1. Другое общество, другие революции

1. Другое общество, другие революции

Чтобы подойти к ответу на этот вопрос, сформулируем сначала выводы из того, что мы увидели, пробираясь по лабиринту главной тайны советского общества — тщательно скрываемого факта существования правящего, эксплуататорского, привилегированного, диктаторствующего, экспансионистского и паразитического класса — номенклатуры.

Мы убедились в следующем.

«Реальный социализм» — это не общество, предсказанное Марксом.

а) Маркс считал самым важным своим открытием диктатуру пролетариата. Ни в одной стране реального социализма такой диктатуры не было, всюду создалась «диктатура над пролетариатом» (Троцкий), диктатура номенклатуры.

б) Маркс предрекал как результат пролетарской революции возникновение бесклассового коммунистического общества — без государства, армии, полиции и бюрократии. Действительный результат всех революций, именующих себя «пролетарскими», оказался прямо противоположным: возникло общество с антагонистическими классами, с государством, армией и полицией несравненно более мощными, чем при капитализме, — общество, в котором политическая бюрократия сделалась господствующим классом.

в) В «Критике Готской программы» Маркс мимоходом упомянул, что у коммунизма будет первый этап, когда еще сохранятся элементы старого и не все черты коммунистического общества войдут в жизнь. Эта заметка была раздута в целую теорию «социалистического общества как первой фазы коммунизма».

Между тем Маркс пояснял: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата».[431]

Никакого «общенародного государства» не предусмотрено; впрочем, мы уже отмечали, что оно, с марксистской точки зрения, бессмыслица. Поскольку реальный социализм давно уже не претендует на то, что он диктатура пролетариата, то он предсказанной Марксом первой фазой коммунизма не является. Вдобавок ясно, что путь к отмиранию государства может проходить лишь через ослабление, а не укрепление государства, путь к ликвидации армии, полиции и бюрократии не может пролегать через их рост и усиление. Колумб, отправившись в сторону Америки вместо Индии, приехал соответственно именно в Америку, а не в Индию.

Общество реального социализма вполне реально, и оно действительно в корне отличается от капиталистического общества. Но это не то общество, возникновение которого прорицали Маркс и Энгельс. Это другое общество.

Номенклатура осознала, что оно другое. Она лишь пытается скрыть этот факт. С такой целью она продолжает раздувать теорию «первой фазы коммунизма». Поскольку эту «фазу» основоположники не охарактеризовали, а лишь упомянули, можно выдавать за нее решительно все, что не является ни капитализмом, ни коммунизмом. Под псевдонимом «первой фазы коммунизма» и фигурирует ныне антагонистическое и эксплуататорское общество реального социализма, не имеющее ничего общего с пророчествами Маркса.

Потребность в такой операции номенклатура ощутила давно. В эту сторону вел антимарксистский лозунг Сталина о «построении социализма в одной, отдельно взятой стране» (1924 год), вели его рассуждения на XVIII съезде партии (1939 год) о возможности существования государства при коммунизме — с марксистской точки зрения полная бессмыслица, поскольку государство — аппарат класса, а в коммунистическом обществе классов нет. Затем началось растягивание «периода социализма» — от очень краткого переходного этапа (как еще можно было бы интерпретировать мимолетное замечание Маркса) до чуть ли не самостоятельной социально-экономической формации.

Брежнев стал пропагандировать идею. Ульбрихт, всегда норовивший показать себя большим католиком, чем сам Папа, выступил с тезисом о социализме как «относительно самостоятельной» эпохе в истории человечества, чтобы отодвинуть перспективу коммунизма еще дальше. Помню, как, прогуливаясь со мной по Восточному Берлину, ответственный работник сектора ГДР в отделе ЦК КПСС рассуждал: «Конечно, постановка вопроса сама по себе своевременная и полезная. Но почему Ульбрихт? С этим тезисом должен выступить советский руководитель». Ульбрихт был смещен с поста Первого секретаря ЦК СЕПГ, а с тезисом о «развитом» или «зрелом социализме» как длительном периоде в жизни общества выступил Брежнев. Затем было объявлено, что коммунистическое общество вообще сложится постепенно, без особого скачка, в рамках «развитого социализма» и что между социализмом и коммунизмом «нет резкой грани».[432] В 1986 году Программа КПСС была подвергнута пересмотру с целью вычеркнуть из нее все конкретные упоминания о коммунистическом обществе. Так медленно, но упорно Марксова идея о бесклассовом обществе вытравляется из коммунистической идеологии и заменяется идеей непреходящей стабильности реального социализма, то есть диктатуры номенклатуры.

Номенклатура осознала, что построено общество, не предсказанное Марксом, а предсказанное им она строить не собирается.

Если сопоставить современное капиталистическое общество и общество реального социализма, то именно первое выглядит этапом на пути к обществу без классов, государства и его атрибутов, а ни в коем случае не второе.

Как же получилось, что предсказанные Марксом революции в ряде стран действительно произошли, только вот результат их оказался прямо противоположным ожидавшемуся? Возникает вопрос: а не может быть так, что не только общества сложились другие, не предвиденные Марксом, но и сами революции были другими?

Действительно: и до Маркса, и после него в разных странах происходили революции и государственные перевороты. В некоторых случаях их организаторы ссылались на теорию марксизма. Но ведь таких ссылок недостаточно, чтобы признать эти революции и перевороты соответствующими теории и подтверждающими ее правоту. Надо сличить эти революции с самой теорией.

По марксистской теории, пролетарские революции происходят в промышленно наиболее развитых странах — там, где капиталистические производственные отношения оказываются слишком узкими для бурно выросших производительных сил и превращаются в их оковы. В начале книги уже упоминался составленный Энгельсом перечень тех стран, где в соответствии с этой теорией должны были произойти в первую очередь пролетарские революции: Англия, США, Франция и — с некоторым запозданием — Германия.

А вот где в действительности произошли «пролетарские революции»: Россия, Монголия, Тану-Тува, Болгария, Югославия, Албания, Польша, Румыния, Венгрия, Чехословакия, Восточная Германия, Северный Вьетнам, Северная Корея, Китай, Куба, Южный Йемен, Южный Вьетнам, Камбоджа, Лаос, Ангола, Эфиопия, Мозамбик, Гренада, Афганистан.[433] Хотя некоторые из них по теоретическим соображениям именуются «национально-демократическими» революциями, но такой категории в теории Маркса вообще нет, власть же в этих странах оказалась в руках коммунистических партий, что, по Ленину, является главным признаком «победившей пролетарской революции».

Выявляется любопытная закономерность: «пролетарские революции» произошли только в слаборазвитых странах. В Европе, за исключением Югославии и Албании, эти революции победили лишь в условиях прямого советского военного или политического вмешательства. В то же время в наиболее развитых странах капитализма, несмотря на полную свободу деятельности коммунистических партий и других групп, надрывно призывавших к «пролетарской революции», никаких революций не было.

Закономерность, следовательно, такова: чем выше уровень развития производительных сил, тем меньше шансов для «пролетарской революции». Это антимарксистская закономерность, однако она не перестает быть многократно проявляющейся и не знающей исключений закономерностью. Пролетарские революции в развитых странах, предсказанные Марксом, не происходят. Зато под маркой «пролетарских» происходят революции в странах, где нет развитого, а то и вообще никакого пролетариата. Под марксистскими лозунгами происходят другие революции.

Другое общество, другие революции. Какие?