Полезные путешествия

Полезные путешествия

Вы сидите за уличным столиком на Пьяцца-делла-Серениссима в одном из каменных городков, приютившихся в холмах Тосканы. Вы только что испытали двадцатиминутный экстаз во время посещения бесценных интерьеров крошечной базилики, расположенной вдали от стандартных туристических маршрутов. Вы составили вместе несколько металлических столиков, чтобы посидеть с новыми знакомыми, и за употреблением напитков, которые дома сошли бы за сироп от кашля, вы начинаете обмениваться историями путешествий. Кто-то вспоминает недавнюю поездку в долину Гереме в Центральной Турции и восхищенно рассказывает о пещерных городах, которые хетты выдолбили в вулканической лаве, но тут джентльмен в усеянной карманами рубашке перегибается из-за соседнего столика и вставляет свое: «Ну конечно. Только за последние пару лет Каппадокию жутко истоптали туристы».

Минуту спустя дама за вашим столиком пересказывает интересную историю, поведанную ей гидом экологического тура по Южному Белизу. «С тех пор как туда провели электричество, Южный Белиз уж не тот», – вздыхает мужчина с карманами. Это путешественник-бахвал. Есть такие искушенные бродяги, которые любят вывешивать пройденные крутые маршруты как юбилейные медали. Больше всего в жизни им нравится делать прозрачные намеки, смысл которых сводится к тому, что, куда бы вы ни собирались, они там были, когда это еще что-то значило. Откуда у них столько времени на путешествия – неизвестно; может, какой-то злобный филантроп платит за их кругосветные путешествия, чтоб потом они досаждали другим путешественникам, демонстрируя тем ничтожность их культурного багажа. Они мастера невыносимых вопросов. «Не там ли останавливался атабек Дамаска в тысяча сто тридцать девятом году?» – спросит такой господин, рассказывая об отдаленном оазисе, и оглянет слушателей взглядом, полным надежды, что кто-нибудь охотно подтвердит эту информацию. Вечерами он, наверное, заучивает названия малочисленных этносов: «Когда-то здесь рыбачили мобаби, пока кантути не вытеснили их выше по течению».

Излишне упоминать примыкающую к ним свирепую банду языковых снобов: «Полагаю, азы чинукского вы уже освоили?» Они не говорят: «я знаю» такой-то язык, предпочитая выражаться так: «у меня в активе несколько слов по-португальски» или «несколько романских языков у меня в активе». Все это языковой сноб произносит с такой наигранной небрежностью, что хочется зажать его голову в тиски и подкрутить, пока глаза не вылезут из орбит.

К сожалению, немногие следуют этому благородному порыву, даже зная, что появление такого человека предваряет вьетнамский синдром. Страдающие этим психическим расстройством любой разговор сводят к одному: путешествию во Вьетнам, которое перевернуло их жизнь. Бахвал-путешественник начинает издалека. Выдав нескольких аллюзий на свой обширный культурный капитал, он постепенно увеличивает свое присутствие в разговоре, ожидая подходящего момента, чтобы поглотить все ваше внимание. Бывает, блеснет луч надежды, когда кто-то вдруг начнет рассказывать про Эверест. Ага, думаете вы, парень бывал в Тибете, с ним придется вести себя поскромнее, но нет же – бахвал посещал Тибет еще до публикации «В разреженном воздухе»[53].

И тут уже начинается. Подробный рассказ о прохождении тропы Хо Ши Мина или о путешествии на переполненном душном поезде из Хюэ, описание всяческих чудес Северного Вьетнама, аромат камфоры, мельтешение тысяч велосипедов. Вы вдруг понимаете, что оказались в западне, и выйти из этого разговора с достоинством уже не удастся, придется страдать.

«Никогда не думал, что кормление гусей может быть таким глубоким духовным переживанием», – будет говорить он, передавая фотографии, где он (тот, что в очках) стоит с местными жителями посреди рисовых полей в районе Май-Лаи. Он расскажет о бывшем вьетконговце, с которым они объездили долину Красной реки на запряженной волами телеге. В своих рассказах он всегда предстает эдаким доктором Ливингстоном, но мы-то знаем, что, когда он заходит в деревню, местные жители видят в нем только толстый кошель с разлетающимися оттуда долларовыми банкнотами. Если б такого деятеля обнаружили заколотым двенадцатью столовыми ножами, разгадать убийство было бы не проще, чем в романах Агаты Кристи, – мотив есть у каждого.

Подозреваю, что прикончить путешественника-бахвала нам не дают собственные грешки. Ведь тревел-снобами до определенной степени являются все представители образованного класса. Только если мы морщимся при виде орд жирных туристов, вываливающихся из огромных автобусов возле Нотр-Дам, бахвал надменно поглядывает на нас, поскольку прошел по лестнице нетривиальных путешествий на несколько ступеней выше.

Правила полезного отдыха гласят, что отпуск должен оцениваться по результатам – чему мы научились, каких духовных и эмоциональных вершин достигли, какие незабываемые ощущения испытали. А баллы в этой игре зарабатываются лишь на неизведанных маршрутах, благодаря умению тонко ценить редкие удовольствия. Поэтому бобо тратят невероятные усилия, чтобы отмежеваться от пассивных и неизобретательных туристов, которых целыми автобусами сгружают возле главных достопримечательностей. Туристы увешаны фотоаппаратами, поэтому бобо предпочитают обходиться без них. Туристы кучкуются на главных площадях, поэтому бобо больше времени проводят на задворках, наблюдая за времяпрепровождением настоящих местных, как правило, стариков, катающих металлические шары.

Поскольку туристы стараются объехать как можно больше мест за кратчайшее время, ответственный путешественник выбирает самый неспешный способ передвижения. По долине Луара бобо поплывет на барже и будет с высокого борта взирать на торопыг в машинах. По Новой Зеландии он поедет на велосипеде, пристыдив тех, кто отправился поездом. По Коста-Рике он пройдет на байдарках, ощущая свое преимущество над теми, кто пролетает мимо в самолете. Если место становится популярным у туристов, бобо сделает все, чтоб оказаться от него подальше. «Большинство туристов, приезжающих в Танзанию понаблюдать за дикой природой, отправляются в национальный парк Серенгети, тогда как заповедник Селус больше по площади и менее посещаем», – пишет редактор журнала Natural Hisory Брюс Статс, очевидно обращаясь к образованному путешественнику. И пусть в Серенгети вы увидите куда больше, чем в Селусе, это не имеет никакого значения, бобо останется доволен своим путешествием, если оно будет изобретательным и нетривиальным.

Если бы Льюис и Кларк[54] были бобо, то по возвращении из своего путешествия они бы высказались в том духе, что: «Северозападного пути мы не нашли, зато нашли самих себя». Деньги, которые мы тратим на путешествия, – это инвестиции в человеческий капитал. Осмотра достопримечательностей нам уже недостаточно, мы хотим проникнуть в чужую культуру, примерить на себя чужую жизнь.

Но не просто чужую жизнь. Если присмотреться к правилам путешествий и книгам, которыми пользуются бобо, легко различить четкий набор предпочтений. Бобо, как правило, ищет спокойные места, где люди давно пустили корни и следуют вековым установлениям. Иными словами, в своих путешествиях бобо бежит прочь от своего благополучного, устремленного к новым победам «я», желая попасть в мир, где духовность сохранилась благодаря тому, что этот мир не испытал на себе всей силы глобальной меритократии. Бобо испытывают склонность к Людям, Которые Знают, Как Жить – людям, которые работают в народных промыслах, рассказывают народные сказки, танцуют народные танцы и слушают народную музыку – ко всем этих коренным народам, безмятежным кустарям и прочим благородным дикарям.

По той же причине для прокопченных крестьян, пожилых фермеров, бывалых рыбаков, народных умельцев, потрепанных стариков, грузных местечковых поваров, для всех, кто никогда не пользовался и вряд ли воспользуется программой накопления миль, бобо – лох обыкновенный. И вот бобо разузнает про места, где такой «простой» люд встречается на каждом шагу – Прованс, Тоскана, Греция, деревушки в Андах или Непале. У местных там нет долгов по кредиткам, и в футболках с эмблемой NBA ходят немногие, а значит, жизнь их течет по древним законам, в соответствие с вековой мудростью. Жизнь таких людей кажется нам безмятежной. И пусть сами они беднее, их жизнь побогаче нашей.

В отпуске такие вещи, как оливковая роща или часовенка, приобретают для бобо особое значение. В идеале бобо смаковал бы жизнь пару часов ежедневно. Он бы зависал в траттории, настолько далекой от актуальных событий, что у завсегдатаев не возникает даже мысли поинтересоваться, кто такой Билл Гейтс. Он бы восхищался сливочной полентой или пряным черепашьим супом, а то и расширил бы гастрономические горизонты до специалитета с костным мозгом. Он добавил бы в кофе сливок прямо из-под коровы и стал бы с наслаждением разглядывать разжиревших крестьянок на кухне, живописно облупившуюся краску на стенах, улыбки сотрапезников, которые вроде как принимают его в свой круг.

В таких местах удивительный ритм жизни. Но отпуск длится всего две недели, поэтому духовно развиваться бобо вынужден в ускоренном режиме. Большинство бобо разрабатывают несколько техник быстрого погружения, позволяющих им в полной мере постигнуть сельскую жизнь и прочувствовать несколько подлинных моментов. В этом смысле полезно бывает помаячить на периферии местной свадьбы. Еще один беспроигрышный маневр – это в разговоре с местными объявить о генеалогических связях с их страной: «А ведь второй муж моей бабушки был из Португалии». Правильно проведенный маневр гарантирует бобо-пилигриму шесть незабываемых моментов утром, два восторга днем, полтора глубоких наблюдения после обеда (в среднем) и две трети меняющего жизнь озарения после каждого заката.