Технократия

Десятью годами позднее аргументация Уайта была частично принята на вооружение автором куда более радикальной книги, оказавшей на сегодняшних капиталистов и их представления о деловой жизни влияние настолько глубокое, что он, автор, и в мечтах представить себе не мог. «Создание контркультуры» Теодора Рожака была опубликована в 1969 году и стала самым внятным высказыванием, осветившим на тот момент еще актуальную тему ниспровержения истеблишмента. Как и Уайт, Рожак видит Америку страной, управляемой крупными корпорациями. Как и Уайт, он анализирует психологические травмы, полученные в результате жизнедеятельности внутри этих бюрократических систем, которые он предпочитает называть технократиями. Своими жертвами они управляют с помощью мягкой вкрадчивой тирании, опресняя их сравнительно комфортабельное существование, путем подавления всякой индивидуальности, творческой активности и воображения. Как и Уайт, Рожак не приемлет общественный порядок, при котором основной упор в социальных отношениях делается на покладистость и инерцию.

Существенное же различие между двумя авторами состояло в том, что Уайт был репортером журнала Fortune, а Рожак – радикальным представителем контркультуры. Если отношение Уайта к буржуазным ценностям было неоднозначным, то Рожак подвергал организацию уже куда более жесткой и системной критике. Он утверждал, что проблема общества состоит не в той или иной теории управления или практике приема на работу. Корпоративные наросты – это симптомы куда более глубокой культурной болезни. Основная проблема, по Рожаку, кроется в самом рационалистическом мировосприятии, которое он называл объективным самосознанием.

«Если проанализировать технократию с целью вычленить, что именно дает ей такую власть над нами, – писал Рожак, – мы неминуемо придем к мифу об объективном самосознании. Постичь реальность – гласит миф – возможно лишь путем дистилляции сознания, исключения всякого субъективного искажения, любой личной сопричастности. Знанием может считаться информация, полученная исключительно в таком состоянии сознания. Это крае угольный камень, фундамент всех естественных наук, подпав под влияние которых, все области знания стремятся стать научными». Рожак описывает бухгалтера, который воспринимает мир, как гроссбух, холодного ученого, расчетливого предпринимателя, бездушного бюрократа, узколобого инженера. Высшим проявлением объективного сознания, по Рожаку, является машина. Машина – «это стандарт, эталон, мерило всех вещей». В представлении технократа компании университеты, даже целые народы должны бесперебойно функционировать подобно хорошо смазанной машине.

Неудивительно, что люди становятся машиноподобными шестеренками организаций. Дабы как следует разъяснить свою мысль, Рожак цитирует французского философа Жака Эллюля: «Техника должна быть предсказуема, и прогнозы эти должны быть максимально точными. Более того, техника должна господствовать над человеком. Для техники это вопрос жизни и смерти. Технике необходимо низвести человека до обслуживающего технику животного и стать королем рабов техники. Человеческие прихоти падают ниц перед технической необходимостью; человеческая автономия невозможна, поскольку техника сама стремится к автономии, здесь либо одно, либо другое. При таком положении техника формирует человека… так, чтобы стереть кляксы личных устремлений с идеального чертежа организации».

Это одно из базовых положений богемной критической мысли. Достаточно отвлечься от изучения окружающего мира, чтобы начать воспринимать его правду и красоту, вместо этого мы покоряемся искусственным богам. Мы отягощаем себя жесткими общественными структурами и сковываем нечеловеческим образом мысли. Еще со времен Флобера сотоварищи богема отвергала излишне рациональное мышление. Подобно философам-трансценденталистам они искали более эстетически ориентированный, мифотворческий, интуитивный способ восприятия. Спустя столетие Рожак, как и первая богема, ставил самовыражение выше самоконтроля. Цель жизни он видел в расширении собственного «я». «Самое важное, – писал он, – это чтобы каждый из нас стал человеком, законченной, цельной личностью, в которой ощущался бы непосредственный опыт познания разносторонней человеческой природы и чувствовалось, что личность эта научилась жить в невероятном многообразии действительности».

Решение, которое Рожак предлагал проблеме технократии, тоже было сугубо богемного толка. «Расширение собственного „я“ достигается не с помощью специальной подготовки, но через простодушную открытость разнообразным опытам». Он считал, что людям, живущим в индустриальных капиталистических обществах, необходимо заново открыть для себя более естественные, более непосредственные способы восприятия. «Мы должны быть готовы принять за аксиому, что расширение собственного „я“ приводит к созданию более творческой, красивой и гуманной личности, нежели приверженность к объективному сознанию». Рожак считал, что, если мы будем воспринимать жизнь больше как игру, это может изменить окружающую нас реальность: «Вот наш основной контркультурный проект: объявить и небеса, и новую землю столь необъятной и удивительной, что технократия с ее чрезмерными притязаниями в присутствии такого великолепия вынуждена будет отступить на второстепенные позиции в жизни людей. Создать и как можно шире распространить идею о том, что такое жизненное самосознание подразумевает готовность к визионерским опытам и раскрытию творческого воображения со всеми вытекающими из этого последствиями».

Ничего такого, как известно, не произошло. Если у проблемы, которую Уайт и Рожак связывали с организационной структурой американского общества, и существовало решение, оно едва ли состояло в развитии космического самосознания, а также низвержении и подчинении ему рационалистического мышления. Тут Рожак понастроил воздушных замков. Но это не означает, что они с Уайтом ошиблись в своей критике технократии или порожденной ею конформистской искусственной морали. Просто для практического переосмысления организационных и социальных структур нужен был более приземленный, практический взгляд.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.