в холодной, покрытой росой траве. Изредка они останавливались и прислушивались. Мониа скоро ослабел и не мог бежать, и Касанда тащил его за руку. Далеко позади послышался лай собак.

Погоня! — сказал Мониа задыхаясь. — Надо добраться до реки, чтобы сбить собак со следа. Иначе нам не уйти. Река близко…

Они пробежали еще немного. Мониа стал спотыкаться и наконец упал. Он лежал, тяжело дыша, и не мог подняться.

В холодном ночном воздухе ясно послышался лошадиный топот.

— Слышишь? — возбужденно сказал Касанда. — Вставай, слышишь, они уже близко.

— Не бросай меня, — проговорил Мониа. — Там собаки. Я сейчас отдохну и опять побегу.

Над далеким горизонтом поднялась луна и залила саванну мертвым, голубоватым светом. Увидев измученное лицо Мониа, Касанда понял, что ждать нечего. Он поднял своего спутника и взвалил его себе на плечи.

Бежать с таким грузом было тяжело. Касанда скоро устал и пошел быстрым шагом. Вдруг в нескольких шагах от них раздался лай, и едва Касанда успел положить Мониа на землю, как из травы выскочили три собаки. Не замедляя бега, одна из них, оскалив пасть, бросилась на грудь Касанды. Это был специально обученный для поимки негров зверь, свирепый и бесстрашный. Касанда отбросил его ударом кулака с такой силой, что пес перевернулся в воздухе. Но почти одновременно на беглеца прыгнули две другие собаки. Касанда упал на спину, схватив одну из собак за ошейник, а другую за шерсть. Обе они с рычаньем вцепились ему в руки. Третья собака, оправившись от удара, снова бросилась на него, и если бы Касанда не успел загородиться плечом, она вцепилась бы ему прямо в горло.

— Мониа! — яростно закричал Касанда, пытаясь подняться с земли. — Мониа!

Бешеный рев собак слился с криком человека.

Неожиданно Касанда почувствовал, что одна из собак, которых он держал, вздрогнула и обмякла. Он отбросил ее и увидел над собой фигуру Мониа с камнем в руке. Второй удар — и вторая собака упала в траву. Третья отбежала на несколько шагов и принялась лаять, не решаясь подойти ближе.

Пустив в нее несколько камней, Касанда и Мониа побежали дальше. Топот копыт слышался уже совсем близко. Кровь струилась по рукам и лицу Касанды, но он не обращал на это вни мания. Показалась черная поблескивающая полоса реки. Но всадники были уже близко. Они мчались по прямой тропинке, проложенной беглецами в траве. Впереди на длинной привязи бежали собаки. Заметив негров, преследователи стали стрелять, и Мониа, вскрикнув, упал. Касанда быстро нагнулся над ним. Мониа был ранен. Касанда поднял его и побежал, пригибаясь к земле. Изо рта Мониа текла кровь.

— Брось меня, умираю я… — с усилием прохрипел Мониа, судорожно вцепившись в руку Касанды. — Ты сильный. Беги, отомсти мзунгу…

Он сказал еще что-то, но так тихо, что Касанда не расслышал. Касанда приложил ухо к самым губам раненого, и Мониа прошептал:

— Прощай, Касанда…

Мониа захрипел и затих. Касанда положил его тело на траву и; бросился вниз, к реке. Когда до цели оставалось не более десяти шагов, всадники догнали его. Среди них был один мзунгу. Лошадь мзунгу ударила Касанду грудью, и он покатился по; земле. Наездники соскочили с лошадей, чтобы схватить его, но Касанда снова вскочил на ноги и прыгнул в реку. Преследователи открыли по камышу огонь.

Прибрежные камыши были высокие и хорошо скрывали. Касанду. На четыре метра поднимались они над водой, и та часть, которая оставалась под водой, была не меньше. Касанда нырнул и, напрягая все силы, стал продвигаться через камыши к открытой воде.

Преследователи продолжали стрелять в направлении шума, производимого Касандой в камышах. Берег реки был довольно высокий, и Касанда подумал, что при ярком свете луны его хорошо будет видно, если он попытается переплыть реку.

Неожиданно крики на берегу стихли. Касанда насторожился. Враги явно что-то затевали. До открытой воды оставалось не более метра, когда он увидел пламя, охватившее камыши. Огонь взвился в небо и стал быстро приближаться к Касанде. Поверхность реки была, спокойной. Прямо к нему по воде шла яркая полоса лунного света. А на высоком берегу стояли люди с ружьями в руках и ожидали, когда из реки появится голова беглеца, чтобы всадить в нее пулю.

Касанда выломал кусок тростника, продул его и нырнул. Он плыл под водой до тех пор, пока не стало горячо в груди. Тогда, не поднимаясь на поверхность, он перевернулся на спину и, как часто делал в детстве, пропихнул в рот сквозь сжатые губы конец своей тростниковой трубки. Выставив другой конец тростника над водой, он с силой выдул из него воду и жадно вздохнул несколько раз. Расплывчатое зеленоватое пятно луны дрожало перед его глазами.

Струя воды, вылетевшая из тростника, сразу привлекла внимание преследователей, наблюдавших за рекой. Касанда слышал, как где-то рядом с ним звонко шлепались в воду пули. Стараясь, чтобы вода не подняла его на поверхность, он перевернулся на грудь и вновь поплыл. Так делал он несколько раз. Только дважды голова его появлялась в воздухе, но пули не задели его.

Наконец Касанда достиг противоположного берега. Здесь, в тени камышей, он осмотрелся. Далеко вверх и вниз по течению, там, куда не дошло еще пламя, переправлялись через реку всадники с собаками, и Касанда понял, что скрыться ему не удастся. За камышами на берегу простиралась бескрайная саванна. Собаки найдут его след, если он выйдет на землю, а камыши преследователи подожгут. Каждая минута была дорога, и каждый неверный шаг мог стоить ему жизни. Если бы рядом был лес! Касанда сумел бы уйти от мзунгу.

Преследователи уже достигли середины реки. Что делать? Может быть, выскочить и попытаться убежать от лошадей? А собаки? Их ведь много. И вдруг Касанду осенила смелая мысль. Врагам и в голову не придет, что он может вернуться обратно на тот, горящий берег. Они сейчас далеко и едва ли наблюдают за рекой. Касанда внимательно осмотрел противоположный, охваченный пламенем берег реки. Никого не видно! Не раздумывая, он нырнул и поплыл обратно.

Скоро Касанда достиг берега. Он осторожно осмотрелся. Пожар затихал. Высокие горящие стебли с шипеньем падали в воду. Касанда услышал нежные звуки, напоминающие звуки флейты. Это пела пунго — рыба-певунья. Невидимая рыба- флейта замолкала на несколько мгновений и вновь разливалась тихой, нежной песнью.

На противоположной стороне реки в двух местах взметнулось яркое желтое пламя. Значит, мзунгу не знают, где он. Касанда едва не захохотал от радости. Чтобы не оставлять на земле следов — ведь у белых были собаки! — он стал пробираться вверх по течению, укрываясь в дыму, к месту, где впервые вошел в камыши. Он узнал это место по высокому, росшему на берегу тамаринду с густой листвой. Огонь здесь уже потух. Касанда ползком выбрался на тропу, по которой пришел сюда, и двинулся в обратный путь.

Пройдя некоторое расстояние, он аккуратно раздвинул высокую мокрую траву и, стараясь не помять ее, сделал большой шаг в сторону от тропинки. Так, осторожно ступая, он стал удаляться от тропы все дальше и дальше. Одежда его прилипла к телу. Было холодно. Но он ничего не замечал. Он был жив, и радость свободы окрыляла его.

Пусть белый со своими прислужниками ищет его у реки. Может быть, они даже думают, что он сгорел в камышах или утонул. Нет, они ошибаются, Касанду не так-то просто убить! Касанда будет жить, чтобы бороться с поработителями своей родины. Мзунгу хотели засечь его, они уничтожили половину его племени, из-за них умерли его мать и брат. О, мзунгу еще узнают о нем! Он пойдет в большие города и найдет там тех негров, которые борются за свою свободу. И вместе с ними он станет сражаться до тех пор, пока бьется его сердце и пока угнетатели не уйдут из его страны.