VI

VI

Хотя Оскар не мог избавиться от ощущения бессмысленности своих действий, но он твердо решил устранить всякую небрежность. Он готовился ликвидировать конгрессмена Горовица, и очень тщательно. Напряженно думая, он долго расхаживал взад и вперед. Ударяя кулаком по ладони другой руки, Оскар все более и более возбужденно перебирал в голове различные решения и намечал планы.

       Зазвонил телефон. Это была Аделаида.

       – Привет, любовь моя. Моя мама разболелась, и тут такой беспорядок. Я думаю, мне лучше остаться, по крайней мере, до вторника. Ты не возражаешь?

       – Конечно, я против, малыш. Но делай всё, что считаешь нужным.

       Аделаида попросила Оскара позвонить в ее офис в понедельник утром и сказать, что она заболела гриппом и слишком плохо себя чувствует, чтобы подойти к телефону.

       – Как же ты объяснишь своё обычное великолепное, яркое и веселое появление в офисе в среду? После гриппа ты должна выглядеть бледной, утомленной и вялой.

       – Я рассчитываю на тебя, чтобы произвести желательный эффект, если ты замучаешь меня до полусмерти во вторник ночью, дружок, – шаловливо засмеялась она.

       – Ну, ласточка, ты знаешь, что я сделаю для тебя всё, что в моих силах. Но ты от этого только расцветаешь! Чем чаще мы занимаемся любовью ночью, тем лучше ты выглядишь на следующее утро, и тем бледнее я. Полное воздержание – единственный способ заставить тебя выглядеть бледной.

       Звонок Аделаиды несколько изменил планы Оскара. Хотя он не хотел ускорять выполнение операции с Горовицем, было бы прекрасно, если бы ему удалось закончить все до возвращения Аделаиды. Ему становилось все труднее делать вечернюю работу, не возбуждая любопытство Аделаиды, когда она была в городе.

       Горовиц, насколько знал Оскар, был ночным существом, «совой». В прошлом году Оскар не раз замечал его фотографию в разделе «Стиль», и встречал конгрессмена раньше в том же самом ресторане на Капитолийском холме, из которого он вышел следом за Джонсом. В первый раз он пригласил Аделаиду в это заведение на обед, когда хотел произвести на неё впечатление. Но он не считал, что будет разумно ходить туда постоянно. Трудно было предположить, сколько времени пройдет, пока Горовиц появится там снова. Кроме того, это было такое место, где каждый оглядывается кругом, чтобы посмотреть, кто сидит за другими столами. Один Оскар в прошлый раз чувствовал себя там бросающимся в глаза, даже сидя за растением. Ему нужен был какой-нибудь способ заранее узнать, где Горовиц будет в нужный вечер.

       Стоило мелькнуть этому вопросу в голове Оскара, как ответ нашелся. Карл Перкинс давно приглашал Оскара сходить с ним на один из приемов, которые кто-нибудь из крупных оборонных подрядчиков и столичных консалтинговых фирм, как казалось, почти каждый вечер устраивал для своих друзей из правительства. «Это даст тебе шанс встретить некоторых из наших лидеров Конгресса, – шутил Карл, зная стойкую неприязнь Оскара к политикам. – Там их всегда крутится с десяток».

       То, что Оскар был трезвенником, было лишь одной из причин, почему он никогда не принимал приглашений Карла. Но теперь он вспомнил последнее из приглашений, которое Карл сделал во время их телефонного разговора в прошлую среду. Речь шла о компании «Дженерал Дайнемикс», получившей новый контракт в миллиард долларов, и отмечающей в понедельник это событие. «Это будет большой пир, – сказал Карл. – Там будет вся верхушка. И Оскар знал, что конгрессмен Стивен Горовиц, демократ от штата Нью-Йорк и, между прочим, председатель Комитета по делам вооруженных сил конгресса США, почти наверняка также там будет.

       Оскар позвонил Карлу домой. Когда они закончили обсуждать детали документов по текущему контракту Оскара, что было предлогом для звонка, он сказал:

       – Хорошо, я надеюсь получить кое-какие предварительные результаты по новому образцу антенны к понедельнику. Может нам перекусить вместе в понедельник вечером, и я покажу тебе, что получится?

       – Спасибо, дружище, но я не могу. Я должен быть в понедельник на пьянке «Дженерал Дайнемикс». Почему ты не разрешаешь мне пригласить вас с Аделаидой как своих гостей?

       – Где это будет? – неуверенно ответил Оскар, как будто обдумывая, не принять ли это приглашение.

       – Зал для приемов, бельэтаж в отеле «Шорхэм». Начало в восемь часов.

       – Спасибо за приглашение, Карл, но думаю, лучше не надо. Ты знаешь, что я – не любитель вечеринок.

       – Ты должен иногда давать Аделаиде передохнуть и выводить ее на люди. Она слишком симпатичная, чтобы ты держал ее взаперти для одного себя.

       – По правде говоря, Аделаида тоже не любит ходить по вечеринкам. Потом у нее сегодня страшно болит голова, и она боится свалиться с гриппом.

       – Ох, Оскар! Лучше попроси ее не ходить на работу, пока все не пройдет. Сейчас я не могу позволить себе заболеть гриппом. Я буду слишком занят, пока мы благополучно не проведём новый финансовый законопроект через Конгресс. Я планирую провести большую часть следующей недели, выступая в Комитете по делам вооруженных сил.

       Оскар улыбнулся. Карл не мог знать, что Оскар собирался сильно изменить его планы.

       После завтрака Оскар поехал к отелю «Шорхэм», чтобы оценить обстановку на месте. Перспектива атаки снаружи выглядела призрачной. Дорожное движение у отеля было очень оживленным. Можно было слишком легко застрять, пытаясь скрыться с места нападения на автомобиле. Весь тротуар перед отелем был открытым пространством, и всё кругом залито светом. Не было никаких теней, чтобы болтаться вечером. Оскар насчитал шесть полицейских патрульных машин в пределах 100 метров от главного входа. В этом отеле все время слишком много важных шишек, и слишком строгая система охраны. В любом случае Горовица, которого всегда сопровождал шофер-телохранитель, несомненно, привезут прямо к главному входа и заберут на том же самом месте. Там нет никаких шансов, за исключением атаки смертника.

       Внутри обстановка казалась немного более обнадеживающей. Главный вход в зал для приемов на бельэтаже находился в боковом коридоре. Оскар проскользнул в затемненную комнату, которая не была заперта, включил свет и осмотрел выходы. Было несколько служебных дверей, но ни одной, отмеченной буквами «Ж» или «М». Это означало, что гости должны будут использовать туалетные комнаты в дальнем конце бокового коридора.

       Какова вероятность, что Горовиц захочет пойти «пи-пи» в течение вечера? Оскар задумался. По крайней мере, вечером будет оживленное движение между танцзалом и туалетными комнатами, и будет гораздо легче пробраться внутрь без приглашения. А если бы Оскар сможет войти в зал, то, видимо, сможет подобраться к Горовицу, настолько близко, насколько захочет. И что тогда? Попробовать подлить что-нибудь в бокал Горовица?

       Оскар скривился. Это больше похоже на сказку. Кроме того, он слишком рисковал, входя в зал: Карл или еще какой-нибудь знакомый из Пентагона могли опознать его, а Оскар не хотел, чтобы там вообще знали о его присутствии. Если Горовиц будет убит, полиция обязательно тщательно проверит каждого участника приема.

       Он выключил свет и прошел к мужскому туалету в конце коридора. Он был роскошно оборудован: раковины установлены в широких, мраморных тумбах, и имелась даже машинка для чистки обуви.В отгороженной части туалетной комнаты находился также двойной ряд металлических шкафчиков; возможно, комната служила раздевалкой для мужского персонала отеля, и в этих шкафчиках хранилась уличная одежда. Место позади шкафчиков было слабо освещено и очевидно могло использоваться как укрытие, но Оскар отбросил эту мысль. Любой посетитель туалета мог заглянуть за шкафчики просто из праздного любопытства.

       В противоположном от входа конце туалетной комнаты была еще одна дверь, вероятно, в кладовую. Оскар подергал ручку. Было заперто. Замки были коньком Оскара. Он вынул из кармана пиджака маленькую пластмассовую коробочку, выбрал инструмент, и через 15 секунд дверь была открыта. Это была кладовая, довольно большая, но пустая, с толстым слоем пыли на полках.

       Это уже было интересно! Так как кладовая не использовалась, было очень маловероятно, что сотрудник отеля откроет её перед или во время приёма. Оскар вошёл внутрь и закрыл дверь. Через жалюзи вентиляции в верхней панели двери ему было видно полтора метра пола, покрытого плиткой, прямо перед дверью туалета. Он попробовал согнуть внутренний край створки жалюзи, чтобы увеличить обзор, но металл был слишком твердым для его пальцев.

       Он открыл дверь, чтобы стало немного светлее, и разглядел крюк вешалки, ввернутый в заднюю стену кладовой: такой тяжелый, старомодный, отлитый из стали.Оскар отвинтил крюк, затем просунул его конец между двумя створками жалюзи и налёг всем телом. Потом закрыл дверь и посмотрел изнутри снова. На сей раз он четко просматривал большую часть туалета, а на жалюзи с внешней стороны двери не осталось никаких следов его ручной работы. Прежде чем он уйти, Оскар вырвал чистую страницу из карманной записной книжки, свернул её в плотный валик, и втиснул его в отверстие для фиксирующей пластины в косяке двери. Он отрегулировал положение валика так, чтобы дверь была заперта, но могла быть открыта сильным толчком.

       Оскар снова задержался у входа в зал приемов заглянул в него, чтобы ещё раз осмотреть. Ему не нравилось, что придется зависеть от желания Горовица воспользоваться туалетом – и ещё от того, останется ли он в туалете один хотя бы на несколько секунд, однако мысль быть замеченным на приеме нравилась ему ещё меньше. Лучше, подумал он, ждать Горовица в туалете и рискнуть упустить его, чем рисковать быть увиденным. Если Горовиц не появится, то позже его можно будет подкараулить где-нибудь еще.

       На пути вниз к фойе Оскар обдумал ещё одну возможность: подложить бомбу в зал и взорвать всех участников приема.Это был небольшой квадратный зал со стороной около пятнадцати метров и подвесным потолком из плит. Он мог проникнуть сюда вечером с несколькими чемоданами, полными взрывчатки, и за пять минут установить где-нибудь на потолке бомбу с радиоуправляемым детонатором. Незнакомец, вносящий пару чемоданов в гостиницу в любое время дня, не должен вызвать никакого любопытства.

       Он продумал мысль о бомбе, пока ехал домой, и, в конце концов, отверг её. С одной стороны, у него не было под рукой никакой взрывчатки, и чтобы достать её по обычным каналам могло потребоваться больше двух дней. Он не хотел делать дело в спешке. Оскару также была не по душе массовая бойня, в которой, возможно, погибнет Карл и другие невинные люди. Хотя было бы неплохо на будущее иметь в запасе взрывчатку. Оскар решил обдумать это позже, когда будет время.

       В понедельник Оскар сходил за покупками. В двух театральных магазинах он купил парик, пару очков с простыми стеклами, набор грима и различные детали для маскировки из волос: бородки-эспаньолки, усы, бакенбарды, длинные бачки и так далее.

       Дома Оскар убедился, что надетый парик превращает его из блондина в настоящего брюнета. Завершило превращение небольшое количество краски из гримерного набора, которую он нанес на свои брови, изменив их цвет. Очки с простыми стеклами изменили его внешность ещё больше. Изучая маскировку в зеркале, Оскар был удовлетворен всем кроме одной детали: шрам на левой щеке остался таким же заметным, как и раньше, а ведь это именно та деталь, которую обязательно запомнят свидетели.

       Он приклеил длинные бакенбарды и бачки. Они удачно закрывали шрам, но контраст был слишком резким, особенно из-за пронзительных серых глаз, сверкающих из темных волос. Оскар оторвал бакенбарды и начал пробовать другие материалы из гримерного набора. Наконец, он остановился на большом пластыре – бородавке и нескольких поддельных прыщах. Они не закрывали шрам полностью, но достаточно нарушали его так, что случайный свидетель увидел бы лишь очень плохой цвет лица, а не шрам.

       Оскар был почти уверен, что любой полицейский фоторобот, составленный по показаниям свидетелей, будет достаточно далеким от оригинала и, значит, безопасным. С другой стороны не было никакого способа, которым он мог делать себя действительно неузнаваемым для тех, кто его знал, по крайней мере, не так быстро. Форма его головы, размер и положение ушей, фигура и осанка были так характерны, что друзья не раз узнавали его издали в толпе, увидев спину. «Очень плохо, – подумал Оскар, – что я не один из тех невыразительных, неприметных маленьких человечков, которых никто никогда не замечает».

       Своё оружие он подготовил днём раньше. Во-первых, это была гаррота – удавка, которую он смастерил сам из части стального тросика, такого же прочного, как струна для фортепьяно, но более гибкого, с деревянными ручками и скользящим замком, который удерживал петлю сжатой, пока захват не отпускался. Он собирался использовать гарроту, если бы подкараулил Горовица в туалете одного. Её преимуществом была полная бесшумность.

       Другим его оружием был пружинный шприц для подкожного впрыскивания в корпусе от шариковой ручки. По внешнему виду ручка была совершенно обычной, но при нажатии кнопки с одного конца, с другого конца на сантиметр выскакивала тонкая медицинская игла, и мощная пружина через иглу впрыскивала содержание шприца под кожу объекта. Оскар зарядил шприц миллилитром концентрированного раствора синкурина, быстродействующего мышечного релаксанта.

       Если незаметно ткнуть этой ручкой в ногу, ягодицы или спину человека в переполненной комнате, жертва почувствует укол иглы и жжение препарата, и, вероятно, вскрикнет и обернется, чтобы посмотреть, что случилось, или шлёпнет по месту укола, как при укусе насекомого, но ноги у него отнимутся, и он беспомощно упадет на землю через десять секунд, а уже через тридцать секунд наступит полный паралич. Затем от удушья неизбежно наступает смерть. Если убийца сохранит хладнокровие и притворится, что он ни при чём, свидетели, возможно, даже не заметят ручку в его руке.

       Оскар хотел использовать ручку, если бы он не смог остаться с Горовицем один на один, но удалось бы подобраться к нему поближе в толпе.

       Последнее, что Оскар сделал перед отъездом из дому – нанес на пальцы обеих рук прозрачный, быстросохнущий лак из распылителя. От лака его пальцы казались жесткими и сухими, но он не боялся оставить отпечатки пальцев при случайном прикосновении к чему-либо. Лак хорошо держался несколько часов. Он использовал лак и перед субботней разведкой в отеле.

       Когда Оскар доехал до отеля «Шорхэм», то почувствовал знакомую напряженность и холодный пот и обрадовался: его беспокоило отсутствие этих старых знакомых перед тем, как он пристрелил Джейкобса, и Оскар боялся, что без них станет слишком неосторожным. Вероятно, подумал он, разница была в том, что он действовал против Джейкобса в приступе ярости, тогда как все другие его действия – и это также – были намного более обдуманными.

       Ко времени, когда Оскар оказался на уровне бельэтажа в отеле, вскоре после восьми часов, его напряженность и нервозность сменились обычным ледяным спокойствием. Около десятка человек стояли в коридоре у входа в зал приемов, и у некоторых из них в руках были бокалы с выпивкой. Оскар быстро отметил, что у всех людей с бокалами на лацканах пиджаков прикреплены таблички с фамилией. Два человека, стоящие в дверях, похоже, следили за порядком, а когда он миновал открытый дверной проем, то увидел регистрационный стол рядом с входом, где проверялись приглашения и раздавались таблички с фамилиями. Не было никаких шансов попасть внутрь в данный момент, но обстановка немного позже к вечеру могла измениться. Оскар пошёл дальше по коридору к туалетной комнате.

       Когда Оскар вошёл, в туалетной комнате было два человека. Он занял место у одного из писсуаров и стал ждать, чтобы люди ушли, и он смог войти в кладовую. К несчастью для Оскара, посетители постоянно входили и выходили из туалета. Он пять минут простоял у писсуара, и все еще не было никакой возможности войти в кладовую. Оскару начало казаться, что на него обращают внимание. Он отошёл от писсуара и занял кабинку.

       Под дверью кабинки он видел достаточную площадь пола, чтобы контролировать большую часть туалета. Однако еще через 20 минут он начал отчаиваться, что можно остаться одному в комнате, не говоря уже о том, чтобы оказаться только вдвоем с Горовицем. Он не мог избавиться от мрачного подозрения, что каждый участник приема перед приездом в отель целый вечер пил пиво.

       Наконец, в поле зрения Оскара не осталось никаких ног. Он встал и оглядел комнату. Дверь кабинки в дальнем конце ряда кабинок была закрыта, но сама туалетная комната была пуста. Оскар быстро подошёл к кладовой и уже положил руку на ручку двери, когда входная дверь туалета снова со стуком открылась позади него. Проклятье! Он обернулся, готовясь вернуться на свой пост в кабинке.

       Человек, идущий к писсуарам, посмотрел ему прямо в глаза, и сердце Оскара на секунду замерло. Это был конгрессмен Стивен Горовиц. Оскар старался не дать волнению отразиться на лице, когда он и Горовиц проходили мимо друг друга. Сколько у него есть времени, пока кто-нибудь еще не войдёт в комнату, или, наконец, выйдет человек из кабинки? Десять секунд? Он был бы счастлив иметь пять секунд. Теперь или никогда!

       Оскар бесшумно развернулся на каблуке, когда Горовиц дошел до писсуаров и начал возиться с ширинкой. Одним плавным движением Оскар выдернул гарроту из-под пиджака, накинул петлю на шею Горовица и рванул ручки в стороны.

       Когда руки Горовица инстинктивно устремились к горлу, Оскар натянул ручки изо всей силы, которая только была в нем. Проволочная удавка оторвала маленького человечка от пола, и его ноги дико забились в воздухе. Не ожидая, пока Горовиц перестанет сопротивляться, Оскар свирепо дернул гарроту к себе и швырнул его в ближайшую кабинку. Удерживая все еще бьющегося Горовица одной рукой, Оскар запер дверь кабинки как раз в тот момент, когда дверь туалета, открываясь, стукнула еще раз. Он вдавил Горовица в унитаз, а затем всем телом уселся на него сверху. Он надеялся, что никто не заметит две пары ног под дверью кабинки.

       Хотя казалось, что прошло много времени, но вряд ли больше чем через десять секунд по телу Горовица пробежала последняя конвульсивная дрожь, и его борьба за воздух и жизнь прекратилась. Оскар увидел лужу мочи, расползающейся по полу кабинки, когда опорожнился мочевой пузырь его жертвы. Оскар держал Горовица еще две-три минуты, а затем прощупал его пульс. Пульса не было. Потом взялся за голову человека и с трудом освободил замок гарроты. С тросика, который глубоко врезался в шею Горовица, закапала кровь, и Оскар торопливо вытер её комком туалетной бумаги.

       Со стороны раковин слышались звуки льющейся воды, но Оскар не мог разглядеть никаких ног рядом со своей кабинкой. Стараясь не ступить в мочу Горовица, он проскользнул под перегородкой в соседнюю кабинку, оставив Горовица сильно отклонившимся к стене, но все же сидящим на унитазе. Перед выходом из своей кабинки Оскар для видимости спустил воду в туалете, затем пошел к раковинам, чтобы помыть руки и проверить свой парик.

       Пока Оскар стоял перед зеркалом, поправляя галстук, и незаметно проталкивая гарроту в более надежное место в пиджаке, еще двое мужчин вошли в туалетную комнату. Один направился прямо к писсуарам, но другой стал осматривать комнату, как будто искал кого-то, а затем встал у противоположной стены напротив кабинок и сложил руки на груди. Оскар никогда раньше не видел этого человека, но был уверен, что это телохранитель Горовица.

       Пока Оскар сушил руки, он заметил, что лужа мочи из кабинки Горовица явно распространилась на плитки за дверью. Когда он выходил из туалета, то услышал, как в туалете, наконец, раздались звуки спускаемой воды в другой занятой кабинке. Сейчас начнется представление!

       Сворачивая за угол в конце коридора и оставляя за спиной завсегдатаев вечеринок, Оскар быстро взглянул на часы. Он пробыл в туалете всего тридцать две минуты, из них последние пять – с Горовицем.