Невский и Лиговка

Мы не случайно несколько раздвинули рамки своего повествования, указав на определенное сходство блатарей и обывателей в отношении к «шпионам» и «троцкистам». Дело в том, что в первоначальном своем виде песня «Марсель» рассказывала о «подвиге» вовсе не уголовника, а именно обывателя. Начиналась она словами —

Стою себе на месте,

Держу рукой карман, —

а куплета про «советскую малину», которая врагу сказала «Нет!», и вовсе не было. Как пишет Руфь Зернова в книге «Израиль и его окрестности» (1990), четверостишие про «малину» позднее дописал Александр Галич, и оно органично вошло в авторский текст. С тех пор песня и стала восприниматься как блатная.

А вот ряд других метаморфоз произошел с ней еще раньше. (К сожалению, у меня нет, так сказать, «классического» первоначального текста «Марселя». Он, по словам Георгия Ахилловича, сына А. Г. Левинтона, был опубликован единожды — в парижской газете «Русская мысль»). Но скорее всего, повествование о патриоте, задержавшем шпиона, ни к какому конкретному городу привязано не было. Об этом можно судить по мемуарам людей, знавших и Левинтона, и песню. Однако уже вскоре по возвращении Ахилла Григорьевича в Ленинград «Марсель» обрел огромную популярность — сначала в среде творческой интеллигенции, а оттуда уже — и в широких народных массах. Вспомним очерк Н. Королевой: «Песня пелась сначала в подлинно авторском варианте, потом — в народных переделках и дополнениях: “Стою себе на Невском…”»

Видимо, и Лиговки поначалу не было. В исполнении Владимира Высоцкого, например, куплет звучит так:

А я ему отвечаю: такие, мол, дела —

Последнюю малину забили мусора.

Между тем по всей России и поныне поют — «на Лиговке вчера» (Аркадий Северный, впрочем, умудрился вместо Лиговки вставить неведомую «Ризовку»). То есть песня в окончательном варианте стала не только «блатной», но еще и «блатной ленинградской»!

Правда, в тексте происходит постоянная борьба «краеведческого» и уголовного элементов. Так, питерский патриотизм требует в качестве зачина строку «Стою себе на Невском», а блатная традиция непременно склоняется к строкам:

Стою себе на стреме,

Держу в руке наган…

Но зато по поводу Лиговки разногласий не существует.

Упоминание Лиговки равным образом удовлетворяет и питерских жителей, и уголовный мир всей России. Дело в том, что она давно уже стала «визитной карточкой» блатного Питера. Собственно, такие районы есть практически в каждом крупном российском городе; были они и в городах СССР. А в Петербурге-Ленинграде нелестную славу уголовной «помойки» заслужила Лиговка. Долгое время этот район считался далекой и неустроенной окраиной Санкт-Петербурга. По воспоминаниям известного адвоката Анатолия Федоровича Кони, в середине XIX века сюда часто забегали волки. По трассе будущего Лиговского проспекта в 1718–1725 годах был прорыт двадцатикилометровый канал из речки Лиги (восходит к финскому «лика» — грязь, слякоть, лужа) для питания фонтанов Летнего сада. После наводнения 1777 года, когда фонтаны были разрушены, Лиговский канал утратил свое значение. За ним перестали следить, сюда стекались нечистоты, и канал превратился в источник зловония. В 1891 году он был загнан в канализационную трубу, а над ней проложили «Лиговские бульвары» — место скопления хулиганов, проституток, уголовной шпаны. Появляются устойчивые определения «лиговская шпана», «лиговский хулиган», «блядь лиговская», известные каждому жителю Северной столицы. Большая Лиговка стала признанным центром питерского криминала. Многие здешние обитатели чуть не с пеленок приобщались к уголовному миру. Практически любое питейное заведение являлось местом скупки краденого. Сюда же стекались беглецы из мест лишения свободы (как в Москве — в притоны Хитрова рынка).

В 20-е годы, уже в советское время, на Лиговке появляется знаменитое «Городское Общежитие Пролетариата» для приезжих крестьян и пролетариев, которое вскоре становится попросту притоном для хулиганов (подавляющее количество которых составляли именно люмпен-пролетарии) и откровенных бандитов. «Старорежимное» слово «гопник», обозначавшее бродягу и нищего, теперь стало названием бандита и хулигана. Появилось выражение «количество гопников измеряется в лигах», а среди жителей Ленинграда было принято спрашивать невоспитанных людей: «Вы что, на Лиговке живете?»

Нельзя сказать, чтобы власти не боролись с этим «рассадником заразы». Несколько болезненных ударов по лиговской шпане советские правоохранительные органы нанесли в 1926 году. Это было связано с борьбой против бандитизма, которая разворачивалась в стране. Первым сигналом стало так называемое «чубаровское дело» — уголовный процесс о групповом изнасиловании девушки, которое совершили 21 августа 1926 года молодые ленинградские рабочие в саду «Кооператор», расположенном на Лиговке, в районе Чубарова переулка. Подобные преступления в то время не являлись редкостью, особенно в рабочих кварталах. До 1926 года такие «шалости» карались строго, но не жестоко. Однако на этот раз парней обвинили в бандитизме, и семь участников изнасилования были приговорены к расстрелу (отметим, что пострадавшая осталась жива). Остальные получили сроки от 3 до 10 лет лишения свободы (для отбывания наказания «чубаровцы» были направлены на Соловецкие острова). Особый цинизм дела состоял, по мнению судей, в том, что потерпевшая была комсомолкой и готовилась поступать на рабфак! При этом любопытно отметить, что многие из 22 «бандитов» тоже были комсомольцами, а один — даже кандидатом в члены партии… Таким образом, был создан прецедент, позволявший любой криминал возводить в ранг политического преступления (или же бандитского, что в то время означало то же самое).

Более того: чтобы расстрелять хулиганов «по закону», обычная «хулиганская» статья 176 УК РСФСР была дополнена частью 3, санкцией которой стала «высшая мера социальной защиты» — расстрел. Интересно, что в период совершения «чубаровцами» преступления этой санкции не существовало: статья карала хулиганов принудительными работами или лишением свободы на срок до одного года.

В ноябре того же года сотрудники милиции совершили крупный налет на центр сборищ лиговской шпаны — трактир «Бристоль». Предварительно в ряды уголовников была внедрена агент уголовного розыска Мария Евдокимова, благодаря которой и удалось успешно провести операцию. В результате облавы пятеро бандитов были убиты, несколько десятков задержаны и осуждены (подробнее об этом мы рассказали в очерке о песне «Мурка»).

Некоторые исследователи склонны на этом основании утверждать, что бандитской Лиговке «был нанесен удар под дых». На самом деле существенного урона здешняя шпана не понесла. Достаточно сказать, что, по свидетельству историков, в ответ на расстрел «чубаровцев» в день вынесения приговора лиговские хулиганы и уголовники подожгли литейный и машиностроительный завод «Сан-Галли». Завод, между прочим, занимал площадь в три квартала; так что «устрашающий эффект» милицейских акций оказался не столь действенным.

В 30-е годы крупных уголовных группировок на Лиговке уже не наблюдалось, что связано с жесточайшей борьбой Советского государства, направленной на искоренение хулиганства. Хулиганов стали подводить под знаменитую «бандитскую» статью 59³ («пятьдесят девять гроб три»), введенную в 1926 году, и расстреливать пачками. Мгновенно на это реагирует «благородный воровской мир», объявляя хулиганов и бандитов изгоями.

Но «очаговое» хулиганство по-прежнему процветало как на Лиговке, так и по всему Ленинграду. То же самое можно сказать и о послевоенных годах. Недавно на страницах «Санкт-Петербургских ведомостей» питерские старожилы вспоминали, что в первые годы после войны на Лиговке повсюду существовали свои группировки, которые враждовали друг с другом. А про лиговскую шпану ходили легенды, среди подростков и молодежи в ходу был «криминальный романтизм».

Владимир Александрович Аверкин, вернувшийся из эвакуации в 1945 году, рассказал, что бандитское гнездо существовало на Волковском лютеранском кладбище. Местная шпана любила устраивать сходки в старинных склепах на этом кладбище, и милиционеры из 11-го отделения устраивали там массовые облавы. Обиталищем лиговской шпаны был и знаменитый «Воронежский садик».

В. Аверкин пишет: «Мы были нормальными мальчишками… И только некоторые из нас, действительно, были связаны с ворами и грабителями, — от них и гуляли все эти рассказы о «рыцарях подворотни», а мы и рады были развесить уши. А то, что дрались, — было такое, но в основном после танцев. Туда приходили, как правило, уже в подпитии, поскольку ларьков, где продавали пиво, было очень много. Но главное зло шло от водки. А в результате — драки и поножовщина. Что было — то было».

Правда, он же оговаривается: «Но тогда вопросами воспитания молодежи занимались очень серьезно. Я учился на курсах юных железнодорожников, потом переключился на футбол. В Московском районе был прекрасный дом пионеров — там зимой устраивали клуб юных моряков, учили азбуке передачи сигналов флажками. Летом при школах организовывали городские пионерские лагеря».

Послевоенная Лиговка понемногу теряла свои позиции. А в 1952 году в довершение всего Лиговская улица была переименована в Сталинградский проспект. Правда, через четыре года историческое название вернули, но при этом улица так и осталась проспектом.

Однако не будем забывать, что в песне «Марсель» речь идет именно о довоенной Лиговке. И утверждение о том, что в то время «последнюю малину завалили мусора» — мягко скажем, сильно преувеличено.

К слову сказать, дурная слава за Лиговкой закрепилась и доныне. Вот, например, цитата из газетной информации Святослава Тимченко «Шпана с коричневым оттенком» («Независимая газета» от 16 ноября 2005 года):

«На оживленном месте — пересечении Невского и Лиговского проспектов — одного студента зарезали, а другого тяжело ранили… После участия в пикете против национализма и неофашизма, который проходил неподалеку, ребята направлялись в книжный магазин. Здесь на них и налетела стая подростков, вооруженных ножами. Все происходило на виду у сотен оторопевших прохожих.

“Одно слово — «Лиговка». Как была бандитским районом со времен Леньки Пантелеева, так и осталась, — говорит мне участковый уполномоченный 76-го отдела милиции Александр Шаповалов. — С участком мне, прямо скажем, не повезло, — сетует майор. — «Лиговка» славилась своей шпаной и своими закоулками с незапамятных времен. Прямо в пикете неподалеку от нас недавно зарезали милиционера, забрав у него пистолет. Но это сделали «свои» матерые уголовники. В геометрической прогрессии им на смену подрастает такая шпана, от которой никому покоя не будет”».

Так что до облавы на «последнюю малину» нам еще жить да жить…