VIII

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

VIII

       Оскар действительно намеревался подумать о том, что рассказали Гарри и Колин, но случилось так, что он уже на следующий день оказался крайне занят другими делами. Прошло больше двух недель, прежде чем его мысли вернулись к их беседе. В это время его интерес был прикован к продолжающемуся негодованию по поводу его кампании против расового смешения и убийства Горовица. Прошел уже почти месяц, с тех пор как он убил расово смешанную пару – Тирона Джонса и двух его подруг – а средства массовой информации все еще буквально бились в истерике.

       Он все еще не мог понять, отчего это безумие было таким неистовым и долгим. Банды, связанные с наркотиками, каждые два-три дня убивали на улицах нескольких больших городов Америки столько же людей, сколько он убил за всю свою кампанию. Кроме того жертвы этой войны с наркотиками почти все были небелыми и потому пользовались особой любовью СМИ. Несмотря на то, что в недавней перестрелке в Вашингтоне, связанной с наркотиками, было убито пять черных и колумбийский метис, эта история даже не попала на первую страницу выпуска «Вашингтон Пост» следующего дня, который был почти полностью занят сообщениями о расстреле еще одной межрасовой пары в Чикаго, особо охраняемой полицией публичной демонстрации в Манхэттене, устроенной межрасовыми и гомосексуальными парами, требующими большей защиты полиции, и последним заявлениям ФБР о расследовании убийства Горовица. Оскар подозревал, что если через неделю вспыхнет эпидемия чумы и унесет миллион жизней, в средствах массовой информации не будет такого же освещения этого события, по сравнению с шумихой, вызванной его убийством Горовица.

       Он пришёл к выводу, что частично всё это объясняется особой порочностью людей, которые избрали журналистику своим занятием. Но помимо роли самих СМИ в раздувании истерии, очевидно, были задеты чьи-то явные интересы, интересы людей, которые почувствовали угрозу или оскорбление в действиях Оскара. Он с удивлением узнал о множестве организованных групп расово-смешанных пар, и даже одной группы, состоящей исключительно из белых мужчин с женами-филиппинками. Когда Оскар прочитал о существовании такой специфической группы, то пожалел, что не посвятил ее членам одну из своих ночных операций.

       Потом были гомосексуалисты, которые, несмотря на их общее отвращение к разнополым парам, казалось, испытывали привязанность к расосмесителям, даже в «традиционном» варианте. Группы феминисток, похоже, также были особенно разгневаны его нападениями на смешанные пары. Он не мог понять, какая здесь связь. Получалось, что все духовно обделенные люди, независимо от их болезни, чувствовали, что их интересы совпадают?

       Однако церкви, безусловно, оказались наиболее шумными из всех горячих сторонников расосмесителей. Все до единой церкви, от примитивных харизматиков неотёсанного фундаментализма и вкрадчивых унитариев, до самых передовых последователей епископальной церкви, кричали о своем одобрении расового смешения и своей солидарности с теми, кто в него вовлечен. Почти ежедневно группы пасторов и священников проводили на ступенях Капитолия заупокойные службы в память то одной, то другой пары, которых подстрелил Оскар. Если и были группы христиан, которые не шли в ногу с остальными, то ими оказались одна-две небольших православных церкви, паства которых состояла главным образом из пожилых беженцев из Восточной Европы.

       Теперь церкви даже официально выступали сообща с группами расосмесителей, гомосексуалистами и остальными вырожденцами. В газете «Вашингтон Пост» появилось объявление на целую страницу о массовом марше на Капитолий для выражения общественной поддержки нового пакета законов, обсуждаемого в конгрессе. Марш, намеченный на середину следующего месяца, подготавливался свежеиспеченным объединением руководителей тридцати или сорока групп. Его назвали «Народным комитетом против ненависти», и в объявлении в «Вашингтон Пост» приводились имена нескольких десятков его членов. Список был переполнен именами епископов, кардиналов, раввинов и священников правого направления.

       Законодательство, которое они поддерживали, было подготовлено Горовицем, и он лично представил бы его конгрессу, если бы гаррота Оскара не оборвала его карьеру законодателя. Этот ключевой законопроект назвали законопроектом Горовица в его честь. В нем предлагалось объявить вне закона все организации, которые не принимали в свои члены представителей других рас. Также запрещались все книги, периодические издания и другие печатные материалы, которые могли «разжигать расовую ненависть», и предусматривалось учреждение Федерального издательского совета для изучения и контроля над любыми публикациями, против которых подавались жалобы. Любой человек, заявивший в присутствии свидетелей что-нибудь порочащее о представителе другой расы или враждебно отозвавшийся о членах собственной расы, которые связаны с другими расами, подлежал тюремному заключению на срок до десяти лет.

       Средства массовой информации три-четыре раза в неделю проводили опросы общественного мнения и взволнованно сообщали о растущей поддержке общественностью принятия законопроекта Горовица и дополняющего его законодательства. Согласно последнему опросу за это выступали почти 60 процентов опрошенных. Оскару оставалось только качать головой от удивления, с какой легкостью СМИ воздействовали на американский народ. Казалось, им достаточно убедить население, что все выступают в пользу чего-то, и люди, сбивая друг друга, как бараны, бросятся присоединяться к большинству.

       Оскар заметил, что Народный комитет размещался в Конгрегационалистской церкви на Коннектикут-Авеню прямо к северу от столичного предместья Джорджтаун. Собрания проходили там практически каждый день, с участием в качестве приглашенных докладчиков религиозных лидеров, членов конгресса, звезд Голливуда и других общественных деятелей. Насколько мог понять Оскар, основная цель этих собраний состояла в том, чтобы обеспечивать постоянный выход на СМИ. Все телевизионные программы новостей показывали отрывки с каждого собрания.

       Когда Оскар обдумывал нападение на Народный комитет, он задумался над тем, что убийство им Горовица совершенно не остановило приверженцев расового смешения и их сторонников. Это убийство больше что-либо иное придало им сил в их кампании по переманиванию на свою сторону общественности по принятию массового ограничения гражданских свобод, которое было основной идеей законопроекта Горовица. Он был совершенно уверен, что, если бы застрелил одного – двух самых видных лидеров Народного комитета или взорвал их штаб, средства массовой информации сумели бы превратить это событие в еще один довод в пользу принятия законопроекта Горовица.

       Оскар признал, что он – не стратег. Частично причиной этому было слишком большое число переменных, влияющих на принятие им своих решений. Он просто не имел времени или источников информации, необходимых для изучения каждой ситуации и предсказания вероятного исхода своего конкретного действия. Для этого Оскару был нужен генеральный штаб. Ему также требовался руководящий принцип, программа, ясно определенная цель, так, чтобы его индивидуальные действия усиливали друг друга. А потому он действовал на основе инстинкта, нюха, внутреннего побуждения или как это ещё можно назвать.

       Да, с этим дело обстояло очень плохо! В данное время он просто должен был руководствоваться своей совестью и, как говорили летчики, лететь, чуя задницей. Разум подсказывал Оскару, что его усилия были бы полезнее, пойди он против покровителей расового смешения, а не его непосредственных участников. У него было такое хорошее ощущение после убийства Горовица, что теперь он действительно очень хотел уничтожить какого-нибудь сенатора, епископа или ректора университета. Это совпадало с общим умозаключением Оскара, что он должен продолжать наращивать конфликт и оставить работу более низкого уровня своим подражателям.

       А они в последнее время делали эту работу довольно плохо. Их активность, похоже, достигла пика примерно две недели назад, во время его теракта против Горовица. Теперь газеты сообщали только о четырех-пяти серьезных нападениях в день на смешанные пары по всей стране. Частично спад, наверное, произошел из-за первоначально высокой волны арестов, когда полиция под чрезвычайным давлением СМИ бросила все свои силы на расследование нападений на межрасовые пары. Очевидно, запас необузданных мужчин, которым запала в головы мысль убить парочку расовых предателей по примеру Оскара, и которые побежали это делать без промедления, – запас таких людей иссяк. Активисты, все еще остающиеся на свободе, стали более осторожными. Кто-то в Чикаго – возможно, это даже были несколько человек – казалось, действовал достаточно хорошо, и кроме того, была еще вереница из шести нераскрытых двойных убийств в районе Сиэтла, совершенных одинаковым почерком, но в других местах таких ободряющих примеров было немного.

       Другой, и более обнадёживающей причиной снижения числа нападений, очевидно, было то, что несмотря на недавнюю демонстрацию в Манхэттене, расосмесители в некоторой степени попрятались; поэтому на улице просто было не так много целей как раньше. СМИ отчаянно старались противостоять этой тенденции. Журналы у каждой кассы в магазинах самообслуживания пестрели снимками во всю страницу, изображавшими расово-смешанные пары знаменитостей, и так неделя за неделей: то стареющая Элизабет Тейлор со своим последним черным дружком, то звезда баскетбола – черный Клеон Браун – в окружении стайки восхищенных белокурых студенток-болельщиц.Телевизионные сети выгребли из своих фильмотек все фильмы расово-смесительного содержания и крутили их с утра до вечера. Каждый выпуск новостей сделал гвоздем программы беседу по крайней мере с одной расово-смешанной парой, и любые другие гости на телевидении были едва заметны. Но совершенно очевидно, что большая часть расосмесителей была испугана и старалась не привлекать к себе внимания.

       Конгрегационалистская церковь на Коннектикут-Авеню представляла из себя большой комплекс связанных переходами каменных зданий за старомодной железной оградой с острыми пиками. Оскар дважды проехал мимо ее фасада и сделал несколько снимков фотоаппаратом Полароид. Он заметил двух полицейских в форме, стоящих сверху каменной лестницы, ведущей к главному входу основного здания и предположил, что внутри их еще больше. Потом он медленно проехал по аллее за церковью. Ограда высотой более двух метров также проходила с той стороны комплекса, но вдоль нее рос густой высокий кустарник, и казалось, что ночью будет нетрудно незаметно перебраться с аллеи на ту сторону ограды.

       Дома Оскар изучил фотографии церковного комплекса. Он заметил стальные решетки на всех окнах нижних этажей, эту неотъемлемую особенность любого здания в округе Колумбия в наши дни. И почти наверняка каждое окно и дверь были подключены к охранной системе сигнализации. Оскар не знал, проводит ли Народный комитет свои полуоткрытые собрания в главном храме или в отдельной аудитории. В любом случае, только два здания комплекса были достаточно велики для этой цели, и он сразу решил, что в одном из них почти наверняка проходят только занятия воскресной школы. Значит это должно быть главное здание, действительно массивное сооружение. Есть ли какая-нибудь возможность пронести бомбу в здание?

       Служебные ворота в ограде на аллее вели к стоянке за зданием пристройки. На двери была надпись «Доставка грузов». Если даже сделать вид, что он привез груз для офиса, то все равно, доставить бомбу дальше пристройки, не вызывая подозрений, не удалось бы. У главного здания, очевидно, был полный подвальный этаж, на что указывала лестница, спускающаяся к двери в подвал сзади, и колодцы для подвальных окон по бокам здания. И снова, решетки и охранная система, похоже, делали проникновение в подвал не более легким, чем на первый этаж. Может, стоило забраться на крышу, а потом войти через неохраняемый чердачный вход?

       Оскар ещё раз сходил на разведку, теперь уже вечером. Собрание было в полном разгаре, и по картине освещенных и неосвещенных окон было видно, что оно проходит в храме, на его первом этаже. Три подвальных окна ближе к фасаду здания были освещены, но остальные были темными. Прожекторы на карнизах вокруг здания широкими полосами света более или менее равномерно освещали боковые стороны, и над подвальной дверью был виден яркий фонарь. Однако несколько участков густого кустарника находились по бокам здания в его задней части, и, судя по общему расположению окон в здании, почти наверняка подвальное окно находилось за одной группой кустов.

       Он проехал один квартал за церковью, остановил машину в переулке, и пошел назад к аллее, которая проходила за церковным комплексом. В точке, где ограда была сильно затенена высокими кустами, Оскар перелез через нее и затем незаметно пробрался к другой группе кустов поближе к зданию. Присев к земле, он пролез через кустарник и, как и подозревал, оказался рядом с колодцем подвального окна. Проведя рукой между прутьями решетки и ощупав раму окна пальцами, он отметил, что переплет сделан из дерева, а не из металла.

       Он приложил фонарик к оконному стеклу и на секунду осветил подвальную комнату, в которую оно открывалось. Это была отделанная комната, с картинами в рамах на одной стене, но на полу и на стальных полках вдоль дальней стены было видно множество картонных коробок. Очевидно, комната использовалась как склад. Это была довольно большая комната, около восьми метров от передней до задней стены, расширяющаяся больше чем вдвое на ширину храма. Дальний конец комнаты, вероятно, находился прямо под кафедрой проповедника. В трех стенах были двери, но все они были закрыты.

       Вернувшись в машину, Оскар снова взглянул на часы и с грустью вспомнил, что он планировал поужинать с Аделаидой. Пока он ехал к ней домой, он придумал план нападения на церковь.