VII

VII

– Оскар, я хочу познакомить тебя с Гарри Келлером. Он поможет тебе разобраться с оформлением новых документов, подтверждающих соответствие контракта программе борьбы с расовой дискриминацией. Он – наш эксперт. И он – мой единственный знакомый, который еще больший расист, чем ты. – Карл усмехнулся, представляя большого, крепко сколоченного темноволосого мужчину с огромными, грубыми руками.

       – Ты шутишь, – ответил Оскар, протягивая руку незнакомому человеку, вошедшему в кабинет Карла. – Все ваши люди в отделе позитивных действий, с которыми я до сих пор имел какие-либо отношения, просто влюблены в пидоров и черномазых.

       – Оскар! – охнула Аделаида. Оскар забежал в кабинет Карла специально, чтобы забрать Аделаиду, машина которой была в ремонте, но воспользовался возможностью, чтобы пожаловаться Карлу на новую пачку бланков, которые ему прислали из Пентагона.

       Гарри засмеялся, а Карл сказал:

       – На прошлой неделе после того, как Гарри услышал новость о Горовице, он на следующий день раздавал сигары в офисе, хотя все остальные приспустили флаги в знак траура.

       – Ты тоже? Вопрос Оскара был обращен к Карлу.

       – Ради приличий, Оскар, ради приличий. В конце концов, этот тип был главой Комитета вооруженных сил Конгресса, и все наши зарплаты зависели от него.

       – Для некоторых людей здесь это было большим, чем соблюдение приличий, – возразил Гарри. – Одно ничтожество в моем отделе, по имени Мак-Ганн, на самом деле прослезился и засопел во время хвалебной речи в память Горовица, которую передавали по местному радио во вторник. Когда госсекретарь дошёл в своей речи до места о том, как много сделал Горовиц для продвижения расового равноправия в вооруженных силах, Мак-Ганн действительно зарыдал. Так что у нас есть человек, который действительно сочувствует нашим цветным собратьям.

       Оскар щелкнул пальцами, кое-что вспомнив:

       – Мак-Ганн! Это же имя того человека, который прислал мне в прошлом году лицемерное письмо, когда я не заполнил все пустые места в анкете отдела по борьбе за расовое равноправие.

       – Это на него похоже, – ответил Гарри. – Он любит изучать ответы в этих анкетах с лупой в руках, стремясь отыскать малейший признак плохого отношения к мерам правительства, защищающим меньшинства.

       – Человек просто старается выполнять свою работу и продвинуться, – заметил Карл. – Он знает то, что здесь требуется для продвижения, и это больше, чем может быть сказано тебе.

       – Ты знаешь, что отмочил этот парень? – Карл показал большим пальцем на Гарри и повернулся к Оскару. – На прошлой неделе ФБРовцы рыскали по всему Пентагону, потому что на приеме, когда был убит Горовиц, было очень много наших парней. В то время как другие люди отнеслись к расследованию очень серьезно и старались изо всех сил отвечать на вопросы ФБР, Гарри донимал всех в офисе шуточками про черных. И умудрился схлопотать себе официальный выговор от руководителя своего отдела.

       Гарри на это ответил вопросом:

       – Скажите, Оскар, Вы знаете, какие три самых счастливых года в жизни черномазого?

       – Жаль, но боюсь, что я не знаю.

       – Пока он сидит во втором классе.

       Все засмеялись, даже Аделаида. Но потом Карл понизил голос и сказал:

       – Ради бога, Гарри, говори потише, когда ты рассказываешь здесь анекдоты про черных. Мне не хочется тоже получить выговор в личное дело.

       – Честно говоря, для тебя, Карл, уже поздно. Теперь я могу признаться. Моя настоящая работа здесь состоит в том, чтобы рассказывать анекдоты на расовые темы, а потом отмечать фамилии всех, кто смеялся. После того, как я отправлю свой последний доклад, единственными Белыми служащими, которых оставят, будут Мак-Ганн и я сам.

       Все снова засмеялись.

       Оскар и Аделаида отвезли Гарри Келлера домой в ответ на его приглашение пообедать с ним и его женой, пока он прочитает Оскару краткую лекцию о том, как заполнять новые бланки Пентагона. Колин, жена Гарри, оказалась приятной, спокойной женщиной лет сорока. Она, похоже, не возражала против обеда с нежданными гостями, хотя сама только что вернулась домой с работы.

       После обеда все сидели за кофе и беседовали.

       – Как случилось, что вы с вашими настроениями участвуете в программе борьбы с расовой дискриминацией? – спросил Оскар у Гарри.

       – Настроения здесь ни при чем. На государственной службе вы просто берете то, что дают, хотя тот факт, что я имел опыт преподавания социологии в колледже общественных отношений, вы знаете, в местном колледже Северной Вирджинии – НВСС, возможно, подсказал им идею назначить меня в отдел позитивных действий. Профессора социологии имеют известную репутацию. Во всяком случае, в течение нескольких лет до того, как я начал работать в Министерстве обороны, я проводил всё своё время в дороге, продавая радиотелевизионное оборудование и посещая клиентов, и мы с Колин слишком часто подолгу не виделись, хотя именно из-за этой работы я встретился с ней в первый раз. Она работает у одного из моих клиентов в Вашингтоне. Так что я подал заявление о приеме на государственную службу, и меня направили в отдел по вопросам соблюдения контрактов в Пентагоне. Я все еще работаю по совместительству в моей старой компании, но теперь только по телефону.

       – Почему вы поменяли преподавание на торговлю? – спросил Оскар.

       – Преподавать стало слишком тяжело для моей совести. Я просто подошел к той черте, когда уже не мог больше беспрерывно врать и скрывать правду, как от меня требовалось. Вы не поверите, какая идеологическая смирительная рубашка душит каждого преподавателя общественных наук в наше время. Достаточно одного слова, которое может оскорбить какого-нибудь сверхчувствительного представителя национальных меньшинств, и вас вышвырнут за порог.

       – Судя по тому, что говорит Карл, вы можете очень скоро снова оказаться на дороге, – заметил Оскар. – Мой опыт общения с этими типами, проповедующими «возлюби черномазого», с которыми вам теперь приходится работать, показывает, что они сами совершенно нетерпимо относятся к любому, кто не разделяет их нездоровые взгляды на мир.

       – О, Карл преувеличивает. На самом деле в офисе я умею держать язык за зубами. Просто я был очень доволен, когда этот мерзавец Горовиц получил по заслугам, и не смог сдержаться.

       – Но я не понимаю, как вы в состоянии вообще работать в такой обстановке. Я могу понять, как кто-нибудь, вроде Карла, выносит все это, ведь он – наименее чувствительный человек, из всех, кого я знаю. Но должно быть очень трудно для вас держать при себе свои чувства и не иметь возможности что-нибудь сделать или высказаться. У людей с чувствами есть потребность выражать их.

       – Полностью с вами согласен, Оскар. Я тоже самовыражаюсь. Только не на работе, или, по крайней мере, не настолько, как бы мне хотелось. В дополнение к моей службе в Пентагоне и подработке я еще тружусь в Национальной Лиге.

       – В Национальной Лиге? Я что-то о ней слышал, кажется это – неонацистская группа. Это верно?

       – Это зависит от того, что понимать под словом «неонацистская». Это – один из ярлыков вроде «фашиста» или «либерала», которые люди навешивают тому против кого или чего они враждебно настроены. Средства массовой информации называют нас «неонацистами», и, несомненно, там вы и услышали этот термин. Для большинства людей это подразумевает военную форму, знамена со свастикой и крики «зиг хайль». Но это вообще не о нас. Я не имею ничего против военной формы и флагов, но мы их не используем.

       – Какими же делами вы занимаетесь?

       – Всем, чем угодно, что помогает нашему делу.

       – Какому делу?

       Гарри немного подумал, а потом медленно начал говорить:

       – Наше дело – безопасное и лучшее будущее для нашей расы. Мы хотим, чтобы в один прекрасный день появился Белый мир – Белый мир, который сознает себя и свое назначение; мир, управляемый евгеническими принципами; мир, в котором целью, как семей, так и правительств является улучшение нашей расы; более чистый, более зеленый мир, с меньшим числом, но более совершенных людей, живущих ближе к природе; мир, в котором качество снова преобладает над количеством, в котором жизни людей имеют цель и в котором красота, совершенство и честь снова имеют значение и ценность.

       Прежде, чем Оскар смог ответить, вмешалась Аделаида:

       – Гарри, вы говорите точно так же, как мой дедушка. Он – расист в нашей семье. Он думает, что целый мир покатился в тартарары после второй мировой войны, и говорит, что, если бы он знал тогда, что знает теперь, то уехал бы в Германию и пошел бы добровольцем в войска СС вместо того, чтобы воевать в армии Рузвельта.

       – Ты должна больше слушать своего дедушку, солнышко, – сказал Оскар. И потом добавил: – Мне нравится ваше дело, Гарри. Вы говорите, что делаете все во имя его успеха. Вы можете рассказать мне об этом подробнее?

       – Да, сегодня основные наши усилия направлены на просвещение, а не политику. Мы стремимся пробудить расовую сознательность людей, а затем работать и направлять тех из них, на сознательность которых мы действительно оказываем некоторое влияние. Поэтому мы издаем много материалов с расовым содержанием: книги, журналы, видеоматериалы.. Большинство наших членов – профессионалы, которые могут в какой-то степени участвовать в этой борьбе. Например, я перевожу на английский язык множество материалов с немецкого для нашего издательского отдела и обслуживаю аппаратуру в нашей видеостудии.

       – Гарри слишком скромничает, – вставила замечание Колин. – Он создал видеостудию с нуля и достал всю аппаратуру. Всякий раз, когда что-нибудь записывается на пленку, он работает в студии как инженер, ставя освещение, звук, камеры и все остальное. А потом помогает редактировать видеозаписи.

       Гарри скромно пожал плечами.

       – Это для меня естественная работа. После того, как я начал продавать студийную аппаратуру, мне пришлось изучить, как она работает, и как ее ремонтировать. Когда мы решили, что нужна студия, я смог достать много хорошего, подержанного оборудования для организации студии почти даром.

       Сменив предмет разговора, он продолжил:

       – Да, а вот Колин – первоклассный снабженец. Всю неделю она работает помощником генерального директора на «KZR-TV», а по выходным занимается офисом отделения Лиги в Северной Вирджинии: покупками, оплатой счетов, банком, связью с членами перед собраниями и всем остальным.

       – Вы сказали также, что переводите с немецкого. Ваши родители из Германии? – спросил Оскар. Его немного беспокоил неонацистский ярлык, и он искал связь с образами, которые хранил в подсознании из сотен телевизионных кинофильмов, которые видел подростком: людей с жестокими лицами в черных униформах, зловещий отблеск их моноклей, когда они рявкали приказы с гортанным акцентом, и их подчиненных, натравливающих огромных, свирепых собак на испуганных евреев.Не то, чтобы он верил в реальность этих образов, но, тем не менее, они его беспокоили. Оскара всегда отталкивала жестокость по отношению к людям или животным.

       Гарри ответил на вопрос Оскара:

       – И да, и нет. Они были из тех мест, что сегодня называются Чехословакией. Они были уроженцами города Пилзен из семьи изготовителей музыкальных инструментов, живших там больше ста лет, а затем переехали в Прагу и жили там до конца второй мировой войны. Я родился там в 1945 году. Моего отца и старших сестер линчевали некоторые горячие сторонники г. Рузвельта из чешского населения, я думаю, после ужасных издевательств. Моя мать никогда не смогла собраться с духом, чтобы рассказать мне подобности, но этот кошмар преследовал ее до конца жизни. В общем, она бежала со мной в Германию, а потом мы переехали в США, когда мне было пять лет.        – Так что вы – чех?

       – Нет, немец. Разве это не ясно по моей фамилии? Она немецкая, как и ваша.

       Оскар покраснел. Он думал, что его фамилия – английская, и это так и было. Но он знал, что она также была немецкой. Единственное различие состояло в том, что по-английски она писалась с буквы «y», а по-немецки – с буквы «j». Она означала «охотник». Он также понял, что Келлер – это немецкая фамилия, теперь, когда подумал об этом. И он знал, что немец, рожденный в Чехословакии, был не больше чехом, чем еврей, рожденный в Польше, был поляком или швед, рожденный в Китае, был китайцем. Англичане, немцы и шведы были частью одной семьи – германцами, независимо от того, где им привелось родиться, так же как евреи оставались евреями, а китайцы – китайцами, независимо от места рождения или страны, гражданами которой они являлись.

       Все это были факты, которые он уяснил себе очень давно. И всё-таки иногда, если он был неосторожен, то сбивался на старый образ мыслей, который внушался ему течение многих лет идеологической обработки в школе, вузе и сфере развлечений. Подстегнутый замечанием Гарри, он подумал и понял, что все грязные ассоциации с «неонацизмом», приложимы к нему также, как и к Гарри. От осознания этого ему стало не по себе, но в то же самое время обострило его желание больше узнать о Гарри и Колин, и их Национальной Лиге.

       Он снова сменил тему разговора:

       – Вы сказали, что ваша группа хочет добиться безопасного и лучшего, прогрессивного будущего для нашей расы. Нет ли противоречия между этими двумя вещами?

       Гарри рассмеялся.

       – Было много споров на этот счет. Ясно, что на долгом пути, то есть в течение миллионов и сотен миллионов лет, прогресс являлся результатом борьбы, лишений, бедствий, жестокой «обрезки» и «прополки» материала методом жесткого естественного отбора; другими словами, он был следствием недостаточной безопасности. Те, кто находятся в безопасности, загнивают, а те, кто в опасности – ведут борьбу и развиваются, прогрессируют.

       – С другой стороны, – продолжил он, – расам свойственно вымирать. Иногда условия становятся настолько небезопасными, что целая раса погибает. Сегодня условия таковы, что наша раса рискует погибнуть, частично потому что мы размножаемся медленнее других рас в той же самой экологической нише, и частично, потому что мы вступаем в расово-смешанные браки, ведущие к смерти нашей расы. Ясно, что сейчас мы в слишком большой опасности.

       – Но, – возразил Оскар, – мы не должны отказываться от общего принципа только потому, что он теперь, похоже, работает против нас. Если мы не можем справиться с существующей опасностью, а другие расы могут, то разве из этого не следует вывод, что делу прогресса лучше послужит их выживание, а не наше?

       – Конечно, нет, – слегка раздраженно ответил Гарри. – Прогресс достигается, когда все соперники в игре борются за выживание, и побеждают самые достойные. Наша раса не борется. Она лежит и умирает. Наша работа – пробудить ее. Когда она попробует выжить, то победит все другие расы даже со связанными за спиной руками.

       – Безусловно, приспособленность – это более тонкое понятие, чем можно подумать на первый взгляд. Часть приспособленности заключается не только в способности, но и в воле выжить; больше того, в воле, не склонной, чтобы ее усыпил умный и вводящий в заблуждение конкурент. В этом корень проблемы. Нас обманули. Но теперь мы собираемся пробудить самих себя. Это и есть задача Лиги.

       – Вопрос о совместимости между безопасностью и прогрессом действительно возникает только после решения проблемы расового выживания. Вот когда у нас появится свой Белый мир, тогда вопрос будет состоять в том, как нам избежать застоя. Есть много способов, ответить на него, и некоторые из наших теоретиков обсуждают эту проблему между собой.

       – Но это действительно совершенно другая тема. Возможно, я мог бы несколько больше прояснить вопрос с самого начала, сказав, что мы сначала хотим гарантировать выживание нашей расы, пробудив её и вновь разжечь её естественный боевой дух, а затем переориентировать ее ценности и метод воспринимать вещи так, чтобы раса стремилась продолжать улучшать себя вместо того, чтобы расслабиться, как только конкурентоспособная борьба рас будет выиграна. Частично метод, с помощью которого мы попробуем обеспечить прогресс, несомненно, будет заключаться в изменении наших условий жизни, так же как и наших отношений, так, чтобы мы не могли расслабиться, даже если бы захотели. Как я сказал, у теоретиков есть много разных мыслей по этому поводу.

       На Оскара произвела впечатление ясность мышления Гарри. Этот человек мог бы показаться просто старым добрым парнем, с его грубоватой наружностью и манерой шутить, но у него была светлая голова, и он прояснил несколько вопросов, которые Оскар все еще представлял себе довольно смутно. Он сказал:

       – Извините, Гарри. Мне кажется, что я спорил скорее ради ясности, когда я задал этот вопрос. На самом деле я не спорю ни с чем, что вы сказали.

       – Так-так, вы – старый неонацист, – усмехнулся Гарри – теперь, когда вы раскрыли себя, почему бы вам не поехать на одно из наших собраний и не встретиться с некоторыми другими людьми, с которыми захотите?

       Это заинтересовало Оскара, но он все же был осторожен. С учетом своих последних дел, он действительно не мог себе позволить быть связанным с какой-либо группой, за которой могло следить правительство. Он дал Гарри уклончивый ответ:

       – Спасибо за приглашение, но я – неактивный человек. Все равно, я хотел бы подумать о некоторых вещах, о которых вы сказали сегодня вечером прежде, чем вы засыплете меня новыми идеями. Ваша мощная логика немного загнала меня в угол. Я все еще не могу понять одного: почему люди из СМИ приклеили вам ярлык «неонацистов» только за то, что вы хотите добиться выживания расы? В конце концов, они тоже Белые.

       Гарри и Колин заговорили одновременно.

       – Они ни в коем случае не Белые! – первой выпалила Колин. – Буквально все средства массовой информации контролируются евреями, и они же задают тон для всех остальных СМИ. Уничтожение нашей расы – основная задача в их планах.

       Видя озадаченное выражение на лице Оскара, Гарри вмешался:

       – Сначала, Оскар, позвольте мне исправить ваше впечатление, что я являюсь могучим логиком. Факты, о которых я рассказал вам сегодня вечером – это все, о чем мы в Лиге размышляли в течение долгого времени. Это не значит, что мы умнее всех; просто мы постоянно осознаем некоторые вещи, которые, по нашему мнению, очень важны, и о которых большинство других людей не очень задумывается. Если бы они это сделали, то были бы способны спорить об этих проблемах точно так же, как это делаем мы. Самая большая польза моего членства в Лиге состоит в её влиянии на мое понимание фактов: я смотрю в правильном направлении и предупрежден о вещах в жизни, которые действительно имеют значение.

       – Во-вторых, Колин абсолютно права. Новостные и развлекательные СМИ жестко контролируются евреями, а евреи – не Белые. Некоторые из них могут выглядеть как Белые, но ни один расово сознательный еврей не думает о себе как о Белом, а евреи, как группа – наиболее расово сознательные люди на нашей планете, так сказать, с большим преимуществом. Евреи называют своих врагов, а к ним они относят всех, кем не могут управлять, «неонацистами», потому что им стоило больших усилий сделать этот ярлык позорным; они вложили в это слово тяжкий груз чувств и ощущений так, чтобы большинство людей реагировали на него отрицательно, не имея ясного представления о том, что это означает.

       Аделаида, которая слушала, не проронив ни слова, прервала свое молчание еще раз:

       – Вы опять говорите точно как мой дедушка. Он часами говорил мне о евреях, но я никогда всего не понимала.

       Оскар встал. Ему не понравилось направление, в котором развивалась беседа. Одно дело была его борьба против расового смешения, но он не видел никакого смысла в антисемитизме. Он знал, что многие люди не любят евреев, но до сих он считал, что они Белые, и знал пару евреев, которые не любили черных не меньше, чем он сам. Он вспомнил Дэна Левина, одного из своих сокурсников – аспирантов в Колорадо. Ему лично никогда не нравился Левин, который вызвал у него чувство омерзения, но аспирант точно был евреем, и всегда рассказывал анекдоты о черных, даже больше, чем Гарри.

       – Гарри и Колин, спасибо вам за обед. Аделаида и я должны бежать. И еще раз благодарю за приглашение, посетить одно из ваших собраний, Гарри. Я подумаю и перезвоню вам позже.