Л. Троцкий. НУЖНА ЖЕЛЕЗНАЯ МЕТЛА

Л. Троцкий. НУЖНА ЖЕЛЕЗНАЯ МЕТЛА

(По поводу дворянского съезда)

До революции царское правительство, опираясь на темноту крестьянской массы и на миллионы европейской биржи, стояло «над» всеми классами общества. Конечно, самодержавие и тогда ретиво охраняло своекорыстные интересы помещиков и капиталистов; но в политической области оно расправлялось самовластно, не позволяя даже дворянству совать свой нос в дела бюрократии. Отсюда всеобщее недовольство правительством – также и в реакционной помещичьей среде.

Революция круто и бесповоротно изменила все положение. Под напором масс царизм пошатнулся, потерял свою самоуверенность и стал озираться, ища поддержки. С другой стороны, помещики, напуганные крестьянскими мятежами, раз навсегда отказались от либеральных шалостей, тесно сплотились и решили бороться за свои привилегии до конца. Благодаря этому дворянство, как самый реакционный класс, получило во время революции огромное, небывалое дотоле влияние на обескураженную и растерянную правительственную власть. Совет объединенного дворянства постановлял, Николай II подписывал, министерство выполняло. Карательные экспедиции в деревнях; скорострельные военные суды; роспуск обеих Дум; закон 9 ноября о разграблении общинных земель; воровство тех жалких избирательных прав, какие народ имел до государственного переворота 3 июня – все это было совершено по прямому требованию помещиков. «Революция подавлена земством и дворянством!» – открыто хвалится тверской предводитель дворянства Кушелев.

Но проходят два-три года контрреволюции. За это время дворянство помогло бюрократии стать на ноги и зализало своим языком наиболее зияющие раны самодержавия. И что же? Оправившись, бюрократия снова пытается стать «над» всеми классами – в том числе и над помещиками. Но дворянство уже разлакомилось. Ему уж мало субсидий, ссуд, должностей. Оно уж отведало большего: власти. Оно уже ни с кем не хочет делиться доходом и влиянием – ни с капиталистом, ни с чиновником. Оно требует, чтоб царское правительство оставалось простым приказчиком в дворянском имении, которое зовется Россией. Все государство дворяне хотят превратить в единое привилегированное корыто, из которого они одни могли бы чавкать безраздельно и всласть. И они смотрят злобными глазами, как столыпинское правительство норовит край отечественного корыта отвести для пользования крупной, октябристской буржуазии. Дикий помещик недоволен, ворчит и обвиняет Столыпина в… либерализме.

Это недовольство ярко сказалось на дворянском съезде, заседавшем в Петербурге во второй половине февраля. Тут были две «партии». Одна говорила: «Мы, дворяне, победили революцию, а правительство заставляет нас делить добычу с капиталистами. Долой Столыпина!» Другая партия возражала: «Зачем подрывать у дуба корни? Правительство сберегло наши земли, доходы, привилегии, – пока спасибо и на том!» Другими словами. Крайняя правая партия помещиков, набив рот государственным пирогом, рычит: «Мало! Мало!» А умеренно-правая, урвав жирный ломоть, из которого сало течет по пальцам, выражается вежливо: «Покорнейше благодарим, – нельзя ли еще-с?» Разногласие, значит, не очень глубокое.

Первое место на съезде благородного сословия занимал Гурко, бывший товарищ министра, попавшийся в скверных плутнях с хлебом для голодающих крестьян и выгнанный со службы. Теперь он громит правительство без пощады: «Россия беднеет, крестьянство нищает, мы стоим на краю пропасти». Почему такое? Что случилось? «Земля все больше уходит из рук дворянства» – жалуется Гурко. Поэтому – горе мужику: крестьяне не могут жить без пана-барина. «Совершенно правильно!» – гудит в ответ дворянская орда.

Но часть дворян всполошилась. Зашумели, загалдели, замахали жадными лохматыми пастями. Как так: народ бедствует? Встает помещик Кованько. «Вздор это, – говорит. – Крестьяне благоденствуют. Они живут лучше, чем мы. Питаются прекрасно, пьют и напиваются на свадьбах». Встает Кушелев. «Первым делом, – говорит, – нужно усилить на местах власть и отдать ее под контроль дворянства… Напрасно правительство кормит голодающих: с казенного пайка мужик действительно спивается и беднеет». Встает курский дворянин Марков[146], депутат Думы. «Вся беда, – говорит, – в том, что русское крестьянство мало трудится»… «Верно! – вопят дворяне: – Браво!». Горят дворянские ладони от аплодисментов.

Самарский предводитель дворянства Наумов внес предложение: ежели крестьяне, купцы или мещане покупают дворянскую землю, то нужно покупателей на 10 лет облагать налогом в пользу дворянских обществ. Однако некоторые из «умеренных» усомнились: конечно, говорят, проект заманчивый; однако, пока что нужно погодить: время еще не созрело! Зато оба направления: крайнее правое и умеренно-правое оказались совершенно согласны в вопросе о земстве. Так как правительство хочет наряду с помещиками допустить в земства – не рабочих, не крестьян, разумеется, а представителей крупной буржуазии, то дворяне решили: всеми силами и всеми мерами бороться против расширения земского избирательного права!.. Они сделаны из крутого теста, эти господа дворяне. Сомнений или жалости они не знают: с кровью, с мясом вырвут, если завидят лакомый кусок.

Кадеты думали покончить с дворянством, заплатив ему за землю по «справедливой» цене. Не тут-то было: столь дешево себя дворяне не продадут. Для них земля – не только рента (земельный доход). Она для них – основа всего их сословного засилия: с землей у них в руках бесчисленные должности (земского начальника, «предводителя», губернатора и пр.), с землей у них – земство, дворянский банк, ссуды, субсидии, наконец, вся государственная власть – с ее царем, с ее полицией и армией.

Нет, дворяне себя не продешевят. И голыми руками их от земли не оторвешь. Тут нужен большой железный заступ революции, чтобы соскрести их с их насиженных мест, и могучая метла нужна, из колючей проволоки, чтобы из всех уголков и закоулков государства вымести вон жадное, наглое, жестокое и подлое сословие дворян – вместе с первым российским дворянином Романовым и его чиновничьей челядью!

«Правда» N 3, 9 апреля (27 марта) 1908 г.