16. Свобода передвижения в номенклатурном толковании
16. Свобода передвижения в номенклатурном толковании
Ну, а если невмоготу? Если так опротивела диктатура номенклатуры, что не радуют уже ни березы, шумящие на ветру легкой своей листвой, ни волжское полноводье, ни ширь бескрайнего простора под небом, отмеренного от полюса до субтропиков и от одного океана до подходов к другому? Простой человеческий ответ возникает сам собой — уехать.
Класс номенклатуры знает: многие в Советском Союзе дают себе такой ответ. Какой вывод номенклатура из этого делает?
При Сталине она без обиняков рассматривала желание покинуть Советский Союз как тягчайшее государственное преступление. В пресловутой статье 58 Уголовного кодекса РСФСР бегство за границу или отказ вернуться из заграничной поездки были объявлены «изменой Родине» и карались смертной казнью или многолетним заключением, что в большинстве случаев было равносильно смертной казни. Если же бежал военнослужащий, сталинский закон предусматривал не только многолетнее заключение для всех членов семьи, знавших о подготовке побега, но и ссылку для членов семьи, ничего не знавших. Таким образом, даже по опубликованному закону все члены семьи военнослужащих считались заложниками. На практике это относилось к членам семьи любого беглеца.
С тех пор времена изменились, но не очень. Закон о заложничестве отменен, статья 58 вычеркнута из Уголовного кодекса. Но вместо нее появилась статья 64, где бегство за границу или отказ вернуться по-прежнему квалифицируется как «измена Родине». Между тем это явно противоречит международным обязательствам, принятым Советским государством. Вот эти обязательства.
Всеобщая декларация прав человека, принятая Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 года, в статье 13 (2) провозглашает: «Каждый человек имеет право покидать любую страну, включая свою собственную, и возвращаться в свою страну».[360]
Советский Союз, воздержавшийся при голосовании декларации, затем официально присоединился к ней.
В статье 5(д) Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 21 декабря 1965 года, была повторена цитированная формулировка из декларации.[361] Советский Союз ратифицировал конвенцию в 1969 году.[362]
Международный Пакт о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 года в статье 12 (2) констатирует: «Каждый человек имеет право покидать любую страну, включая свою собственную».[363]
Советский Союз не только сам подписал и ратифицировал в 1973 году этот пакт, но то же сделали обе советские национальные республики — члены ООН: Украина и Белоруссия. В 1976 году пакт вступил в силу.
Таким образом, Советский Союз не только признал провозглашенный в декларации принцип свободы передвижения, но и принял на себя по конвенции и пакту прямое обязательство свободно выпускать своих граждан за пределы СССР.
Чтобы свести к минимуму возможности отговорок, в статье 12 (3) пакта точно записано, в каких случаях государство может ограничивать зафиксированные в этом документе права человека. Обязательной предпосылкой ограничения является принятие закона о них. Нет такого закона в Советском Союзе.
Нет, правда, и закона, подтверждающего право каждого гражданина свободно, по своему усмотрению выезжать из страны. Но и это предусмотрено в пакте. Статья 2(2) гласит: «Если это уже не предусмотрено существующими законодательными или другими мерами, каждое участвующее в настоящем Пакте государство обязуется принять необходимые меры в соответствии со своими конституционными процедурами и положениями настоящего Пакта для принятия таких законодательных или других мер, которые могут оказаться необходимыми для осуществления прав, признаваемых в настоящем Пакте».[364]
Значит, и закон должен быть издан, и практика должна быть приведена в соответствие с правом на свободу каждого покидать Советский Союз по своему желанию. Да и времени для этого было предостаточно с момента ратификации пакта в 1973 году.
Но, может быть, пока Верховный Совет СССР не издал такого закона, а ни в брежневскую, ни в горбачевскую Конституцию право на свободный выезд по-прежнему не включено, пакт можно и не выполнять, ссылаясь на то, что закона-то нет? Само советское законодательство лишило номенклатуру такой возможности. В Основах гражданского законодательства СССР и в Основах гражданского судопроизводства записана коллизионная норма: в случае коллизии между действующим в СССР законом и нормой, зафиксированной в международном обязательстве СССР, действует международная норма. Значит, действующая законная норма не отсутствует и сейчас, она есть. Это норма, записанная в Конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации и в Пакте о гражданских и политических правах. Каждый гражданин — в данном случае Советского Союза — свободен покинуть любую страну, включая СССР.
Теория ясна. А какова практика?
Практика такова, что класс номенклатуры не желает считаться со своими подписанными «в духе разрядки» обязательствами, а упорно продолжает полностью контролировать все поездки советских граждан за границу. За громкой болтовней о великом счастье быть советским гражданином номенклатура прячет свою ошибочную, но твердую уверенность в том, что, если разрешить свободный выезд из Советского Союза, страна опустеет. Не только в существовании огромного репрессивного аппарата, но и в такой уверенности ясно видна подлинная — а не пропагандистская — оценка классом номенклатуры настроения советских граждан.
Выехать из Советского Союза и до сих пор трудно. И не только на постоянное жительство за границей, но даже в короткую поездку, на несколько дней. Номенклатура убеждена в том, что любой из ее подданных, оказавшийся хоть на минуту вне сферы ее власти, охотно бросит родных и друзей, работу, квартиру, нажитое имущество, чтобы в любом возрасте остаться в свободной от номенклатуры стране и начать жизнь сначала. Вся система выдачи разрешений на поездку за границу в несоциалистические страны основана на одной цели: предотвратить побег.
Логично, что это система отбора наиболее благонадежных. Отбор не совсем идентичен знакомому нам отбору по «политическим качествам». Горький опыт убедил номенклатуру, что немало людей, проявлявших, казалось бы, собачью преданность, пока им приходилось делать карьеру под властью номенклатуры, с удовольствием убегали от нее, как только предоставлялась возможность. Мне объясняли в ЦК КПСС, что вопрос о благонадежности при поездке в капиталистические страны рассматривается в качестве сложного уравнения: на одной стороне находятся факторы, удерживающие от отказа вернуться в СССР (семья, хорошее служебное положение, материальные блага и привилегии, квартира, дача, мебель, а также возраст, незнание иностранных языков, сложность найти за границей работу по специальности и тому подобное), на другой стороне — факты, укрепляющие предполагаемое в каждом советском гражданине желание покинуть СССР (неприятности на работе и в семье, материальные трудности, обиды, нанесенные в прошлом номенклатурой ему или его родственникам, наличие родственников за границей, благоприятные перспективы найти за границей работу по специальности, знание иностранных языков и тому подобное). Из такого уравнения вырисовывается тип советского гражданина, имеющего наибольшие шансы попасть за границу: это член партии, преуспевающий по службе, отец семейства, озабоченный продвижением своих детей, с хорошей зарплатой, квартирой, по возможности с дачей; ни он сам, ни его близкие родственники никогда не были репрессированы и не исключались из партии; у него нет родственников за границей, он не еврей, он не имеет специальности или достаточной квалификации, чтобы найти за границей работу.
Но даже такого образцового человека номенклатура выпускает за границу очень недоверчиво и пристально за ним наблюдает. Только постепенно, убедившись, что человек ездит и возвращается, номенклатура несколько успокаивается.
На жаргоне кадровиков советских учреждений люди были подразделены на «выездных» и «невыездных». «Выездные» — небольшая горстка счастливчиков, обычно начальство и его «обойма»; «невыездные» — огромное большинство. Любопытно, что даже в МИД СССР оказалось немало «невыездных» сотрудников, причем не только в подсобных службах (управление делами, бухгалтерия, библиотека, архивное управление), но и в дипломатическом аппарате.
Читатель может сказать, что из СССР выпускают не только людей описанного выше типа. Верно, но человек другого типа мог выехать и даже войти в обойму «выездных», только если у него индивидуально есть очевидные, с точки зрения номенклатуры, материальные причины не покидать СССР.
Так, беспартийного академика Арцимовича, несмотря на его фрондерские настроения, выпускали за границу: крупный физик, один из творцов советской атомной бомбы, Герой Социалистического Труда, он жил в особняке, получал зарплату (не считая гонораров) ровно в 15 раз больше среднестатистического советского трудящегося, имел дачу и служебную машину с шофером.
Сложнее обстояло дело с другим известным советским академиком — П. Л. Капицей. Талантливый физик жил и работал в молодости в Англии. По советскому приглашению он приехал в Советский Союз познакомиться с работой физических институтов — а назад его не выпустили. Сталин рассчитывал, что Капица сделает ему атомную бомбу. Для Капицы построили в Москве хорошо оборудованный Институт физических проблем Академии наук СССР, лично для него в огромном парке института был выстроен двухэтажный особняк. Его избрали в Академию наук СССР. Но, конечно, и речи быть не могло о том, чтобы хоть на час выпустить его за границу. Так продолжалось десятилетиями. Только в начале 60-х годов после личной беседы постаревшего академика с Хрущевым последний дал согласие выпустить Капицу в социалистические страны. Лишь во второй половине 60-х годов 70-летний Капица был впервые с опаской выпущен в короткую поездку в Швецию. Но жизнь уже прошла, сыновья — Сергей и Андрей — хорошо продвигались в Академии наук СССР. Капица вернулся, лишь слегка попугав своих номенклатурных тюремщиков: из Швеции он без всякого разрешения поехал в Данию и дал оттуда телеграмму в президиум Академии наук, что несколько задержится, чем обрек на горестную тревогу не одного номенклатурного чина в ЦК и КГБ. А в общем уравнение себя оправдало: сила сложившейся десятилетиями жизни оказалась мощнее, чем естественный порыв человека взять реванш за свое похищение и плен.
Деление на «выездных» и «невыездных» — это привычное для номенклатуры деление на чистых и нечистых. Поэтому оно стало в советском обществе средоточием множества интриг и драматических переживаний.
Не усмехайтесь, читатель! Дело ведь не в том, что человек захотел съездить туристом в Финляндию, а ему отказали, и он поедет на Кавказ. Дело в том, что руководящие номенклатурные инстанции открыто проявили к нему политическое недоверие, заподозрили, что он убежит. А на это должны реагировать его парторганизация и непосредственное начальство. О нем станут говорить в парткоме и дирекции как о сомнительном человеке, ему не будет повышения по службе, и вообще начальство постарается от него избавиться.
Помню, как в президиуме Академии наук СССР велся разговор о том, что необходимо сменить председателя месткома президиума. Логика рассуждения была такова: он ездит только в социалистические страны, значит, в капиталистические его не выпускают; значит, он не заслуживает политического доверия. Соответственно смысл ряда интриг заключается в том, чтобы спровоцировать отказ руководящих органов дать разрешение на выезд тому, кого интриган хочет скомпрометировать. Мне приходилось видеть различные методы такой провокации — от примитивного анонимного доноса в Комиссию по выездам до сложного психологического маневра: передачи в комиссию документов на поездку немедленно после возвращения человека из предыдущей поездки, что сотрудников комиссии неминуемо должно рассердить и вызвать ожидаемый отказ. Обычно такие махинации приводили к желаемому результату: номенклатурные органы с большим трудом дают разрешение на выезд, даже если совершенно ничто не вызывает сомнений, и готовы воспользоваться любой возможностью придраться и не выпустить.
Не выпустить! — в этом весь смысл сложной системы решения номенклатурой вопросов о выездах за границу. Вопреки всем декларациям, конвенциям и пактам, предусматривающим право всех людей на свободное передвижение, — не выпустить!