14. Ксенофобия и антисемитизм

14. Ксенофобия и антисемитизм

Оборотной стороной идеологии шовинизма всегда является натравливание своего народа на другие. Номенклатура твердит о своем интернационализме — с оговоркой, что речь идет о «социалистическом» или «пролетарском» интернационализме. Первый распространяется лишь на подвластные ей страны, второй — на поддерживающих ее коммунистов в остальных странах. К обычному же человеку иностранного происхождения номенклатурная идеология, как и всякий шовинизм, старается внушить предубеждения и подозрения. Лозунг интернационализма нисколько не помешал классу номенклатуры старательно культивировать в советском народе представление, что все иностранцы — типы крайне сомнительные, скорее всего враги и шпионы.

Для иностранных дипломатов, журналистов, туристов это означает постоянную полицейскую слежку, подслушивание, перерывание вещей в отеле. Для иностранцев же, постоянно живущих в Советском Союзе, номенклатурная ксенофобия оборачивается вечным недоверием, а в сталинские годы она почти неминуемо вела к катастрофе.

Вот пример одной человеческой судьбы. Со мной в Московском университете учился сын выходцев из Швейцарии Альфред Штекли. Во время войны Альфреда в армию не призвали из-за его подозрительного происхождения. А в 1948 году его — заканчивавшего аспирантуру историка-слависта — органы МГБ арестовали, пытали и приговорили к 25 годам заключения; подготовленная им диссертация была сожжена. Через 8 лет, после XX съезда партии, он был выпущен. Но поступать в новую аспирантуру и начинать сначала диссертацию было поздно да и тяжело. Жизнь оказалась изломанной только из-за иностранного имени.

С номенклатурной ксенофобией связан и антисемитизм. Сначала он прикрывался лозунгом борьбы с троцкистами, затем — уже менее завуалированно — с «безродными космополитами», теперь — совсем уже прозрачно — с сионизмом. Все это — этикетки на утробном антисемитизме номенклатурщиков, принесенном из брошенной ими социальной среды и культивируемом в «новом классе».

В классе номенклатуры принято быть антисемитом. Читатель, если номенклатурные пропагандисты будут это отрицать, не верьте: они лгут и знают, что лгут. Не верьте и той крошечной группке советских евреев, которых Секретариат ЦК КПСС посылает за границу, чтобы они своими должностями и званиями демонстрировали, будто еврей может занимать в Советском Союзе такое же место, как и русский. Всех членов этой группки можно пересчитать по пальцам: Герой Советского Союза генерал Драгунский, многолетний в прошлом главный редактор «Литературной газеты» Чаковский, еще несколько человек.

Некоторых из них я лично знаю, они способные и симпатичные люди. Но пусть уж не обижаются: согласились они на унизительную роль, очень сходную с ролью евреев, сотрудничавших с нацистской пропагандой.

Государственный антисемитизм в Советском Союзе начался внезапно — как ни странно, во время войны против гитлеровской Германии. Казалось, эта зараза переползла через линию фронта и охватила номенклатурные верхи. Но так только казалось: в действительности вылезшая в годы ежовщины сталинская номенклатура принесла с собой устойчивый дух антисемитизма. Хотя еще в самом НКВД было немало евреев, а Каганович и Мехлис находились в окружении Сталина, Лозовский и Майский были заместителями Молотова, наркома иностранных дел СССР, дни их благополучия были сочтены. Для молодой же поросли евреев дорога была закрыта. Уже в 1942 году секретарша в Наркоминделе отказалась выйти замуж за жившего с ней моего знакомого — еврея, объяснив, что она надеется поехать на работу в посольство за границу, а его как еврея не выпустят, да и у нее будут трудности, если муж будет евреем. Когда весной 1944 года нас — выпускников МГУ — распределяли на работу и стоял вопрос о том, чтобы взять меня на службу в Кремль или зачислить в Высшую дипломатическую школу, номенклатурные кадровики придирчиво допытывались: не еврей ли? Нет ли родственников-евреев? Начальник управления кадров Наркомата иностранных дел СССР Михаил Александрович Силин, до того заведующий сектором загранкадров ЦК ВКП(б), а впоследствии — посол СССР в Чехословакии, слову не верил и принялся анализировать мою фамилию. Придя к выводу, что она, вероятно, священническая, Силин удовлетворенно сказал: «Ну тогда хорошо: попы никогда евреями не были».

Когда в 1945 году Светлана Сталина вышла замуж за еврея — Григория Морозова, Сталин был очень против брака и не пожелал видеть зятя. Когда же Светлана разошлась с Григорием, то Маленков поспешил выгнать мужа своей дочери — Владимира Шамберга, вместе с которым мне довелось затем несколько лет работать и который навсегда затаил в глазах печаль о превратностях судьбы.

Сейчас в классе номенклатуры евреев почти не стало. Отправлен на пенсию самый высокопоставленный еврей в Советском Союзе Дымшиц — один из заместителей Председателя Совета Министров СССР. Но ни в Политбюро, ни в Секретариате, ни в аппарате ЦК КПСС евреев нет. В МИД СССР был, насколько мне известно, только один еврей — Менделевич, почти два десятилетия проработавший в советской разведке, поэтому, с точки зрения номенклатуры, человек заслуженный и, несомненно, способный и умный. В органах КГБ число евреев, как говорят, чрезвычайно незначительно, причем никто из них не занимает руководящих постов. Такую же картину вы встречаете в любой республике, крае или области. В аппарате ЦК рассказывали как анекдот о том, с каким трудом отыскали еврея Шапиро на должность первого секретаря Биробиджанского обкома КПСС, и смеялись, что это для Шапиро — пожизненное место: еще раз такой труд поисков брать на себя никто не захочет. И правда: Шапиро просидел на этом посту чрезвычайно долго.

Евреям нехотя разрешают работать в науке, несколько более охотно — в музыке и журналистике.

Но это исключения, а правило другое. И в науке евреев придирчиво вычеркивают из разных списков, ограничивают публикацию книг авторов с еврейскими фамилиями и, конечно, под разными предлогами отказываются посылать в загранкомандировки. Вместе с тем евреям сравнительно легко разрешают эмигрировать. Объяснение в аппарате давали простое: «Они нам тут не нужны».

В качестве иллюстрации приведу страничку из своего дневника 1971 года. Время действия — четверг 4 марта 1971 года, место действия — Отдел науки и учебных заведений ЦК КПСС. Упоминаемые лица: инспектор этого отдела Кузнецов; заведующий сектором истории Отдела ЦК Хромов (затем директор Института истории СССР АН СССР); академик Минц; член-корреспондент Академии наук СССР Смирин; заместитель председателя Комиссии историков СССР и ГДР Давидович; доктор исторических наук Драбкин, автор большой книги о ноябрьской революции в Германии 1918 года (издана на немецком языке в ГДР); специалист по ФРГ Меламид (он же профессор Мельников), у которого были большие неприятности из-за опубликованной им беседы в «Шпигеле»; бывший заведующий сектором в Институте всеобщей истории Гефтер, выпустивший раскритикованный затем сборник статей; сотрудник Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС Тартаковский; заведующий отделом Института международного рабочего движения Кремер; Л. Н. Смирнов, председатель Верховного суда СССР; академик В. М. Хвостов, президент Академии педагогических наук СССР и председатель Комиссии историков СССР и ГДР Я в то время был заместителем Хвостова в этой комиссии.

Теперь самый текст.

«В 16 часов в ЦК к Кузнецову. Ведет к новому заведующему сектором истории Хромову… (Хромов) проходится по всему списку комиссии и вычеркивает евреев — кроме Минца, Смирина и Давидовича (с трудом!): Драбкина, так как критикуют за гефтеровский сборник; Меламида — за «Шпигель»; Тартаковского — заменить заведующим его сектором Малышем; Кремера прямо: «товарищи из ГДР чутки к национальному вопросу» В комиссии нравится Л. Н. Смирнов — судил Синявского и Даниэля. Просит сообщить Хвостову и не тянуть — в течение недели. О беседе не рассказывать.

В тоске еду в Институт всеобщей истории на вечер 8 Марта… ведь евреи подумают, что моя инициатива! Звоню Хвостову — он тут же со всем согласен».

Это не позднейшие воспоминания и обобщения. Это из жизни, записано в тот же вечер.

Весной 1949 года, во время кампании борьбы против космополитизма, назначенный тогда специально для руководства ею на пост заместителя заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС профессор Головенченко — недалекий, но услужливый круглолицый украинец, заведовавший до того кафедрой русской литературы в институте, где я был аспирантом, — разъяснял на партактиве в подмосковном городе Подольске: «Вот мы говорим — космополитизм. А что это такое, если сказать по-простому, по-рабочему? Это значит, что всякие мойши и абрамы захотели занять наши места!» Было это сказано в конце кампании и использовано Сталиным, чтобы прогнать назад в институт сделавшего свое дело мавра.

Теперь стиль другой, так открыто номенклатурные чины своих мыслей не высказывают. Но с глазу на глаз доводилось мне от них слышать и не такое: например, чисто гитлеровскую теорию, что евреи как бы разъедают все в обществе, с чем соприкасаются, и даже человек, в семье которого завелся еврей, уже заражен ядом еврейства и неполноценен. В этой связи нередко приходи лось слышать скептические упоминания, что у Ильича (как номенклатурщики часто называли Брежнева) жена — еврейка; правда, тут же успокоительно добавлялось, что Ильич с ней давно не живет. Припоминали жен-евреек и Молотову, и другим.

Так антисемитизм и ксенофобия оказываются сильнее даже номенклатурного чинопочитания столь неотъемлемой, органической частью идеологии класса номенклатуры они являются.