4

4

Много дней прошло. Раны у Касанды зажили. Он стал задумчивым и молчаливым, и Ксири, видя в его глазах недобрые огоньки, не решался говорить ему что-либо.

Бросая лопатой куски черно-зеленого уранинита, Касанда теперь целыми днями думал о мзунгу. Зачем они пришли в Конго? И почему негры подчиняются им? Ведь мзунгу во много раз меньше, чем негров. Иногда ему хотелось убежать отсюда, чтобы не видеть рудника, Ксири, мзунгу. Но бежать было не куда. Из их нового крааля на болоте, наверно, уже все ушли, да и Есе равно там жить было невозможно. Скрываться в саванне было очень трудно — беглецов почти всегда ловили и наказывали.

Один за другим проходили безрадостные дни. Касанда по- прежнему упорно учился. Он учился, когда это было возможно, учился для того, чтобы изгнать мзунгу. Лишь только у него появлялась свободная минута, он вынимал книгу и, спрятавшись в тени, читал, не обращая внимания на надсмотрщика. Даже размахивая киркой, он думал о прочитанном.

Ксири теперь боялся Касанды и, замечая на себе его пристальный, полный ненависти взгляд, начинал нервничать. Тревогу надсмотрщика усиливало еще и то, что другие рабочие часто шептались между собой и бросали на него загадочные взгляды.

Однажды вечером Ксири зашел, как обычно, в контору, сообщил, что ни один из его рабочих не заболел и не сбежал, и отправился в «черный городок» через небольшое поле, отделявшее рудник от рабочего поселка.

Было уже совсем темно. Сквозь рваные, низко нависшие тучи светили яркие звезды. Ксири быстро шагал по безлюдному полю, думая об ужине, ожидавшем его дома.

От неожиданного окрика Ксири остановился. В темноте в двух шагах от него стоял человек. Ксири вздрогнул и попятился: он узнал фигуру Касанды. С земли поднялось еще несколько человек.

Ксири хотел бежать и не мог: страх сковал его ноги. Сзади раздались мягкие, крадущиеся шаги. Ксири хотел обернуться, но в этот момент кто-то сжал ему руки и грубая, мозолистая ладонь зажала рот. Люди подняли его и понесли. Ксири старался вырваться, но напрасно: сильные руки крепко держали его. Минут через десять люди остановились и бросили Ксири на землю.

— Ты узнал нас, Ксири? — спросил Касанда, подходя к нему. — Мы хотим поговорить с тобой. Ты продался мзунгу и каждый день бьешь своих братьев. Завтра ты уже не будешь никого бить.

Ксири поднялся на ноги. Он стоял в кругу молчаливых, мрачных людей. Двое рабочих копали яму. В тишине было слышно, как их лопаты лязгали о землю. Безразличные ко всему звезды смотрели с высоты.

— У меня трое детей, — сказал тихо Ксири, — они умрут без меня. — И он вдруг заплакал. Он сам не знал жалости к другим и не очень рассчитывал на нее.

Рабочие продолжали копать. Наконец один из них сказал:

— Готово!

И два человека, схватив Ксири за руки, подвели его к яме.

— Ложись, — сказал один из рабочих. — Мы не хотим, чтобы на траве осталась твоя кровь. Тебя будут искать.

Ксири в ужасе попятился от могилы. Он упал на колени, громко зарыдал и несвязно заговорил, глотая слезы:

— Касанда, Гвара, не убивайте… дети умрут… Касанда!..

— Испугался! — сказал один из рабочих.

А Касанда вдруг почувствовал в глубине души отвращение к тому, что они собирались сделать. Его ярость против надсмотрщика прошла. Унижение Ксири вызывало в нем лишь презрение, а не ненависть. Не он был виной тому, что происходило на руднике и во всем Конго, а мзунгу. Кроме того, завтра, а может быть, даже сегодня охрана станет искать Ксири, и начнутся аресты. Самое же главное — им немедленно дадут нового надсмотрщика. Но все же Касанда не хотел проявлять своих колебаний в присутствии товарищей.

А Ксири все плакал и молил о пощаде. Касанда видел, что сомнения овладели и другими товарищами.

— Может быть, он больше не будет драться? — сказал нерешительно Гвара.

Рабочие отошли от надсмотрщика и стали тихо шептаться. Увидев это, Ксири начал выть еще громче и жалобнее. Рабочие кончили совещаться и опять окружили надсмотрщика.

— Мы решили тебя убить, — сказал спокойно Касанда.

И Ксири завыл во весь голос. Он вырвался из рук державших его рабочих и упал, обхватив ноги Касанды. Касанда не шевельнулся и продолжал:

— Но если ты обещаешь…

Ксири вскочил на ноги, задыхаясь от охвативших его чувств.

будешь прислуживаться перед мзунгу и бить рабочих, то мы отпустим тебя.

— Клянусь… — тихо проговорил Ксири.

Он сел на землю и заплакал тихими, счастливыми слезами, так, как плакал давно-давно, в детстве.

— Помни: если ты донесешь на нас, пощады не жди. А теперь закопай свою могилу и иди.

И рабочие ушли, растворившись в ночной темноте.

А Ксири еще долго сидел у ямы, обессиленный и потрясенный происшедшим.