5. «Камни» в наш огород

5. «Камни» в наш огород

Почему?то именно в Англии я впервые подумал о том, что церкви, храмы и соборы — это каменная летопись народов. По тому, как люди относились к своим духовным святыням, можно судить об их культуре, о том, как они жили — в мире и согласии или в раздорах. Отсюда, из Англии, я вдруг увидел Россию страной порушенных храмов, глядя на оберегаемые здесь и ухоженные тщательно старинные и древние приходы; сравнивая с нашими, заброшенными или обезображенными.

Именно по каменной летописи мы можем судить о степени беды, которую принесло на Русь татаро — монгольское иго. Но по той же летописи мы можем судить и о том, что даже трехсотлетних усилий варваров не хватило, чтобы порушить все храмы, сломить дух русичей. И даже когда в России пришли к власти цивилизованные варвары, у них не хватило почти вековой ненависти и взрывчатки, чтобы порушить русские святыни. Наши предки, похоже, знали, что делают, когда возводили стены храмов на века. Этими «письменами» они из глубины веков как бы крепили дух потомков. Наш дух. Слава Богу, мы это поняли. Россия вновь осенила себя крестным знамением.

В год моего посещения Англии — это 1996–й — в России нарастал своеобразный бум по восстановлению и воссозданию церквей и храмов. Я ревниво присматривался с мыслью, а как выглядят духовные обители здесь, в Англии?

Примерно через час — полтора после приземления нашего лайнера в аэропорту Хицроу (так правильно) в окно нашего юркого микроавтобуса я увидел вдали, среди фермерских полей, как выткнулся в небо островерхий местечковый собор. Надя пояснила:

— Кафедральный собор Или. Мы побываем там…

Но сначала мы побывали в местной церкви в Литтл-порте, где живуг мои молодые.

Литтлпорт («маленький порт») — городок районного подчинения, как сказали бы у нас. Графства Кембридж. Чистенький, уютный. Какой?то премилый, я бы сказал. Кирпичные, как правило двухэтажные дома, из кирпича пастельных цветов. Улицы просторные, асфальтированные, обязательно с пешеходными дорожками. Все по уму, просто и непритязательно. Не видно кричащей, надоевшей рекламы, размалеванных безвкусно витрин, плакатов, коими донельзя грешат наши заштатные города и села. Зато глаз отдыхает на архитектурном разнообразии. Я не видел двух похожих домов. Как правило, дома стоят в глубине усадьбы. Внешний дворик прилегает к пешеходной части улицы. И эти дворики не похожие один на другой: каждый выглядит своеобразно, обихожен с выдумкой. Почти при каждом доме гараж. Или просто под открытым небом стоит машина, а то и две. Подъезды к гаражу обязательно заасфальтированы или посыпаны гравием с берегов Ла-Манша; на худой конец — битым камнем. И обязательно какой?нибудь «фирменный», особенный штрих на фасаде. Двери многих домов, особенно, я заметил, в Или, выходят прямо на тротуар…

Каждый раз, выходя из дома, я задерживался взглядом на домике напротив. Там козырек над нишей входных дверей подпирают колонны, выложенные из кирпича этаким штопором. Простенькая архитектурная придумка, но вот обращает на себя внимание.

В другом месте в прилежащем к дому дворике сооружен парк в миниатюре. В нем и аттракционы, и пруд, на голубой глади которого плавают лебеди. Пластмассовые. Там и ручей журчит в зарослях карликового камыша, там и сосновая роща. Деревья, конечно, пластмассовые. Там и цветочные клумбы, выложенные камешками; пешеходные дорожки, посыпанные красным ракушечником; лавочки для отдыха и даже гуляющие пары, идущие под руку.

Проходя мимо этого дома, я каждый раз останавливался и любовался «парком». Краем глаза замечал, как ко

лыхнется в окне занавеска — это хозяин или хозяйка любуются тем, как я любуюсь их творением. А то из дома выйдет вылинявший от старости дедуля. Щурится на меня, что?то говорит, я не понимаю, твержу одно: «Гут! Гут!» — и выставляю вперед большой палец торчком.

При одном домике — ну вовсе миниатюрный дворик. На зеленой полянке «пасутся» заводные куры. Одна клюет зернышки, друг ая гребет лапками. А петух, как ревнивый надсмотрщик, обозревает поверх их голов, дергает шейкой и ворчит заботливо «ко — ко — ко».

Англичане влюблены в свое жилье. А потому без конца обустраивают его. Они трогательно озабочены всем, что составляет их историю, жизнь, быт. Они любят свою страну. И, как я понял, не любят слишком наглых пришельцев, которые навязывают свои порядки. Они боголюбивы. У них все церкви, храмы и соборы действующие. По крайней мере за время пребывания там я не видел ни одного пустующего, тем более обезображенного. Как это часто можно видеть у нас.

Насмотревшись, как бережно и любовно они содержат древние камни храмов, я с особенной остротой теперь думаю, как можно было рушить духовные прибежища верующих?! Каким надо было быть злодеем, варваром, чтобы громить прекрасные творения целых поколений людей?! Как надо ненавидеть людей, чтобы рушить саму духовность их?! Эти ненавистники порушили русские храмы, потом памятники, теперь рушат саму Россию. Орудует все та же банда, проросшая сорняком на теле России. А мы, кваны, созерцаем и терпим этот вандализм. Наши города и веси буквально испещрены чужеязычной рекламой. А мы молчим, как будто в рот воды набрали. Хотя, что может сделать запуганный, затурканный народ, если наши правители, один одного краше, лишены элементарного чувства Родины?! А нынешний — особенно. У него одна, но пламенная страсть — власть. Каким надо быть бесчестным и бесчувственным, чтобы рушить свое собственное Отечество?! А каким надо быть безмолвным и бесхребетным народом, чтобы позволить чужакам грабить и глумиться над Отчизной?!.. Или мы стали трусливым народом?..

Когда задумаешься над этим, в душе нет — нет и шевельнется чувство уважения к национальному самосознанию некоторых малых народов. Да, они ведут борьбу с перехлестом. Им мешает религиозная зацикленность, великодержавные идеи, неприятие других религий, экстремизм, наконец. Но им не откажешь в чувстве собственного достоинства, в непримиримости к обидчикам, упорству в борьбе. Правда, у нас, у русских, своя национальная особенность: «позднее зажигание». Народ мы в основном равнинный, в отличие от горцев, хладнокровный, с широкой амплитудой колебания в характере и в самовыражении. Раскочегарить нас трудно. Но можно. А теперь и нужно. Пора бы!..

Бал правит сатана. Имя ему лжедемократия. Пришельцы всех мастей и рангов лютуют на русской земле. В образе Люцифера он несчетное число раз парит на экране телевизора на заднем плане «невинной» телерекламы с парящими голубями, двоящимися жирафами и обезьянками. Нам придумали образ двоящейся обезьяны. Не пора ли оскорбиться и показать свой характер? Говоря по — русски — кузькину мать! Не пора ли прекратить тратить попусту слова, плакаться со страниц печати? Не пора ли вспомнить хорошую русскую поговорку: на всякую хитрую ж… Правда, я чувствую, как мало — помалу раскручивается маховик возмездия всякой отечественной и импортной нечисти. Грядет, грядет прозрение. Каменные летописи вопиют из глубины веков. Напрягитесь слухом, русичи!..

Но не только об этом вопиют камни (о возмездии опостылевшим варягам). В их целых и разрушенных стенах мы должны прочитать и упрек нам за утрату старания, бдения, мудрости, умения созидать крепко. А то ведь разболтались под дикий вой растлевающих панегириков. Усилиями сатанинских славословий нас сделали ленивыми, пьяницами, попрошайками.

Вот мы завидуем Западу. Их изобилию. Проклинаем нашу нищету. При этом не удосуживаемся хотя бы поверхностно задуматься над тем, что и то и другое — следствие. Они трудятся, мы делаем вид, что работаем. Там действительно платят за труд, у нас делают вид, что платят. Причина же того и другого заключается в том, что там правят коренные народы и традиции, у нас — пришельцы и дикие новации. В результате Запад процветает, мы нищенствуем. Под водительством закордонных варягов, рассыпанных Богом в диаспоре. В своем Отечестве пророков нет. Нас цинично дезориентируют, выдавая следствие за причину. Нам подсовывают мнимые ценности, нас ловко дурят, лишая исторической памяти, культурных

и нравственных ценностей, нас просто уничтожают посредством геноцида. Нам внушили, что мы неумехи, нерадивые, быдло и вообще бросовый народ. Теперь мы стоим с протянутой рукой, и нам толкуют радиотелевизионные врали, что свое нищенство мы сотворили своими руками. Что такая ничтожная судьба наша есть следствие нашего менталитета. Дескать, такие мы от природы и неча на зеркало пенять, коли рожа крива. Как будто у русского народа не было победы над Наполеоном, над Гитлером; как будто не было в его истории великой державы СССР, как будто не было первого выхода в космос, наконец, как будто нет высокодуховного православия, научных разработок и открытий, яркой самобытной культуры. Ведь не зря же именно за эти высочайшие качества русского народа весь мир признает нынче Россию духовным донором. Нас упорно унижают ничтожества. Возомнившие себя богоизбранным народом…

Собираясь в Англию, я, конечно же, подчитал про нее кое?что. И к великому своему удивлению узнал, что именно Англия «помогала» своей еврейской диаспоре обрести Землю обетованную. За счет Палестины. А если без лукавства — ловко вытурила их. И продолжает держать их на расстоянии.

Как это делается? Очень просто. Судьба послала мне наглядное свидетельство тому.

В Англию может приехать любой, имеющий 250 тыс. ф. с. Ему дадут возможность потратить эти деньги: купить недвижимость, автомобиль, окончить курсы, устроиться на работу и т. д. А потом…

Вот что я слышал собственными ушами. В один прекрасный день в гости к Наде неожиданно (!) явилась некто Е. Я не зря акцентировал внимание на слове «неожиданно». Дело в том, что в Англии не принято ходить в гости неожиданно, без приглашения или хотя бы предупреждения. Е. явилась даже без предупреждения. Надя пригласила ее в столовую, попросила поприсутствовать и меня. Приготовила кофе. За кофе мадам Е. разоткровенничалась: сын ее, подросток лет пятнадцати, самовольно, то есть без ее, матери, разрешения, «удрал» в Россию, в Ленинград. Ему стало невмоготу в школе — дразнятся ребята. Ей невмоготу с тало на работе — не пришлась ко двору. Перед этим она не ужилась с первым мужем. И еще с двумя в Израиле, а перед этим — в Ленинграде. Теперь вот папа устроил ей замуж за англичанина; купил им дом,

две машины, мебель, устроил на курсы, потом на работу… И вот жизнь опять не получается. Как бы она не рванула следом за сыном, в Ленинград. К мамочке, папочке под крылышко. В других вариантах она не может жить. А может, ей умно и ловко «не могут»? Подумал я, глядя на ее нечищенные зубы — полугнилушки, птичий хищный нос, на ядовитые тонкие губы. Пренеприятнейшая особа махрового еврейского типа. Смотреть на нее, а тем более слушать, — настоящая пытка. Я извинился и пошел к детям. Потом к нам пришла Надя, взглянула на меня и сказала: «Неприятная особа! Ходит под предлогом по — русски поболтать». И я до сих пор помню выражение лица дочери: как будто она горькую пилюлю проглотила.

Позже я узнал, что некоторые государства платят Израилю что?то вроде дани, только чтоб не лезли. И вообще почти у всех стран Европы разработана и действует целая система нейтрализации проникновения на их территории этих всемирных пакостников. В чем дело? Ответ я нашел, где бы вы думали? В «Карманной Еврейской Энциклопедии» на странице 216 из еврейской мудрости: «Вызвать к себе ненависть всего мира — вот в чем слава евреев» (Маритен). Что тут можно сказать? Только одно: «За что боролись, на то и напоролись».

Вечером, когда дети ушли спать, мы с Надей, сидя в гостиной, вспомнили визит без предупреждения мадам Е. Я попытался поговорить об этом народе т. с. в глобальном масштабе. Надя в глобальном масштабе эти вещи не воспринимает. И разговор, не успев возникнуть, иссяк. Я стараюсь на эту тему не думать и не рассуждать. Здесь все ясно. Но вчера мне подвернулся материал, из которого я узнаю, что Сталин примерно как Черчилль хотел «помочь» евреям обрести свою землю на территории СССР. И подготовил их переселение из Москвы в Биробиджан. И на последнем этапе его выдал Берия. Операция сорвалась, Иосиф Виссарионович сыграл в ящик, а евреи процветают в. Москве. И так, что превратили столицу в общероссийскую гнилушку. В средоточие предательства, лжи и безнравственности. Вот почему посыпались союзные республики из состава СССР. А не потому, что им захотелось суверенитета. Вот почему отложилась Чечня, навострили лыжи Татарстан, Башкирия; тлеет идея отложения Сибири, Дальнего Востока… Будущее России нетрудно предсказать: либо придут Минины и Пожарские и вычистят Москву, либо Москва станет самостийной и канет в зло — войной микве. Она сейчас уже подобие Касриловки, где было больше парикмахеров, чем желающих подстричься, больше торговцев, чем покупателей; а теперь больше порченых, чем нормальных людей, больше политиков, чем здравомыслящих. Туда ей и дорога. Ведь она сотворена внове грязными руками и канет в грязь. Несмотря на блестящее воссоздание Храма Христа Спасителя.

Каждый раз, бывая в Москве, я хожу в Храм Христа Спасителя. И каждый раз недоумеваю, с чего это еврейская Москва так озаботилась русской духовностью? Оказывается, все очень просто, как все гениальное: под шумок Москва застраивается синагогами. И, что еще более гениально, самая просторная часть храма, нижняя, отделанная с невероятным блеском, отведена под… якобы музей, а на самом деле под картинную галерею, где выставлены отнюдь не русские мастера кисти, а все те же… Прославляется не русское искусство, а все то же, не русская история показана, а Бог весть чья. И опять же авангард, импрессионизм и прочая дребедень. То есть в самом сердце православной духовности царит сатана, Люцифер. А чтоб прошла эта липа, выставлена картина, на которой изображен во всем великолепии патриарх Всея Руси Алексий II. Вот как ловко наш лапошат!

И еще одно странное чувство я испытываю каждый раз в Храме Христа Спасителя: как, будучи в Англии, я мысленно тянулся в российские пределы к разрушенным церквам, так в Храме Христа Спасителя с его фальшивым сиянием и преднамеренными бесконечными ремонтами и перестройками, чтоб не очень толпился там православный люд, я тянусь мысленно к тем, в которых довелось побывать в Англии. Я чувствовал, но не мог понять разницы. Пока не вдумался в суть блеска и сияния нашего Храма от простоты и в существо простоты и скромности английской церкви: здесь все фальшиво, там искренне, душевно. Там церкви для народа, здесь — для зевак и новоиспеченной российской знати.

Первый раз я был в церкви с Надей. В Литтлпорте. Уже на подходе я почувствовал веяние древности. Фундамент церкви изрядно подсел. Камни порожка потерты подошвами прихожан. Изрядно поблекли скамейки, подколенные подушечки. Они здесь для прихожан на случай, если вам захочется помолиться коленопреклоненно. Древность, но не убогость во всем: своды, стены, колонны, огромные подсвечники, алтарь, клирос; и даже орган — все

свидетельствует о старине глубокой. Даже музыка под сводами, мне кажется, отдает древностью. Величавая, спокойная, вечная.

Я сел на потертую скамейку, отодвинув за ненадобностью подколенную подушечку. Осмотрелся. Кроме меня — в церкви служитель в своих одеждах и женщина за органом. Служитель этак мягко посматривает на. меня, мол, зачем пожаловал, человече? Но тут же, очевидно, понял, что я зашел просто так, поглазеть. И, похоже, он не против. Кивнул головой, мол, пожалуйста. И перестал меня замечать.

Убранство англиканской церкви отличается от убранства нашей: оно строже, лаконичнее и… вертикальнее, я бы сказал. Как бы устремленное к небу и в прошлое. Здесь царит дух веков. Даже в запахах мне чудятся признаки прошлого. Каким оно было здесь? Какие люди сюда приходили? Как они жили, о чем мечтали — думали? Поколения их канули в вечность, а скамейки, хоть и потертые, эти деревяшки «живут» до сих пор.

Вышел я из церкви как бы другим человеком, как бы окрещенный этой одухотворенной вечностью. На всем чувствуется росчерк прошедших времен. И вдруг на островерхой, неказистой такой башенке, венчающей церковь, вижу часы, и на них настоящее текущее время. Я даже глазам своим не поверил: десять часов семнадцать минут по утру. В голове моей как бы все перекувыркнулось — прошлое как бы обернулось настоящим, материализованным часами с текущим временем, настоящее как бы подернулось прошлым.

В кафедральном соборе Или, где мы на самом деле побывали; не просто побывали, а отстояли, вернее отсидели службу. Здесь впечатление каменной летописи веков еще сильнее. Просто ошеломляющее. Это поистине грандиозное творение: величественные, глубокие своды, разрисованные ликами святых и знатных людей прошлого. Великолепная кафедра, с которой служитель читает проповеди. Далее алтарь, по обе стороны которого амфитеатром расположены ряды стульев, на которых с одной стороны хористы — взрослые мужчины, с другой мальчики.

После каждой главы службы они поочередно или все вместе исполняют духовные песни, от которых то сжимается, то распрямляется душа.

Влево и вправо от главного кафедрального зала ведут коридоры, со стен которых свисают королевские и воин — ские знамена, означающие победы английского оружия сто, двести и тысячу лет назад. В том числе знамя легендарного короля Ричарда — Львиное Сердце. И даже знамена мятежного Уота Тайлера. Ветхие, вылинявшие от времени, — они поражают воображение. Невольно думается — может, вон то знамя с изображением льва в прыжке носил знаменосец легендарного короля. А вон то, может, реяло на авангардном корабле адмирала Нельсона, памятник которому вознесен на центральной Трафальгарской площади. А рядом с ним, может, знамя великого Оливера Кромвеля, казнившего королей. Как?то уживается здесь разнообразное прошлое. А я думаю о каменном «кладбище» в Москве на Крымском валу. Что?то вроде свалки, устроенной демократическим режимом за высоким выставочным залом. Там лежит на боку поверженный Сталин из красного мрамора, Дзержинский, Киров. Почти все вожди. С обезображенными ликами, отколотыми носами, руками, ногами. Там свалка памятников революционерам, сталеварам, спортсменам. Прямо на проходной дорожке скульптура рабочего в штанах гармошкой. Надо понимать, выставлен поближе для обозрения этакий неказистый представитель диктатуры пролетариата. Все это устроено с намеренной издевкой, нескрываемым пренебрежением и ненавистью. Дорвались пигмеи до власти, измываются теперь над теми, кто созидал великую державу. Растлевают современников, руша и растаскивая с жадностью гиен поверженную Отчизну; выставив на показ и посмешище все то, перед чем раньше трепетали подлой своей продажной душонкой.

Да, лежащий на боку мраморный Сталин не встанет и не пригвоздит своим испепеляющим взглядом рыжих глаз демократическую свору подонков. Но их ждет кара Господа Бога. Ибо грех незамолимый — глумиться над усопшими. Над памятниками творцов истории Человечества.

В храме Или я как бы душой прочел несколько страниц каменной летописи далеких времен. А вот в Вестминстерском аббатстве, называемом в народе собором Святого Петра, я весь погрузился в прошлое. Я кожей, каждой клеточкой своего существа прочувствовал дух целых тысячелетий. Именно здесь, под сводами этого чуда архитектуры и доброй человеческой памяти я и понял, что вижу воочию чудесное творение людей и читаю каменную летопись веков. Я испытывал состояние, подобное тому, когда читаешь книгу и не можешь оторваться. Когда ты во власти сопереживания и необоримого нетерпения узнать, а что же дальше? Когда ты не глазами скользишь по строчкам, а как бы душой считываешь, сглатываешь быстротекущие благозвучные мысли, касаясь трепетным сердцем чьей?то далекой жизни незнакомых тебе людей.

Вокруг Вестминстерского храма — чистый, веселый газон. На нем тут и там расселись группы молодых людей в нарочито упрощенных одеждах. Курят, пьют «пепси», распевают под гитару свои хипповые песни или просто беседуют. С видом как бы легкого помешательства. Надя мне сказала, что это туристы из разных стран. Что они «балдеют». У них нет денег даже на входной билет в храм, но они счастливы уже тем, что созерцают эти древние, досточтимые во всем мире камни, дышат этим воздухом.

Архитектура храма выдержана в готическом стиле. Фасад обильно украшен островерхими ажурными башнями и башенками, причудливыми высечками, окнами, орнаментом. Такие же башни по углам собора и вдоль здания. Многоцветные витражи…

Марк, почти молитвенно взирая на прекрасное строение, что?то сказал Наде. Она перевела мне:

— Здесь венчаются особы королевской семьи…

Над парадным входом высятся две главные, необыкновенной красоты башни. Надо глубоко запрокинуть голову, чтобы рассмотреть их. Внутри храма немного сумрачно и масса народу. Каменный пол до блеска отшлифован подошвами прихожан и туристов. На нем в траурных прямоугольниках то и дело попадаются надгробные эпитафии: под этими плитами покоятся светские и духовные знаменитости — Дж. Чосера, Исаака Ньютона, Чарльза Дарвина… На одной я прочел: «Эттли» — бывший премьер — министр Великобритании. Глаза то и дело снуют туда — сюда: то под своды храма, то по стенам, густо разукрашенным витражами и тесным рядом знаменитостей и святых; то под ноги, где покоится прах всемирно известных знаменитостей. Паганини!..

Из главного зала мы переходим в боковой. Идем по каменному коридору с тяжелыми дубовыми дверями по бокам. Это кельи. Здесь был монастырь, сохранен в первозданном виде. Здесь прохладно и такое чувство, будто мы в каменном мешке. На стенах картины, повествующие о монашеском житье — бытье. Вот жаровня, в ней горят дрова. Вокруг жаровни сидит братия — греются.

То и дело я ловлю себя на мысли, что сознание реаль

ности время от времени покидает меня. Мне усилием воли приходится возвращать себя в реальность. Но потом снова и снова я как бы проваливаюсь в некий иной мир. И только когда мы вышли во внутренний монастырский сад и прошли в его глубину, я вернулся в мир реальности. Я заметил, что мне не хочется говорить и даже думать. Мне хочется задержаться, побыть Там, чтобы понять нечто.

Надя, видя мою сладкую отрешенность, старалась меня разговорить, повторяя на разные лады, как ей хочется иметь в доме такие дубовые двери, как в монашеских кельях. Вот хочется ей, и все!

Марк жадно затягивался сигаретой: то ли наскучился без курева за долгое хождение по залам собора, то ли от волнения, охватившего его от виденного, от того же «прикосновения» к святой вечности. Девочки — Люся и Каролайн — оживленно резвились на лужайке, собирая цветы. Данни возбужденно бегал вокруг обширного куста бузины. А потом затеял шаркать подошвами по острым камешкам, которыми посыпана дорожка. Это его баловство и вернуло всех нас к реальности.

— Поцарапаешь ботинки! — сказала ему Надя.

Он продолжает свое. Тогда подключился Марк:

— Прекрати!

Он свое. Надя и Марк в один голос:

— Данни! Кому сказано?!

Ноль внимания. Тогда Марк взял его за руку и стащил с дорожки. Данни — в рев. Потом, как это бывает у него, — в истерику. А потом: ему стыдно, что повел себя плохо.

Мы немножко посердились на него, а потом посмеялись. И… помирились. Снова вошли в собор и проделали обратный путь к парадному входу. И снова я испытывал провалы сознания. Мгновениями я даже плохо, а то и совсем не понимал, кто я и где нахожусь: так завораживает атмосфера этой духовной Мекки. Снова требовалось усилие над собой, чтоб вернуться в реальность.

Вспоминая об этом своем состоянии в Вестминстерском аббатстве, я думал о том, насколько мудрыми были наши пращуры, оставляя в наследство нам эти каменные летописи. А потомкам всех прошедших времен хватило мудрости сохранить эти чудные творения, эти крепости духа. Поистине Божий промысел! Верность традициям, духовности предков не мешает англичанам идти в русле новых веяний цивилизации. Доказательство тому — Великобритания стоит в ряду самых развитых, культурных стран 10»

мира. Верность прошлому всегда была, есть и всегда будет самым современным качеством любого общества. Это камни в наш огород. Мы то строим, то рушим, то опять строим. И все потому, что живем не своим умом. Нас действительно водят от неудачи к неудаче согласно установке Катехизиса. А мы ушами хлопаем. Теперь, кажется, дошло до нас. Нынче мы понимаем, кто и почему подбивает нас рушить наши храмы. Залетные фраера, чтобы лишить русский народ исторической памяти, той вековой опоры, заложенной в храмы старательными нашими мудрыми предками; чтобы опошлить традиции, на которых покоится русская душа; похерить все национальное и навязать инородную культуру и привить некие интернациональные вкусы; чтобы превратить Россию в духовную пустыню, обесценить землю, а потом присвоить ее и чинить грязное ненасытное своекорыстие. И мы, как пластилиновый комок, позволяем лепить из нас иванов, не помнящих родства. Позволяем изгаляться над собой. Доколе?!

Россия — Великобритания — Россия.

Июль — август 1996 года.