3
3
Почти каждую ночь из «черного городка» убегали несколько негров. Компания держала специальных людей, которые с помощью собак регулярно устраивали облавы на беглецов. Охота обычно заканчивалась поимкой «нарушителя порядка». Тогда в лагере устраивался «суд», и для того чтобы отбить у негров охоту к «уклонению от обязательств перед компанией», наказание иногда производилось публично. По мнению директора рудника Лавинье, считавшего себя большим знатоком психологии негров, такие экзекуции, во-первых, прививали рабочим мысль о том, что белый человек всесилен и поэтому нельзя безнаказанно нарушать его законы, и, во-вторых, наглядно демонстрировали неграм преимущество мирного, спокойного труда перед бунтом.
Касанда часто присутствовал при порках, но сам еще ни разу не подвергался такому оскорбительному наказанию. И вот теперь он стоял на большой площади рядом со старым, морщинистым негром, сбежавшим два дня назад и пойманным сегодня ночью.
Дело Касанды разбирал сам директор, и, несмотря на то что Касанда объяснил ему, как все произошло, и доказывал, что он, Касанда, не виновен, что надсмотрщик ударил его без всякого повода, директор приговорил его к двадцати пяти ударам.
Кнут был сделан из целого длинного куска толстой гиппопо- тамовой кожи. Двадцать пять ударов считалось очень тяжелым наказанием. Часто это означало смерть.
На площадь привели всех рабочих. Им надлежало усвоить теорию господина Лавинье о всесилии белого человека. Первым секли старого негра, привязав предварительно его руки к кольцам, ввернутым во врытый в землю столб. Он кричал на весь лагерь тонким, детским голосом. Пьяный широкоплечий палач из племени батшик исполнял свою обязанность с видимым удовольствием. Стоявший напротив Касанды молодой негр Гвара, из-за которого произошла ссора Касанды с надсмотрщиком, наблюдал такую сцену впервые. Он дрожал всем телом, судорожно глотал воздух и не мог скрыть охватившего его страха и отвращения.
Все это время Касанда стоял со связанными назад руками, охраняемый с двух сторон вооруженными солдатами. На высокой каменной веранде в бамбуковых креслах сидели белые, и среди них директор, любивший наблюдать, как проводится в жизнь его теория о пользе телесного наказания для негров. Он с удовольствием замечал на лицах некоторых рабочих страх и смятение…
Наконец старого негра сняли и положили на землю, так как он не мог уже стоять.
Касанду развязали и повели к столбу. До сих пор он вел себя спокойно, но у самого столба вдруг взбунтовался и оттолкнул державших его людей. Несмотря на все усилия, охранники долго не могли справиться с негром, пока один из них не ударил его по голове ручкой револьвера. Касанда потерял сознание.
Когда он открыл глаза, руки его были притянуты ремнями к кольцам и сбоку уже стоял усмехающийся палач. Касанда осмотрелся и увидел мзунгу. Они попрежнему сидели на веранде, и один из них, глядя на Касанду, улыбался. На сухом лице директора было высокомерное, презрительное выражение. Он уселся поудобнее и, видимо, приготовился смотреть, как будут наказывать непокорного негра.
Кнут взвился и со свистом опустился на спину Касанды. В напряженной тишине не прозвучало ожидаемого душераздирающего крика. Касанда молчал, впившись взглядом в директора.
В воздухе снова просвистел кнут. Касанда не шелохнулся. Лишь мышцы его напряглись до предела. Негры перестали дышать. Директор откинулся на спинку кресла и искоса глядел на Касанду, стараясь подавить волнение.
Третий, четвертый, пятый удары… При каждом из них лица у белых дергаются, но зубы Касанды попрежнему сжаты. Шестой, седьмой, восьмой удары… Тишина…
Негры взволнованно смотрят на Касанду и мзунгу. В их глазах удивление и какая-то восторженная гордость за Касанду, словно это они сами, а не он молчит под кнутом палача, не желая показать свою слабость перед высокомерными, ненавистными мзунгу.
Десятый, одиннадцатый, двенадцатый удары… Касанда молчит, закрыв глаза и оскалив белые зубы. Палач останавливается и неуверенно смотрит вокруг, но, поймав на себе яростный взгляд директора, снова обрушивается на свою жертву. Голова Касанды бессильно откидывается назад, черные круги плывут перед глазами… сознание покидает его.
Когда Касанда пришел в себя, он лежал в бараке на своем войлоке. Тусклая электрическая лампа освещала длинное, уз кое помещение и знакомые лица негров. Спина горела, словно на ней рассыпали горящие угли. Возле него стоял доктор Ленуар и мазал ему спину чем-то холодным и приятным. Доктор сокрушенно качал головой и непрерывно яростно ругал кого-то отсутствующего на языке, непонятном Касанде.
Врач удалился, и негры обступили Касанду.
— Очень больно? — робко спросил Гвара. — Это из-за меня все…
— Пить… — Касанда поморщился от боли. — Дай пить.
Гвара, схватив пустую консервную банку, бросился за водой.
— Касанда, ты держал себя, как настоящий мужчина. — Пожилой рабочий подошел к нарам. — Ты плюнул сегодня в лицо мзунгу. Так все говорят… Есть хочешь? Вот принесли воду.
— Я им этого дня не прощу! — прошептал Касанда.
Около него стояли знакомые и незнакомые рабочие. Одни сочувственно, другие с любопытством рассматривали этого сильного духом человека.
Касанда приподнялся, сделал несколько глотков и снова лег на живот. Спину стягивало горячими щипцами, кружилась голова, по всему телу разлилась болезненная, расслабляющая теплота.
Много времени пролежал Касанда в бараке. С утра все уходили на рудник, возвращаясь лишь вечером, и он целые дни проводил в одиночестве. Через несколько дней в бараке появился еще один больной. Это был слесарь по ремонту рудничных механизмов — коренастый негр лет тридцати. Тяжелый камень повредил ему ногу. У него был мрачный, тяжелый взгляд, и он произвел вначале на Касанду впечатление очень сердитого человека. Но это первое впечатление скоро рассеялось. Анака — так звали нового больного — оказался приветливым и разговорчивым парнем. С первого же дня Касанда увидел, что Анака не похож на большинство негров, работавших на руднике, не такой, как другие. Он бывал во многих далеких городах мзунгу, разговаривал с доктором Ленуаром на языке белых и даже мог читать и писать. Однажды доктор принес Анаке небольшую книгу. При этом он что-то сказал Анаке; тот понимающе кивнул головой, осмотрелся вокруг и спрятал книгу под войлок.
Доктор не хотел, чтобы администрация узнала, что он дает неграм литературу: это грозило ему неприятностями.
Весь день Анака лежал на боку, глядел не отрываясь в раскрытую книгу, перелистывал страницы. Взгляд его был серьезен и сосредоточен. Касанда смотрел на него с благоговением.
Когда Анака перестал читать, Касанда робко спросил у него:
— И вы всё понимаете, что написано в этой книге? — Касанда не мог заставить себя сказать такому ученому человеку «ты».
Анака улыбнулся, заметив перемену в отношении к себе со стороны Касанды.
— Да, понимаю, — серьезно сказал он. — Это очень хорошая книга. Я просил доктора Ленуара достать ее, и доктор подарил мне эту книгу. Ее написал один француз. Анри Барбюс зовут его. Ты тоже должен знать, что в ней написано. Тебе можно доверять. Такие, как ты, не бывают предателями. Я видел, как ты держался, когда тебя били кнутом. Все, кто видел тебя в тот день, говорят, что мзунгу хотели высечь тебя, а высекли себя. Они думали запугать нас, а испугались сами.
— За кнут я им отомщу! — Глаза Касанды засверкали. — Если этот директор попадется мне в руки, я… — Касанда сжал свой большой кулак.
— Где же он тебе попадется? — усмехнулся Анака. — Он с охраной ходит по руднику.
— Попадется, — сказал Касанда не очень уверенно.
— Так слушай, что написано в этой книге, — продолжал Анака. — В ней рассказано о человеке, который восстал против несправедливости и всю свою жизнь борется за то, чтобы простые люди, такие, как мы с тобой, не были рабами. Он отнял земли, рудники и заводы у тех, кто захватил их у народа, и отдал тем, кому они должны принадлежать, — тем, кто работает сам. И, кроме счастья простого народа, у него нет другой цели в жизни.
Касанда приподнялся на локте, сел и внимательно смотрел на собеседника.
Анака перевернул несколько листов и сказал!
— Вот он, этот человек.
Касанда наклонился над портретом, с волнением разглядывая его.
Со страницы книги на Касанду смотрел человек с умными, проницательными, добрыми глазами. Глаза были немного прищурены и, казалось, улыбались. У него были черные усы и черные волосы, в которых начала уже пробиваться седина.
— Как его имя? — тихо спросил Касанда.
— Сталин.
— Где он сейчас?
— Далеко, на севере… В Советском Союзе, где живет Сталин, управляют те, кто сами трудятся. Там все люди равны, какого бы цвета они ни были.
Анака долго рассказывал Касанде о Сталине, о Коммунистической партии, о жизни советского народа, о жестоких битвах в Малайе и Кении, во Вьетнаме и Египте. И Касанда, слушая его, проникся такой жгучей ненавистью к поработителям, что готов был один сразиться против всех мзунгу.
— Рабом быть никто не хочет, — говорил Анака убежденно. — Все народы хотят быть свободными, и взоры их обращены поэтому к Советскому Союзу. Они видят в нем свое будущее. Сталин показал нам, как надо перестраивать жизнь. Мы все смотрим на этого человека, внимательно прислушиваемся к его словам, учимся у него, как бороться со своими врагами — угнетателями. И мы гордимся нашим Сталиным. Он великий борец революции. Вот слушай, что написано о нем в книге. — Анака откашлялся и, с трудом подбирая слова, стал медленно переводить с французского на язык кингвана: — «…он — величайший и значительнейший из наших современников. Он ведет за собой 170 миллионов человек… Во весь рост он возвышается над Европой и Азией, над прошедшим и будущим». Вот какой наш учитель! — Анака оторвал взгляд от страницы.
Касанда взял книгу, открыл ее в том месте, где был портрет, и долго глядел на него. Касанде казалось, что глаза великого человека улыбаются именно ему, что взор Сталина полон сочувствия к нему — рабу мзунгу, которые неизвестно почему распоряжаются его судьбой, держат его за колючей проволокой и секут кнутом, если он не подчиняется. Касанда смотрел на портрет и испытывал глубокую радость. В сердце его появилась надежда на освобождение, крепла мечта о светлом будущем. Касанда знал теперь, что он не одинок, что у него, у его народа есть друг великий и добрый, могучий и справедливый, одно имя которого приводит в страх врагов Касанды, врагов всех обездоленных. Это имя, как знамя в бою, несут во всем мире бесстрашные борцы за свободу.
Касанда чувствовал, что отныне и его сердце принадлежит этому человеку, борющемуся за счастье трудового народа.
— Сталин первый среди тех, кто борется сейчас против новой войны, — сказал Анака. — Мзунгу хотят заставить нас воевать против Советского Союза.
— Пусть только мзунгу дадут мне в руки винтовку, — сказал Касанда, — я знаю, в кого стрелять!
В барак стали заходить рабочие, и беседа прекратилась: у администрации рудника было много шпионов.
На следующее утро Анака неожиданно предложил:
— Хочешь научиться читать?
— Хочу, — твердо сказал Касанда. Он даже приподнялся на своей полке. — Ты думаешь, я смогу научиться?
— Да. Только ты должен очень захотеть. И нужно иметь очень много терпения.
— Я очень хочу! Я хочу знать, что нам нужно делать, чтобы прогнать мзунгу из нашей страны. Ведь ты сказал, что в книгах об этом говорится. Я хочу сам прочитать об этом.
— Я знаю, ты выучишься — ты сильный и настойчивый. Ты должен выучиться.
И Анака принялся объяснять Касанде алфавит. Касанда оказался очень способным учеником.
Буквы Касанда выучил очень быстро. Его упорство поражало Анаку. Лишь только утренний свет проникал в прорезанное в стене прямоугольное отверстие, Касанда принимался за книгу, принесенную доктором. Он читал ее по складам почти до самой темноты. Книга была с картинками и предназначалась для детей. Касанда шептал буквы, и когда из их сочетания получалось знакомое слово, а из слов — фраза, лицо Касанды озарялось счастливой улыбкой. Он засыпал градом вопросов Анаку, и тот терпеливо объяснял ему, как произносится то или иное сочетание букв, как произносить французские слова и что они означают.
Охваченный желанием научиться читать, Касанда целыми днями не отрывался от книг. Он читал и читал, забывая иногда даже о еде, которую приносили ему товарищи. Он сам чувствовал свои успехи. Перед ним медленно приподнималась завеса в новый, неизвестный ему мир.
От напряжения пот крупными каплями выступал на лбу. После нескольких часов непрерывного чтения голова начинала болеть, становилась тяжелой. Но он читал и читал.
Так незаметно пробежало несколько недель. Анака выздоровел. В последний день, который они были вместе, Касанда неожиданно попросил:
— Дай мне тот портрет, Анака, — ведь у тебя останется книга. Я покажу портрет неграм из нашей бригады. Пусть они знают, что у нас тоже есть друзья.
И Анака отдал портрет.
На следующий день Касанда остался один. Он уже второй раз читал маленькую книжечку, стараясь понять и запомнить каждое слово. Никогда в жизни Касанде не было так трудно, как теперь. Но он хотел знать, что ему и его народу нужно сделать, чтобы изгнать мзунгу. Для такой великой цели стоило трудиться. Он был готов на любые трудности и жертвы.
Когда Касанда вновь стал работать, он не бросил ученья. Урывая минуты от обеда, вечером, при слабом электрическом свете, Касанда читал упорно и настойчиво. Жизнь его приобретала новый смысл.