Граждане на виду

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Граждане на виду

В разговоре о гражданском обществе обычно подразумеваются два тезиса. Никто эти штуки специально не оговаривает, мол, и так всем понятно. Во-первых, считается, что гражданское общество — это такое благо. Во-вторых, считается, что в России дело с этим обстоит не ахти. Отсюда и течение разговора: а как бы сделать так, чтобы оно, хорошее, у нас приключилась? Это не самый радостный взгляд на реальность, но вообще-то он ее… приукрашивает. Как говорилось в одном коротком анекдоте, жизнь жестче. Хотя и интереснее.

1

Неприятное известие заключается в том, что гражданское общество в России все-таки есть. Но это не совсем то, что можно поставить в красный угол и явить дорогим гостям как национальную гордость. Иногда это нечто такое, что хочется скорее задвинуть тапком под диван, пока дорогие гости не загляделись: а чего это там у вас такое копошится?

Любой разговор «по понятиям» (а уж тем паче по понятиям философическим и научным) уместнее начать с прорисовки самых понятий. А что мы вообще имеем ввиду, ставя слова в данное сочетание? На понятиях вообще обычно стоит копирайт от классиков, и мы не можем трактовать их по своему произволу. Что, например, имеет ввиду Георг Гегель, внося в политическую философию это самое «гражданское общество»? А там сказано примерно так: это территория между государством и семьями. Все, где уже не семья, еще не государством, а люди состоят в каких-то связях.

И если с этой формулой в голове мы окинем российскую географию, и не забудем российскую историю, то увидим много прелюбопытного. Мы увидим сети связей, мало того, что не прописанных в реестрах и табелях государства, но еще для государства непрозрачных. Сети земляков, одноклассников, однокурсников, вместе служивших, вместе пивших, вместе спавших, вместе завербованных, вместе верующих и вместе грешивших. Это сильно разное, но все аккуратно по Гегелю. От «пацанов с одного двора» до «методологического сообщества имени Щедровицкого», от «я с ними бухал» до «бывших разведчиков не бывает».

Все это зачастую устойчивые компании, в полной боевой и деловой готовности, способные «решать проблемы». Зачастую для решения проблем специально созданные. Например, то, что разумеется под бандитскими бригадами — упало не с неба, а было ответом на ситуацию почти полного исчезновения государства в недавнем историческом прошлом. У человека проблемы от «не вернули долг» и «выкинули с работы» до «изнасиловали жену», легальной управы нет, не говоря об экономическом арбитраже, и он вспоминает, что с кем-то когда-то, например, занимался спортом, или служил в каких-то хитрых войсках. Проблема решается, а внезапно обнаруженный силовой ресурс начинается использоваться по прайсу. Дальше — больше, и вот мы уже видим то, что на политкорректном жаргоне можно назвать «непрозрачным субъектом экономической активности».

Если мы посмотрим совсем цинично, то «непрозрачный субъект» окажется в ядре почти любых легальных процессов. Не обязательно это сразу «мафия», давайте без сильных выражений, скажем просто «личные отношения». Вопрос, где кончаются должностные инструкции и начинаются эти самые отношения? И если они вступают в противоречие — чему следуют? «Ты больше другу веришь или бумажке»?

В итоге возникает ветвь власти, неформальная, не прописанная ни в каком законе, но более чем влиятельная, назовем ее «Баня». Есть, значит, власть исполнительная, законодательная, судебная, а еще есть «Баня». И у Бани есть сильные преимущества. Для государства она, как правило, непрозрачна, а государство лежит перед ней на блюдечке, очевидное и доступное. Это раз. В отличие от официальных структур, Баня оперативна в решениях, это два. Наконец, если человек вхож и в Государство, и в Баню, решения Бани для него приоритетнее, чем решения Государства, это три.

Вот это и есть наше с вами российское гражданское общество. Иногда его называют коррупцией.

По сути, это такая социальная сеть. Ограниченность доступа искупается ее действенностью. Любой желающий может ощутить себя с людьми, получив страничку в ЖЖ или «ВКонтакте». Можно обмениваться записочками и фоточками. Следующий уровень социальной сети, ее, говоря масонским жаргонам, градус — это когда сеть дает возможность «решать проблемы». Чем выше градус, тем реальнее проблематика. «Заступиться за человека», «продавить вопрос», «освоить бюджет».

Даже живущие на периферии этих процессов чувствуют, как это работает. Очень даже эффективное гражданское общество. Любое государственное решение увязнет в нем, как в болоте. Не будем демонизировать наших «общественников»: увязнет как хорошее, так и плохое. Если будет найден рецепт достижения всеобщего счастья за пятилетку, увязнет счастье. Если некий тиран решит истребить народ, увязнет истребление. И в обоих случаях Баня не проиграет.

2

Сомнений в его силе нет, но… какое-то оно неправедное выходит, наше гражданское общество. Парадокс, но оно скорее антиобщественное. Могли бы для чего хорошего собираться. Песочницу починить. Район очистить от преступности. Страну модернизировать. А здесь такое ощущение, что граждане, собираясь больше трех, непременно удумают, чего бы такое «попилить», «освоить», «продавить», «вломить» и кому за то «откатить», чтобы оно катилось и дальше.

Можно сказать, что общество таково, чтобы уравновешивать государство. А можно сказать, что общество само первое начало, и это государство такое, чтобы его уравновесить. Спор смахивал бы местами на выяснение первородства между курицей и яйцом.

Вообще, очень популярная в российских интеллигенциях тема — о государственном зле. Но простите, «каждый народ заслуживает свое правительство». И как писал еще один классик, Марсель Пруст, «общество есть амплификация наших душ» (да простится излишне ученое слово). Что на душе, то в городе и в мире. И добавим к теоретикам практика. Сто лет назад премьер Столыпин уже думал в нашу тему и сокрушался: подлинное гражданское общество в России не случится, пока в ней не случится энный процент подлинных граждан. Каковые граждане, самовольно собираясь больше трех, в подавляющем большинстве занимались бы чем-то добрым и не иначе.

Социальную полемику, кто первый начал — российское общество или российское государство? — честнее завершить в сфере антропологии. Позволим себе несколько картинок на тему.

Одна из первых российских Дум. Не из тех, которые в конце 20 века, а из тех, которые в начале. На выходе из здания задерживали депутата. Он свинтил в уборной унитаз и пытался его вынести. «Поилку для свиней сделаю», — объяснил себя депутат от крестьянства, первый раз увидевший вещь. Все партии в парламенте так или иначе подразумевали эмансипацию народных масс. Октябрьская революция была неизбежна.

Теперь сценка из 20-х годов, от писателя Виктора Ерофеева. Иностранец приезжает в московскую гостиницу и просит швейцара его разбудить рано утром. «Если сам проснусь — разбужу», — отвечает швейцар. Что произошло? Человек отказался выполнять свою прямую работу. Ерофеев перебирает варианты. «Каждому давать взятку — дорого, с каждым пить водку и дружить — еще дороже, а что делать-то?». Сталинизм был неизбежен, выводит писатель-либерал.

Конец 80-х годов. Московские школьники пишут сочинение на тему, кем хотят быть. Большая часть девочек пишет «валютной путаной», среди мальчиков популярны «киллер» и «рэкетир». Те же профессии, названные по-русски, уже не так романтичны, но общая картина профориентации примерна ясна. Национальная разворуйка так, как она случилась, была еще не худшим из шоков. Лихие 90-е были неизбежны.

Во всех трех случаях сценарий примерно схож: люди начинают и проигрывают. Можно сказать: виновато плохое государство. Можно сказать: виновато несовершенное гражданское общество. Виноватят пофамильно: Сталин, Ежов, Берия, Чубайс, Березовский, добавить по вкусу. А как все-таки точнее? А точнее так: каждый народ заслуживает правительство, которое имеет, а если правительство имеет народ, то это скорее БДСМ-игра по любви, нежели изнасилование.

Пенять на государство — пенять на зеркало из поговорки. Оно лишь наличествует и соответствует. Чему соответствует? Нашим душам, привет Марселю Прусту. Любые борцы с любым режимом, сказав свое зычное А про нелюбимую власть, по правилам интеллектуальной честности обязаны договорить Б: чему она соответствует. Ничего сложного.

Она всегда соответствует нам.

3

Можно перекладывать с больной головы на патентованных козлов отпущения и вообще куда подальше, но простейшая статистика восстановит поруганную честность. Есть такие показатели, как число убийств на душу населения, число смертей в ДТП и от алкоголя. Догадайтесь с одного раза, какая страна тут держит лидерство по Европе, продолжая полагать себя европейской?

Усложним вопрос: можно ли здесь перевести стрелки, например, на правительство? За бедность населения оно, пожалуй, еще могло бы ответить, но нравственный закон уже явно не в компетенции любых компетентных органов. Людей можно разорить, но хорошего человека нельзя подвигнуть на убиение невинного топором или арматурой. Также сложно вынудить население выпивать или кататься смертельным образом. Весь кошмар продолжается, по большому счету, добровольно, по зову беспредельных сердец.

Разбавим пафос анекдотом. Хмурым дождливым вечер мужик идет выносить мусор. Не дойдя до бачков, вываливает содержимое на полдороги. Оглядывается на кучу. «Во Путин, страну-то довел».

Мы снова хотим как лучше, но снова делаем кучу, оглядываясь в поисках автора. «Среда заела», — так поясняли генезис кучи левые разночинцы в 19 столетии. Коммунисты продолжают ругаться с либералами на предмет большей антинародности Сталина или Ельцина, но точнее всего тема врагов народа раскрыта прозаиком Пелевиным. «Если заговор против России существует, то в нем участвует все ее население». Можно, конечно, гонять в своей голове чубайса (или шугать берию по углам), но возрождение России начинается с мусора, донесенного до урны. Пока мусор не донесен, мужику из анекдота сложно всерьез обидеться на расхищение бюджетов всех уровней. Там всего лишь не аккуратны, как и он сам. Просто возможностей для неаккуратности больше. Повезло тем мужикам.

Вот есть тема учреждения «мирового финансового центра в России». Наивному прагматику кажется, что надо построить много новых красивых зданий. А потом в них самозародятся фондовые рынки и инвестиционные банки, если к зданиям пришпилить названия. Была такая теория зарождения жизни в Средние века — считалось, например, что мыши самозарождаются в грязи. А в красивом здании обязательно зародятся деньги. Более разумный скажет что-нибудь о таргетировании инфляции и региональной валюте. Но проблема снова в антропологии. И звучит так: в каком месте земного шара людям проще доверить подержать чемодан с деньгами? Так, чтобы не потеряли по глупости и не украли по уму? И взяли свои законные 0,03 % за трансакцию?

Пока деньги проще доверить в городе Лондоне, их будут доверять в городе Лондоне. А если где-то в Третьем мире случится много-много денег, их все равно свезут в Лондон. В Москву или Мехико не свезут просто из опасения, что тамошние кадры порешат все. Если даже бывший московский мэр не рискует остаться в Москве, кто там вообще не рискует?

У философа Мераба Мамардашвили было про то, что такое героический пафос. Без всякого надрыва. Не надо помирать за родину, вообще не обязательно помирать. Это просто способность быть одному. Стоять и не падать. Делать что-то одному. Не воровать, когда все тырят. Выполнять обещания, когда все кидают. Не врать, когда все гонят. Быть вежливым, когда все борзеют.

Главное — в одиночку. Проблему российского гражданского общества философ видел так: все хотят быть хорошими, но только все вместе и с понедельника. «Понедельник» может сильно варьироваться: от «сперва построим коммунизм» до «сперва поправлю дела». Ну и понятно, что это откладывание часа X ровно на бесконечность. Та же бесконечность следует из соборного эгоизма «что мне, одному за всех?».

А можно обойтись без этих условий.