ГЛАВА VII ПЕРСПЕКТИВЫ ФОРМИРОВАНИЯ НОВОЙ РЕЗЕРВНОЙ ВАЛЮТЫ И ИНТЕРЕСЫ РОССИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА VII

ПЕРСПЕКТИВЫ ФОРМИРОВАНИЯ НОВОЙ РЕЗЕРВНОЙ ВАЛЮТЫ И ИНТЕРЕСЫ РОССИИ

Видимо, деньги были всегда. Во всяком случае, еще задолго до того, как человек научился писать и читать, он уже использовал в качестве эквивалента стоимости беличьи шкурки, цветные ракушки, кусочки желтого металла, выносимые реками на песчаные отмели. Однако подавляющую часть своей долгой истории деньги были связаны со стоимостью товаров, имуществ, благ — то есть были лишь эквивалентом чего-то, обладавшего качеством. Чем были сами по себе деньги в эпоху Крестовых походов, Великого Рима или строительства пирамид? Лишь знаками вещей, расчетными единицами при обмене товаров. Владелец титула и замка, трона и королевства, дома и лавки, плуга и куска земли — все они были собственниками вещей, недвижимого и движимого имущества. Никто не говорил о ком-то: "он стоит миллион". Даже ростовщик воспринимался не как владелец денег, а лишь как человек, предоставляющий некие, не очень почтенные услуги.

Это была эпоха качества. Единый эквивалент стоимости лишь медленно формировался в ее недрах, а реальные ценности можно сказать, никак не сравнивались, обладая своими уникальными качествами: дом был домом, замок — замком, рукопись — рукописью. Да, поместье могло приносить большой или маленький доход, как и лавка, и участок земли. Но никому не приходило в голову считать умершего в нищете Достоевского менее значительным литератором, чем владельца доходных домов камергера Тютчева, равно никогда не сравнивалась Россия и Голландия из расчета ВНП, да еще на душу населения. А исход столкновения наиболее богатой и развитой страны раннего средневековья Византийской империи с дикой и абсолютно экономически неразвитой Русью князя Святослава ни в коей мере не определялся показателем ВВП и производительностью труда крестьянина-смерда в сравнении с ромеем. В общем, Запад есть Запад, Восток есть Восток.

Лишь прошлый, ХХ век дал иное, качественное изменение денежного эквивалента. Если можно так сказать, нечто, по определению лишенное качественных характеристик, приобрело свое собственное качество. Качество всеобщего эквивалента.

Разумеется, все началось не в ХХ веке, и на протяжении всего столетия это новое явление цивилизационного масштаба проявлялось не одновременно и не повсеместно. И тем более не бесконфликтно. В романе Буало-Нарсежака, где описываются отношения французов из метрополии с французами из колоний, есть фрагмент, удивительно точно описывающий этот цивилизационный водораздел: "…там это слово означает совсем не то же самое, что здесь. Деньги приходят, уходят… Главное, чтобы на своем пути они давали удовольствие, ощущение могущества… Хеллер зарабатывал столько, сколько хотел. Когда он умер, у него практически уже ничего не было". Сравним это с недавним сообщением "Sunday Times" о доходах Пола Маккартни: "За минувший год экс-битл Пол Маккартни заработал 175 миллионов фунтов стерлингов. Теперь его состояние составляет 750 миллионов фунтов стерлингов, или чуть больше миллиарда долларов. По прогнозам наблюдателей, в наступившем году Маккартни значительно приумножит свои сбережения, получив доходы от продаж сборника "Beatls 1". То есть никого не интересует, что он там напишет и насочиняет, а вот миллиард — это круто. Обратим внимание, интерес автора газеты прикован не к творчеству музыканта, а лишь к выраженной в долларах материальной составляющей этого успеха. В принципе, Маккартни мог и не писать вообще никакой музыки, а торговать зерном — успех его у автора "Sunday Times" был бы пропорционален заработанному: "Огромная сумма доходов за прошлый год сложилась, во-первых, из доходов от выпуска альбома лучших хитов "Битлз", и во-вторых, из стоимости наследства, оставленного покойной женой Маккартни — Линдой. Пол вступил в права наследства только в этом году". Наследство Линды — это главным образом компания по производству и торговле продуктами питания для вегетарианцев, так что пассаж с торговлей зерном — не натяжка. Журналиста и его читателей не волнует содержание песен, а лишь кошелек звезды. Но главное — вот: "Остается добавить, — пишет "Sunday Times", — что Пол Маккартни вдвое богаче королевы Елизаветы, чье состояние оценивается лишь в 480 миллионов долларов". То есть казавшееся немыслимым сравнение королевств или талантов достигло к концу столетия некоего апофеоза — музыкант оценивается вдвое выше королевы Великобритании.

Никого не удивляет сегодня, что творческий успех оценивается словом "бестселлер", то есть наибольшей продаваемостью книги, диска, картины. Рейтинг ученого или общественного деятеля также оценивается величиной и статусом денежной премии. Та же "Sunday Times" откровенно пишет, что "наивысшим достижением Пола Маккартни за последние годы является номинация на "Грэмми". Моцарт, никогда не номинировавшийся на "Грэмми", уже просто и рядом не сидел. Пожалуй, только Библия еще не рейтингуется по объемам продаж, но лишь в силу того, что ее коммерческий успех признается за Абсолют. Что говорить о доме, в цене которого учитывается не просто местоположение, но и вид из окна, и масса, казалось бы, нематериальных особенностей сугубо индивидуального человеческого жилья. Страна, в которой вы живете, тоже давно обсчитана и измерена. В принципе, любовь к отеческим гробам вполне исчисляема в той системе координат, которая сложилась сегодня в мире. Появились даже более ликвидные и почти неликвидные страны вроде Афганистана или Таджикистана.

Особенно очевидным это всеобщее качество денег стало после фактического признания свойства единого всеобщего эквивалента за американским долларом, который весь мир, несмотря на наличие национальных валют с аналогичным названием, зовет просто долларом. Да разве может быть еще какой-то доллар?

Заметим, 15 лет назад все это было совсем не очевидно, поскольку существовала система, называвшаяся условно "вторым миром", где качество денег было иным, а говорить об абсолютизации доллара было, мягко говоря, неверно.

Безусловно, в сравнении с долларом, пережившим эволюцию от эквивалента товара до всеобщего эквивалента качества, советский рубль был не вполне деньгами, на что справедливо, хотя и несколько тенденциозно, указывали популярные экономисты эпохи ранней перестройки и гласности. Советский рубль продолжал оставаться платежным средством, не претендуя ни на что большее. С ним не производилось никаких операций на фондовой и валютном рынках, спекуляция как таковая была уголовным преступлением. В начале и середине месяца предприятия получали в банке деньги строго под зарплату, туда же стекалась наличность из торговой сети. Безналичные средства также существовали параллельно с товарами и услугами, ни на шаг не отходя от реального массопереноса в народном хозяйстве. И уж конечно, в извечном, сугубо качественном по сути, споре физиков и лириков бухгалтера вообще не участвовали.

Безусловно, кредитно-финансовая сфера в СССР была несколько патриархальна, но рубль был реально обеспечен продукцией реального сектора экономики. Да и был ли возможен в народном хозяйстве какой-либо сектор, кроме реального? Однако существование "второго мира" не было классическим отставанием от "майнстрим" мирового развития. Недоразвитие, а точнее — недопущение переразвития в секторе обращения, недопущение формирования виртуального сектора экономики привело к иному типу развития общества, иному ценностному содержанию жизни этого общества. Кроме ставших уже общим местом "ракет и балета", была создана система, при которой только реальный труд засчитывался за что-то серьезное, а паразитические по сути занятия не только не приветствовались, а уголовно преследовались и практически отсутствовали. В итоге в СССР была отстроена и неплохо работала народнохозяйственная система, реальная стоимость которой западными специалистами оценивалась в 55–60 % американской экономики. Экономика Советского Союза была больше, чем экономика Китая, Японии и Германии. Естественно, долларизация этого огромного массива ценностей должна была стать акцией, сопоставимой с колонизацией Нового Света испанцами XVI века.

Собственно, как было можно оценить в долларах то, на что существовавших на тот момент долларов могло запросто не хватить?

Как оказалось, решение задачи проистекало из реальности рубля — все основные фонды СССР были давно и абсолютно точно исчислены в рублях. Таким образом, необходимо было решить две задачи, а именно: 1) обесценить рубль и 2) оторвать его от системы реальных ценностей.

Именно после выполнения этих первичных задач, по сути, представлявших собой, как будет показано ниже, единое действие, можно было ставить речь о переоценке основных фондов в долларах — единственно устойчивой валюте на территории бывшего СССР, а затем о приобретении за доллары же (или за рубли, перечисленные на доллары) этих основных фондов.

При этом основной целью была, пожалуй, не скупка за бесценок основных национальных богатств "второго мира" и даже не демонтаж "системы социализма", с которой развитые капиталистические страны прекрасно уживались и весьма выгодно взаимодействовали. Речь шла скорее о переносе собственных проблем на территорию стратегического противника. Или, если угодно, о приобретении нового качественного обеспечения мировой валюты, к тому времени слишком оторвавшейся уже от реального сектора.

На финал мировой эмиссионный центр в лице Федеральной резервной системы США получал возможность дополнительной эмиссии под обеспечение ресурсами, высвободившимися от необходимости обеспечивать рубль. И надо сказать, эта эмиссия, видимо, была весьма значительна, поскольку при ВНП 33900 долларов на душу населения в год, США имеют весьма напряженную структура всего ВНП: лишь 2 % — это сельское хозяйство, 18 % — промышленность и 80 % — сфера обслуживания! (World Factbook/2000 г.) При таком объеме непроизводственного сектора вопрос с обеспечением мировой валюты, каковой является доллар, должен стоять необычайно остро. И затяжной кризис в России на время снял эту проблему. Но снял не окончательно, а лишь отложил.

Собственно уже в 1991–1992 гг. в России начала формироваться система отраслевых банков, которые, оперируя исключительно рублевыми ресурсами, начали политику выведения оборотных средств предприятий и отраслей. Начали отстраиваться робкие начатки системы валютных спекуляций. В результате деньги, ранее жестко привязанные к производству и потреблению реальных благ населением, начали жить своей жизнью, а производство практически полностью лишилось денежных ресурсов на обновление основных фондов, что запустило процесс из обесценивания под последующую почти дармовую приватизацию.

В 1992 году был запущен и процесс девальвации рубля, позволявший в том числе, исключительно за счет перевода рублей в доллары, а потом обратно получать банкам на один рубль прибыли к концу финансового года. Таким образом, в стране начали накапливаться денежные средства для последующей приватизации. Естественно, средства эти накапливались в долларах, поскольку постоянно девальвирующийся рубль из платежного средства превратился в инструмент для валютных спекуляций, потеряв всякую привязку к качеству. Впрочем, он сохранял одну очень важную и все еще качественную характеристику — основные фонды предприятий все еще были оценены в рублях, причем доинфляционных.

Благодаря нарастающему разрыву между реальным сектором, по-прежнему исчисляющим свои показатели в рублях и обращением рубля в сфере, не включающей в себя производство, складывались ситуации, подобные описанным в монографии А.К.Ляско "Бартер в России: теория и практика": "В конце 1997 года Межведомственная балансовая комиссия проанализировала финансовую отчетность 210 крупных предприятий промышленности и транспорта, имевших наибольшую задолженность перед бюджетной системой. За период, охватывающий 1996 и 1 полугодие 1997 года, суммарная валовая выручка обследованных предприятий (поступления от реализации, включая косвенные налоги, а также от внереализационных операций) составила 319,3 трлн. неденоминированных рублей, из которых на денежную компоненту пришлось только 27 % (87,4 трлн. рублей). в то же время текущие требования по оплате труда, уплате налогов и отчислений во внебюджетные фонды (не включая накопленную задолженность, пени и штрафы) в совокупности составили 107,6 трлн. рублей. Таким образом, сумма требований работников и бюджета превышала денежный ресурс предприятий даже без учета задолженности перед поставщиками и прочими кредиторами. Другими словами, затраты предприятий находились на таком высоком уровне, что денежная выручка не покрывала даже части их производственных издержек".

Получалось, что жизнь производства, по-прежнему нормированная в рублях, стала идти как-то независимо от жизни денежных потоков. Идеологами реформ того периода предполагалось, что место рубля, оторванного от реальных материальных ценностей, от качественного содержания экономической жизни, займет доллар, по сути, столь же оторванный от реальной экономики в стране своего происхождения, но способный приобрести качественное наполнение, внедрившись в иную экономическую систему. Так же, видимо, планировалось, что оценка стоимостей, произведенная в рублях и трансформированная в доллар по рыночному курсу приведет к стабилизации мировой валюты на эту самую расчетную величину, исходя из которой и производилась "долларизация" экономики бывшего СССР. На практике получилось несколько иначе.

На формирующееся по своим, пока еще до конца не понятым закономерностям, российском рынке, в полном объеме проявился бартер, своего рода обмен качества на качество, без участия денежного эквивалента, что резко снизило ожидаемую емкость российского рынка для проникновения доллара. Ведь если на так называемых "сложившихся" рынках прямой товарообмен все же ведется приблизительно в ценовых соотношениях рынка денежного, то есть товар меняется на товар, но оба они имеют устойчивую цену, то на российском рынке, ввиду отсутствия сложившихся цен, движение товаров и услуг оказалось просто вне зоны действия как рубля, так и доллара. Надо сказать, при этом, что, например, в 1992 году доходность каждого доллара, вложенного в бартерный обмен на американском рынке, составляло от 10 до 15 %, то есть имела место небольшая "дедолларизация" американской экономики. Что же говорить о российской последнего десятилетия?

Какова доля бартера в отечественном товарообмене? А никто не знает. То же А.К.Ляско приводит в своем монографии следующую картину: "Экспертные оценки доли бартерных обменов в общем объеме сделок в российской экономике существенно расходятся между собой. Так, по различным оценкам, в 1996 году бартер охватывал от 34 до 80 общего оборота промышленных ресурсов. Подобный разброс может быть объяснен смешением бартера с другими видами неденежных расчетов. После того, как в 1997 году опросы Центра экономической конъюнктуры стали подразделять два вида бартера — простой натуральный обмен и бартер, относящийся к клиринговым схемам, — оказалось, что клиринг составляет 4/5 бартерных трансакций между промышленными предприятиями. Вместе с тем опросы "Российского экономического барометра", проводившиеся в начале 1998 года, выявили, что на долю бартера, осуществляемого без финансовых потоков, приходилось 62 % от общего объема бартерных сделок, в то время как бартер, сопровождавшийся финансовыми перечислениями, наблюдался только в 38 % случаев. Очевидное несовпадение данных: 38 % и 80 %,- можно объяснить значительным объемом двустороннего клиринга, то есть зачета встречных финансовых требований, возникающих между двумя предприятиями, который производится без использования денег. Однако в целом эти расхождения иллюстрируют сложность проблемы вычленения бартера из общего ряда неденежных обменов". Но поскольку перед нами не стоит задача исследовать бартер как таковой, а лишь более-менее ясно оценить степень обменов "качества на качество" без участия денег, картина вырисовывается весьма ясная. До 80 % ожидаемых объемов сделок на российском рынке прошли мимо доллара. Но в расчетной величине потребности российской экономики в американской валюте эти данные учтены скорее всего не были. Да просто не могли быть учтены.

Тем временем 1991 году к бартеру прибегали 60 % промышленных предприятий, на его долю приходилось 12 % объема поставляемых ресурсов. После того, как было отменено регулирование большинства цен и тарифов, характер и масштабы использования бартера изменились, но отнюдь не в пользу денежных расчетов. По данным "Российского экономического барометра", в 1992 году доля бартера прошла через минимум (4 %), а с весны 1993 года наблюдалась отчетливая тенденция к росту его присутствия в экономике. По данным опроса на основе выборки "Российского экономического барометра", проводившегося в рамках проекта Министерства экономики "Мониторинг состояния и поведения предприятий", в 1995 году для решения проблем снабжения к бартеру прибегали 62 % предприятий. Согласно данным РЭБ, доля бартерных обменов в экономике возросла с 6 % в 1992 году до 51 % по итогам 1998 года, причем темпы ее роста в этот период не обнаруживали никаких признаков замедления, после же кризиса, выпавшего на осень этого года, даже умозрительно, не прибегая к экспертным оценкам, можно видеть еще большее увеличение доли бартерных операций.

Весной 1997 года у трети предприятий доля бартера в продажах составляла от 30 до 70 % и еще у трети — свыше 70 %. Наиболее широкое применение бартера отмечалось в химии и нефтехимии (42 %) и в промышленности стройматериалов (38 %), далее следовали машиностроение (34 %), лесная и легкая промышленность (по 33 %) и пищевая индустрия (19 %). Обе группы данных наглядно показывают, как постепенно нарастающая неликвидность выпускаемой продукции заставляет производителей увеличивать долю бартерных сделок в общем объеме продаж.

То есть те отрасли, где навстречу выведению из оборота денежных ресурсов предприятий шло обесценивание основных фондов как за счет инфляционных механизмов, так и за счет физического износа необновляемых производственных мощностей, в массовом порядке выводили свои обороты не просто из рублей системы (что как бы планировалось с целью дальнейшего де-факто замещения рубля долларом), но вообще уходили от денежного обращения.

Эта ситуация не сказалась видимым образом на ходе и итогах приватизации. Скорее даже она облегчила приватизационные процессы, поскольку таким образом были сняты вопросы о том, почему предприятия продаются по цене, значительно ниже из собственных годовых балансов. Но поскольку расчеты между предприятиями велись в неденежной форме, балансы были достаточно мизерны для такого рода неудобных вопросов.

Ловушка оказалась в другом — приватизированные предприятия совсем даже не становились автоматически субъектами товарно-денежных отношений, аналогичных принятым в Северной Америке или Западной Европе. Приватизированные, они так и остались с теми же мизерными оборотами, какими располагали до приватизации. Более того, кризис 1998 года даже снизил эти обороты в денежном выражении. Таким образом денежная емкость российского рынка оказалась никоим образом не сопоставима с емкостью советского внутреннего рынка, в качественном измерении, повторим, оценивавшегося более, чем в половину американского. Годовой бюджет Российской Федерации, исчисленный в долларах по курсу Центрального банка, оказывается примерно в 50 раз меньше, чем бюджет США, доходы которого переваливают за 1700 миллиардов долларов. Разумеется, такая мизерная экономика не может сколь-нибудь существенно, качественно изменить ситуацию с обеспечением доллара.

Мы пришли к тому, что крушение системы "второго мира", как казалось, способное освежить и насытить новым качеством "первый мир", оказалось почти совсем бесполезно для стабилизации доллара, а с ним — и всей экономической системы Запада. Но эта ситуация начала менять качество самого доллара, то есть он сам, будучи количественной величиной, начал в силу своей всеобщности, всемирности, парадоксальным образом обретать некое качество — качество самой "вещной вещи".

Как уже говорилось выше, доллар стал мерилом всего, даже тех вещей, которые еще сто лет назад, казалось, никак не могли быть исчислены: талант, творчество, успех, красота и масса других понятий, свойственных человеческой культуре, и казалось бы, никак не связанных с деньгами, обрели благодаря всеобщему проникновению рынка свою цену, свой денежный эквивалент. Тем самым, стало возможно вообще не обладать никакими качествами, а лишь их количественным выражение для того, чтобы иметь успех — причем успех столь же универсальный, как и сама денежная единица в "дивном новом мире".

Это значит, что обеспечением доллара становится буквально все: песни "Битлз", рассвет над Кремлем, великая американская мечта, — все, вплоть до шелеста осенних листьев. Долго ли продержится мировая валюта на таком "обеспечении"?

Современный мир не может уже обходиться без интегрирующего начала, без единого эквивалента качества-количества, и вернуться в патриархальный ХХ век с его национальными валютами, автаркичными экономиками и делением мира на множество систем. Доллар, потеряв 20-30-40 % своей покупательной способности и упав вдвое-втрое, перестанет быть мировой валютой. На его месте сформируется новая расчетная единица на базе главных мегарегиональных экономических объединений, которые и должны будут на равных выработать согласованных подход и создать общемировую валюту XXI века.

В этом русле Россия и ее политико-экономическая элита должны заранее определить пути движения нашей финансово-экономической системы к наиболее выгодному положению во вновь формирующейся системе мировых резервных валют. Здесь возможны разные модели: планомерная переориентация с доллара на евро, создание связки с нарождающейся общеазиатской валютой в рамках союза юаня и иены, формирование собственной мегарасчетной зоны, включающей страны СНГ и другие близкие государства с внедрением рубля, обладающего золотым номиналом. Конечно, можно плыть и по нынешнему течению, с устоявшейся за 90-е годы привязкой рубля к доллару, что гарантирует России наименее выгодную роль, а возможно и полное растворение в более сильных системах. Одним словом России нужна стратегия и тактика в этих вопросах, а этой важнейшей составляющей пока не видно в деятельности Кремля.