III
III
Аделаида все еще деловито стучала по клавиатуре компьютера в углу гостиной комнаты, когда Оскар вернулся из подвала. Он на секунду остановился позади нее, восхищаясь плавной прелестью ее шеи и плеч. Он подумал, что Аделаида оказалась одним из самых чудесных итогов его отношений с Военно-воздушными силами. Он встретил ее четыре месяца назад в Пентагоне, в офисе Карла Перкинса, своего приятеля по Вьетнаму, где она работала гражданским аналитиком. Аделаида выросла в крошечном городке в штате Айова, получила диплом математика в Государственном университете штата Айова и работала в Вашингтоне чуть более года.
Хотя в свои 23 года она была на 17 лет моложе Оскара, их обоих так потянуло друг к другу, что он пригласил ее на свидание еще при первой встрече. Отношения их складывались чудесно, и в последнее время она и Оскар встречались по три-четыре раза в неделю. Красивая, щедрая и сердечная, всегда жизнерадостная – она была настоящим противоядием от склонности Оскара к мрачным настроениям.
Пришло время просить ее переехать к нему – и она, конечно, ждала его просьбы – но Оскар никак не мог согласовать свои действия против Строя с таким итогом их отношений; как он мог надеяться сохранить в тайне от жены такие вещи? Ему уже сейчас было неудобно объяснять ей, почему его иногда нет дома.
В порыве Оскар склонился над ней, и в его ладони, скользнувшие под ее руками, как в чаши, легли её полные груди. Она продолжала печатать, но откинулась к нему всем телом, когда он начал мягко сжимать ее соски. Сквозь ткань блузки он почувствовал, как они отвердели.
– Эй, ты хочешь, чтобы я закончила для тебя эту заявку, или нет? – Аделаида засмеялась, все еще отчаянно пытаясь печатать, но уже начала вызывающе прижиматься к Оскару головой.
– Что?! – с чувством ответил Оскар, улыбаясь. – Уже девять часов, а я мечтал о тебе весь день. Я не смогу терпеть дольше. Оставайся у меня сегодня, а завтра мы встанем пораньше, чтобы ты закончила последнюю страницу перед тем, как поедешь на работу. – Он подхватил ее под руки и поднял ее со стула.
Встав на ноги, она повернулась и плавно скользнула в его объятия. Оскар начал жадно целовать ее в губы, шею, уши, и снова в губы. Его руки быстро расправились с кнопкой и молнией сбоку юбки, и та упала на пол под ноги. Обе его руки тут же оказались в ее трусиках.
Она прижалась к нему и прошептала в ухо: «Погоди, а нам не надо закрыть шторы или пойти в спальню?»
– Ох! Я и забыл про шторы. – Оскар смутился и побежал к окну, а Аделаида, подхватив юбку, исчезла в коридоре.
Только после полуночи Оскар снова взглянул на часы. На мгновение он остановился в дверях ванной, и его рука замерла на выключателе. Обнаженная Аделаида спала на кровати, лежа наполовину на спине и наполовину на боку, и свет, падающий из-за плеч Оскара из ванной комнаты, рельефно обрисовывал мягкие черты ее тела. Она была прекрасна – одна из красивейших женщин, которых он когда-либо встречал в жизни, высокая и изящная, гибкая, с нежной кожей, стройными бедрами, оттеняемыми длинными густыми волосами каштанового цвета, плоским животом, великолепной грудью, изящной длинной шеей и лицом столь прелестным, чистым, так по-детски мирным и невинным, что при взгляде на нее, уютно спящую на подушке, наполовину в тени ее длинных, золотисто-рыжих волос, его сердце замирало от восторга, примерно также, когда он смотрел на фантастический закат в пустыне или набредал на чудесный вид в горах. «Аделаида – истинное чудо природы», – подумал он.
Не выключая свет, Оскар подошёл к кровати, осторожно отвел в сторону ее волосы и, стараясь не разбудить, нежно поцеловал ее в губы. Несмотря на его осторожность, глаза Аделаиды широко открылись, как только губы Оскара коснулись ее губ. Одно мгновение он молча и пристально глядел в ясную, синюю глубину её глаз, и вдруг почувствовал, как её руки притягивают его к себе. Он полюбил ее снова, в этот раз более страстно, чем прежде, почти жестоко, затем повернулся и лег на подушку, а она свернулась калачиком в его объятиях и снова заснула, положив головку на его плечо. Свет в ванной продолжал гореть.
Теперь Оскару очень хотелось спать, но он еще несколько минут размышлял. Аделаида была светлым пятном в его жизни, и он глубоко полюбил ее. Но она значила для него больше, чем любимая женщина. Она олицетворяла всё, что действительно было дорого Оскару. Аделаида была сама красота и невинность, – воплощенное человеческое совершенство. Она была образцом женщины его народа и расы. И она стала высшим оправданием Оскара в его личной войне со Строем.
Он считал, что нет ничего более важного, чем добиться, чтобы в мире всегда существовали такие женщины, как Аделаида. Всё, что угрожает такой возможности, должно быть уничтожено.
Оскар задумался об отличии его собственной системы ценностей и той, что, казалось, была нормой, или, по крайней мере, так внушали представители СМИ. Они говорят о правах человека, равенстве и святости жизни. Плосконосая, грязнокожая полукровка, с волосами похожими на проволоку, рожденная одной из таких расово смешанных пар, которые он подстрелил, так же дорога этим людям, как и золотоволосая, голубоглазая маленькая девочка, которая может вырасти и стать второй Аделаидой. На самом деле, даже более дорога. Оскару было ясно, что, несмотря на болтовню СМИ о «равенстве», в будущем, о котором они мечтают, грязнокожие полукровки унаследуют землю. Он невольно содрогнулся.
Оскар вспомнил случай, свидетелем которому был в Вашингтоне несколько лет назад, во время, когда толпы Белых студентов, христианских священнослужителей, черных активистов, персон из шоу-бизнеса и политических деятелей почти каждый день собирались у посольства Южной Африки, чтобы носить плакаты и выкрикивать речевки против апартеида. Случайно он проходил мимо посольства, когда две южноафриканских женщины, которые там работали, входили в здание. Они остановились, чтобы показать пропуска одному из полицейских, которые образовали оцепление на тротуаре, держа демонстрантов подальше от входа. Одна из женщин была высокая, поразительной скандинавской красоты, другая – довольно невыразительная брюнетка среднего роста. Несколько демонстрантов протолкались вперед, чтобы осыпать оскорблениями этих двух женщин. Оскар особенно запомнил одну молодую белую женщину, видимо, студентку университета и при нормальных обстоятельствах, наверное, довольно привлекательную, с лицом, искаженным ненавистью, которая беспрерывно выкрикивала: «Расистская сука! Расистская сука! Расистская сука!» Было заметно, что ее злость была направлена именно на высокую блондинку, как будто именно эта женщина, больше чем ее коротенькая и темноволосая спутница, представляла все то, что демонстрантку учили ненавидеть. Белый священник, стоящий поодаль в нескольких метрах, одобрительно усмехался. Священник держал плакат с надписью: «Все дети Бога, черные и белые, равны». Но некоторые явно были равнее других!
Точно также люди из СМИ лили слезы по жертвам Оскара. Они болтали и трещали о святости каждой человеческой жизни, и о том, что никто не имеет права судить другого и отнимать у него жизнь. Оскар подумал о том, как мало слез у этих комментаторов находится для жертв уголовных преступников – насильников, грабителей, вооруженных бандитов, которые каждый день убивают множество людей в Соединенных Штатах. В действительности некоторые жертвы заботили их гораздо больше, чем другие. Например, Оскар был уверен, что все они с удовольствием посмотрели бы, как его разорвут на части или зажарят на медленном огне.
Разумеется, совершенно нормально заботиться о некоторых людях больше, чем о других, стремиться защитить некоторых из них и уничтожать других. Различие между Оскаром и этими людьми состояло в том, что он не пытался отрицать этот факт, он хотел защитить своих собратьев и уничтожить тех, кто им угрожал, тогда как они, казалось, ненавидели своих собственных сородичей и любили тех, кто в корне отличался от них самих.
Он прочитал достаточно литературы 18-го и 19-го веков, и даже первой половины 20-го века, чтобы быть совершенно уверенным в том, что его собственные ценности тогда были нормой. Как же произошла эта подмена ценностей и устоев на ложные? Оскар сонно тряхнул головой. Этого он никогда не сможет понять, даже если хорошо выспится. Что ж, ответ может пождать. Он знал, что должен делать, и завтра намеревался нанести следующий удар.