Споры вокруг приоритета

История споров вокруг водочного приоритета подробно изложена Похлебкиным во вступлении к книге. Приведу несколько цитат оттуда.

Публикуемая работа — «История водки» — первоначально не предназначалась для печати и тем более никогда не мыслилась как некая занимательная «история пьянства» для развлекательного чтения. Это научно-исследовательская работа, посвященная выяснению конкретного, «узкого» и притом чисто исторического вопроса: когда началось производство водки в России и было ли оно начато раньше или позже, чем в других странах?

…Вопрос этот никогда, на протяжении последних двух столетий, не возникал, да, по-видимому, и впредь не возник бы ни у кого, если бы не приобрел неожиданно осенью 1977 года государственное значение.

Именно в это время на Западе было спровоцировано «дело» о приоритете в изготовлении водки, причем приоритет Союза ССР оспаривался, и ряд марок советской водки был подвергнут на внешних рынках бойкоту и дискриминации. Одновременно создалась угроза лишить В/О «Союзплодоимпорт» права продавать и рекламировать этот товар как «водку», поскольку ряд американских фирм стал претендовать на преимущественное право использовать наименование «водка» только для своего товара на том основании, что они якобы начали производство раньше, чем советские фирмы.

Первоначально эти претензии не были восприняты серьезно советскими внешнеторговыми организациями, ибо иностранные фирмы-конкуренты указывали, что производство водки в СССР было начато после 26 августа 1923 года согласно декрету ЦИК и СНК СССР, а у них якобы гораздо ранее — в 1918–1921 годах.[19]

Но хотя Советское правительство действительно начиная с декабря 1917 года запретило производство водки на территории РСФСР и не возобновляло его фактически до 1924 года, то есть шесть лет, все же весьма несложно было юридически и исторически доказать, что, во-первых, Советское правительство просто продлило запрет предшествующих царского и Временного правительств на производство и торговлю спиртоводочными изделиями в период Первой мировой войны, так что юридически речь шла лишь о подтверждении действовавшего ранее государственного постановления о временном запрете на водку, а во-вторых, это доказывало лишь преемственность государственной монополии и ее права приостанавливать, прерывать и возобновлять производство по собственному желанию, вследствие чего дата 26 августа 1923 года вовсе не имела никакого отношения к началу производства водки в СССР и к вопросу о приоритете пользования оригинальным наименованием товара «водка», поскольку это наименование возникло не с возобновлением производства после 1923 года, а в связи с изобретением водки в России в эпоху средневековья. Отсюда следовало, что страны, претендующие на исключительное употребление оригинального названия «водка» на их территориях, должны были представить убедительные данные, подтверждающие ту или иную дату первоначального изобретения водки на их территории.

Но, во-первых, никакого «изобретения водки в России в эпоху средневековья» не было — это домысел Похлебкина, который он так и не смог доказать в своей книге. Во-вторых, в период начала второй половины XV века (к которому кулинар относит якобы «изобретение водки в России») — не было и никакой России. Московия была улусом Орды, бесправной частью иного государства.

«Московское государство», как его фантастически именуют иные историки, на самом деле в ту пору не обладало ни одним признаком государственности: Москва не имела своей власти (ярлык на княжение давала Орда), не имела своей армии (войска Московии являлись частью армии Орды и воевали за Орду), не имела своей валюты (на монетах чеканились имена правителей Орды) и т. д. Называть Орду «Россией» — это юридически такая же нелепица, как заявлять, что Иван Грозный правил СССР. Но суть не в этом.

Уже здесь, в первых абзацах книги, Похлебкин лжет:

…юридически речь шла лишь о подтверждении действовавшего ранее государственного постановления о временном запрете на водку… это доказывало лишь преемственность государственной монополии.

На самом деле СССР не имел к Российской империи абсолютно никакого отношения, ибо был создан через 6 лет после ее краха и являлся временным СОЮЗОМ независимых национальных государств. Юридическим наследником Российской империи могла быть только ОДНА РСФСР, но правительство Ленина официально заявило, что не является наследницей царской России (не платит по ее долгам, не следует подписанным ею договорам и обязательствам). Таким образом, и в этих вопросах не может быть и речи о какой-то «юридически преемственности».

Замечу, что точно так в СССР и в нынешней РФ демагоги пытаются оправдать агрессии в ХХ веке против бывших колоний царизма в Европе: мол, мы имеем на них права, потому что они входили в состав царской России. Никаких прав на них ни РСФСР, ни СССР, ни РФ не имеет — ибо, повторяю, правительство Ленина официально заявило, что РСФСР не является страной-наследницей Российской империи.

В данном вопросе патентного права и приоритетов РСФСР от казалась ПОЛНОСТЬЮ от существовавшей системы приоритетов царской России и стала С НУЛЯ отсчитывать свое новое патентное право и приоритеты. Но если РСФСР считает себя государством, рожденным только в 1917 году и юридически ничем не связанным с царской Россией, — то зачем же избирательно выуживать только приоритеты в водке, от которых сама РСФСР и отказалась? С юридической точки зрения водочные предприятия бывших русских фабрикантов, бежавших из РСФСР, единственно и обладают приоритетом.

Далее автор пишет о «второй атаке», последовавшей уже со стороны Польши:

Между тем государственная водочная монополия ПНР утверждала, что в Польше, то есть на государственной территории бывших Королевства Польского, Великого Герцогства Литовского и Речи Посполитой, включающих Великую и Малую Польшу, Мазовию, Куявию, Померанию, Галицию, Волынь, Подолию и Украину с Запорожской Сечью, водка была изобретена и производилась раньше, чем в Российской империи, или соответственно в Русском и Московском государстве, что в силу этого право продавать и рекламировать на внешних рынках под именем «водки» свой товар должна была получить лишь Польша, производящая «Вудку выборову» («Wodka wyborowa»), «Кристалл» и другие марки водки, в то время как «Московская особая», «Столичная», а также «Крепкая», «Русская», «Лимонная»», «Пшеничная», «Посольская», «Сибирская», «Кубанская» и «Юбилейная» водки, поступавшие на мировой рынок, теряли право именоваться «водками» и должны были искать себе новое название для рекламирования.

Уровень исторических знаний Похлебкина виден уже во вступлении: Великое Княжество Литовское он называет «Великим Герцогством Литовским», интересно узнать — какие герцоги тут правили? Видимо, автор здесь использовал плохо переведенный польский источник (который ему пере дали в В/О «Союзплодоимпорт»), ибо только в Польше и в Беларуси знают, что ВКЛ — это и есть Беларусь, поэтому тут среди Волыни, Подолья и Украины не названа Беларусь.

Зато далее на всем протяжении книги у Похлебкина белорусы и литвины — это «два разных на рода», и так же фигурируют отдельно как территориальные субъекты средневековья «Белоруссия» и ВКЛ, хотя Беларусь и ВКЛ — фактически синонимы, а речь везде идет о том же самом народе, о прадедах белорусов. Ибо литвинами в прошлом и называли белорусов, а народа белорусов в период ВКЛ вообще не существовало — чего Похлебкин не знает. Но он при этом народ московитов запросто именует «русскими» или «россиянами»: мол, в Орде жил российский народ. Равно мог бы написать, что в Орде жил советский народ.

Первоначально в В/О «Союзплодоимпорт» этой угрозе не придали серьезного значения, ибо казалось совершенно нелепым, что дружественная Польша предъявляет подобное парадоксальное требование. Это выглядело злой шуткой, поскольку на Смоленско-Сенной были уверены, что о старинном производстве водки в России «весь мир знает» и поэтому русская водка не может вот так, вдруг, лишиться своего исторического, народного национального названия по прихоти неожиданно закапризничавшего «пана союзника».

Но законы мирового капиталистического рынка суровы: они не принимают во внимание не только эмоции, но и традиции. Они требуют чисто формального, документального или иного правового и исторически убедительного доказательства, устанавливающего ту или иную дату изобретения, первого вывоза (экспорта) или производства товара, дату, дающую право определить приоритет того или иного собственника на данное изобретение или производство.

…К тому же западноевропейские прецеденты на этот счет были совершенно однозначны. Производство всех европейских видов крепких спиртных напитков имело фиксированную первоначальную дату: 1334 год — коньяк, 1485 — английские джин и виски, 1490–1494 — шотландское виски, 1520–1522 годы — немецкий брантвайн (шнапс).

Таким образом, считалось, что нет причин делать исключение для водки: дата ее изобретения должна быть представлена и СССР и Польшей, и вполне вероятно, что и в этом случае можно будет наблюдать такое же расхождение в датах, как и в случае с английским и шотландским виски, что и даст возможность установить приоритет той или иной стороны.

…вопрос представлялся лишь делом техники и какого-то времени. Однако, когда по истечении полугодовых поисков оказалось, что не только даты начала производства водки, но и сколь-нибудь серьезной литературы по истории водки не существует вообще и что сведений об изобретении водки невозможно обнаружить даже в государственных архивах, поскольку нет достоверных документов о том, когда же началось винокурение в России, тогда наконец увидели, что вопрос этот исключительно сложен, что он не может быть решен чисто внутренними силами Министерства внешней торговли, аппаратным путем и что необходимо, видимо, обратиться к специалистам как в области истории России, так и в области спиртоводочной промышленности.

Исходя из этого, В/О «Союзплодоимпорт» обратилось в два головных НИИ: в Институт истории Академии наук СССР и во ВНИИ продуктов брожения Главспирта Минпищепрома СССР с просьбой составить исторические справки по данному вопросу. Однако оба исследовательских института ответили отписками, после чего последовало обращение к автору настоящей работы.

К весне 1979 года Похлебкин написал свой опус, от которого открестились все советские историки — дабы не замарать свое ученое имя такими фантазиями и фальсификациями.