I. Студенчество

I. Студенчество

Наиболее ярким проявлением новых настроений до настоящего времени явилось, бесспорно, студенческое движение. Гражданские панихиды по Толстом, митинги протеста против истязания каторжан, уличные демонстрации, столкновения с полицией – ни дать ни взять предреволюционные годы. Откуда такая решимость у студенчества?

Несомненно, источник ее студенчество нашло не в себе самом: оно ведь слишком малочисленная и слабая общественная группа для самостоятельной политической роли, и, если бы вокруг него по-прежнему царила атмосфера пассивности и приниженности, студенчество не могло бы отважиться выступить на улицу. Но зато студенчество по всей своей природе в высшей степени приспособлено быстро воспринимать и бурно проявлять всякие перемены в настроениях городской демократии. Во главе студенческого движения, в качестве его инициаторов и руководителей, шли, как всегда, социал-демократы, отчасти социалисты-революционеры, две группы, образующие вместе с неопределенными «левыми» очень внушительную часть студенчества^{60}.

Но студенты социал-демократы непосредственнее всего получают свои политические внушения из социал-демократических кругов, а эти последние в общем и целом отражают настроения в передовых слоях рабочего класса. С другой стороны, студенчество, которое в массе своей (за вычетом немногочисленных реакционно-консервативных элементов) снова идет сейчас за своим левым флангом, отражает, благодаря своим связям, образу жизни, отчасти социальному происхождению – настроение той интеллигентской демократии, политическая физиономия которой определяется словами «левее кадетов». Это левое крыло интеллигенции в периоды прострации (упадка) безвольно тащится за кадетами, а в периоды политического подъема переносит свои надежды на революцию. Знаменательно, что даже студенты-кадеты, – как нам пишут из Петербурга, – решили вопреки директивам кадетских центров принять деятельное участие в движении. Воззвание исполнительной комиссии московских студенческих организаций клеймит презрением кадетских успокоителей-миротворцев и призывает студенчество под знамя революции и демократии. Но все это было бы невозможно, если бы в сознании широких кругов интеллигенции, стоящих вне университета, не совершался перелом от разрушенных кадетских иллюзий к возрождающимся упованиям на революционный прибой. Но надежды на революцию – этого-то интеллигенция не могла не уразуметь из опыта 1905 г. – означают, прежде всего, надежду на пролетариат. Таким образом, мы вправе сказать: волна студенческих демонстраций представляет собою отчасти отражение, а еще больше – предвосхищение нового политического подъема рабочих масс. Произойдет этот подъем – и демократическое студенчество будет захвачено им, как капля волною. Не совершится подъем – тогда нынешние студенческие демонстрации останутся ярким эпизодом, лишенным длительного политического значения.

Какие же на этот счет намечаются перспективы?