На смерть Трахтенберга, великого и ужасного О природе русского юмора – то, что рассказывал при жизни Роман Трахтенберг

На смерть Трахтенберга, великого и ужасного

О природе русского юмора – то, что рассказывал при жизни Роман Трахтенберг

http://www.podst.ru/posts/3657/

Внезапная смерть Романа Трахтенберга – в 41 год, в прямом эфире радио «Маяк» – поставила в неловкое положение и тех, кто знает, что нельзя смеяться на похоронах, и тех, считал Трахтенберга похабником, которому не место в эфире.

Между тем Рома не был ни первым, ни вторым.

Он стал Трахтенбергом-известным-всем, то есть Великим и Ужасным, Знающим-Все-Анекдоты-Мира, когда на зеленом лугу жизни, пафосно выражаясь, гарцевали лошадки, оборвавшие узду советского стойлового содержания. Я помню то время. 90-е едва перевалили за половину. Петербург каждый второй еще звал Ленинградом. В витрине пятиэтажки на Черной речке выставили клетку с макетом мускулатуры голого мужика, между бедренных мышц был засунут детский рожок, над мужиком была надпись «Каждому – свое», и это было кабаре «Хали-Гали». Там Трахтенберг проводил чемпионат по экстремальным шашкам; вместо шашек – рюмки с водкой и коньяком, Трахтенберг комментировал на языке, что называется, телесного низа, девушки из хороших семей визжали от восторга, кто-то из случайных кривился: «Мне это не нравится». «Нравится – не нравится, а президент поправится», – мгновенно реагировал Трахтенберг. Это было время бесконечных болезней Ельцина, а в «Хали-Гали» шампанское разливали из самовара и водку из чайника, официантки были в цветных париках и немецких касках, и ветераны требовали закопать Трахтенберга живьем. В кабаре валила публика трех сортов: бандиты, богема и прилетевшие из Москвы свежекупленными самолетами олигархи.

Трахтенберг и правда не был скабрезником, несущим со сцены непристойности. Он был кандидатом наук и культурологом, знающим цену эффекта от сдвинутых с места смыслов – это и есть цена смеха. Он говорил, что похабщина – это русское чувство юмора: вот евреи смеются надо всем, даже терактами, иначе сойдешь с ума. А русские смеются не надо всем, но все русские шутки – ниже пояса. Трахтенберг и был русским анекдотом, когда бы анекдот ожил и сказал вслух все, что думает о тех, кто над ним хохочет.

Вне сцены Трахтенберг был грустным, даже занудным человеком. Мог долго говорить о пустяковом долге. Страдал оттого, что сначала его не любили, потому что он рыжий, толстый, некрасивый – а потом потому, что любили только за то, что известен. А он читал книжки, был доверчиво нежен и возмущался тем, что происходит в стране. Классический паяц с грустными глазами из кабаре. Такие кабаре маркируют концы эпох. Просто тогда думали, что это конец СССР, а оказалось, что конец короткой эпохи свободы.

В общем, зеленый луг застроили элитными домами. Кто бы мог подумать, что Трахтенберг умрет от кардиошока в эфире государственной радиостанции, где он официально будет называться anchor-man – якорем, удерживающим аудиторию. А когда-то этот якорь знавал другие воды. В 2004-м, отвечая на вопрос интервью, чего он боится увидеть, выходя на улицу, Трахтенберг ответил, что ничего не боится, что к смерти готов. А на вопрос: «Чем ты будешь заниматься через 20 лет?» ответил, цитирую: «По всей видимости, такие, как я, долго не живут».

Трахтенберга будет не хватать. И ушедшей эпохи тоже.

1 декабря 2009