II

II

На урановом руднике, где работал Касанда, добыча руды шла открытым способом. С утра до ночи вгрызались люди в землю с помощью кирок, лопат и землечерпалок, расширяя и углубляя огромный котлован. Бесконечные ленты транспортеров и ржавые вагонетки поднимали вверх куски черно-зеленого уранинита.

Много негров, согнанных с родной земли или проданных в рабство своими вождями, трудились здесь с утра до ночи, проклиная судьбу и мзунгу, пришедших в их страну. Белых рабочих на рудниках было немного. Они работали на больших, сложных машинах, жили отдельно, в своем поселке, и получали в десять раз больше, чем негры. И даже те немногие негры, которым выпадала редкая удача — стать механиком или машинистом, получали гораздо меньше белых, выполнявших ту же работу. Касанда не раз видел, что администрация рудника относится к белым рабочим совсем иначе, чем к неграм. Дирекция опасалась организованных белых рабочих, которые, чувствуя, что вся жизнь рудника находится в их руках, могли постоять за себя, и Касанда не слышал, чтобы кого-нибудь из них отстегали кнутом, тогда как неграм доставалось почти каждый день.

Касанда помнил, как однажды, когда администрация не захотела уплатить белым рабочим за лишние часы работы, они не пришли на рудник, и сам бвана директор не мог ничего с ними поделать. Рудник бездействовал целый день, и у Касанды, который должен был бросать руду на ленту транспортера, было нечто вроде праздника, так как все механизмы стояли. А на следующий день администрация рудника уступила: белые рабочие добились своего. Касанда с завистью смотрел на них. Он часто спрашивал себя: почему белые могут бороться за свои права, а они, негры, сидят за колючей проволокой и не могут открыть рот без того, чтобы их не отстегали?

Такие мысли приходили в голову Касанде все чаще, в особенности последнее время, когда надсмотрщик Ксири стал придираться к нему за каждый пустяк и, стараясь причинить неприятность, ставил его на самые тяжелые работы: то заставлял разбивать кувалдой огромные камни, встречающиеся в породе, то посылал во время обеда, когда все отдыхали, с каким-нибудь поручением. И Касанда постепенно возненавидел своего мучителя. Он начал резко отвечать на приказания Ксири, и взаимная неприязнь их увеличивалась с каждым днем.

В бригаде Ксири появился новый рабочий, тихий и робкий, с грустными глазами. Это был молодой негр, присланный сюда англичанами вместе с большой партией рабочих из северной Родезии. Гвара — так звали негра — сразу понравился Касанде, и они часто беседовали, объясняясь главным образом знаками: новичок не знал языка кингвана. Этот негр не мог сразу начать работать так, как работали на руднике. Каждые полчаса он отдыхал, опираясь на кирку и делая вид, что рассматривает породу.

Ксири, невзлюбивший новичка за дружбу с Касандой, заметил его тактику и однажды, как только Гвара вновь повторил свой прием, тихо подошел сзади и дал ему такого пинка, что тот растянулся на земле.

— За что ты его? — угрюмо сказал Касанда. — Помахал бы сам весь день киркой!

Рабочие смотрели на них, и Ксири чувствовал, что авторитет его сейчас рухнет, если он немедленно не предпримет каких-либо решительных действий. В нем клокотала ярость. Он, свирепо оскалив зубы, шагнул в сторону Касанды и, резко взмахнув плетью, ударил его по лицу. Касанда сделал шаг назад и, зацепившись за камень, упал. Ксири прыгнул к нему, и плеть его засвистела над Касандой. Вся злость, скопившаяся в Ксири против этого негра, излилась сейчас в этих ударах.

Касанда, вначале оглушенный неожиданным нападением, пришел в бешенство. Он вскочил на ноги, и его острая лопата сверкнула в воздухе. Не успей Ксири вовремя присесть, голова его свалилась бы на землю.

Ксири завизжал на весь рудник и бросился к зданию администрации. Через несколько минут пришли солдаты и увели Касанду, который не оказал им ни малейшего сопротивления.