Зона отчуждения — территория смерти

Зона отчуждения — территория смерти

Около 16 часов 26 апреля в Киев прибыла оперативная группа начальника химических войск Министерства обороны СССР генерал-полковника В.К. Пикалова. Химические войска приступили к разведке местности вокруг Чернобыльской станции. Оказалось, что радиоактивное облако зацепило кроны сосен, и вскоре сосновые леса вокруг Припяти стали рыжими…

Когда 27 апреля над четвертым энергоблоком зависли вертолеты-разведчики, стало понятно, что реактор был разрушен практически полностью, перекрытия над ним не существовало, а на месте, где находился реактор, адским жерлом светилось яркое пятно, над которым клубился дымок.

Вдова пожарного Василия Игнатенко вспоминала, как жил город Припять в первые часы и дни после аварии. Город «заполнился военной техникой, перекрыли все дороги. Везде солдаты. Перестали ходить электрички, поезда. Мыли улицы каким-то белым порошком… Никто не говорил о радиации… Одни военные ходили в респираторах… Горожане несли хлеб из магазинов, открытые кулечки с конфетами. Пирожные лежали на лотках… Обычная жизнь».

27 апреля по местному радио передали сообщение Припятского горисполкома о всеобщей эвакуации. Уезжавшие из Припяти люди верили, что скоро, буквально через несколько дней, вернутся в свои дома. Как вспоминала в интервью Светлане Алексиевич вдова погибшего пожарного Василия Игнатенко Людмила, некоторые люди «даже обрадовались: поедем на природу! Встретим там Первое мая! Необычно. Готовили в дорогу шашлыки, покупали вино. Брали с собой гитары, магнитофоны. Любимые майские праздники! Плакали только те, чьи мужья пострадали».

Жителей города собрали у подъездов их домов, куда подали автобусы. В сопровождении машин ГАИ с включенными мигалками колонны направились к пунктам дезобработки в Иванковском, Вышгородском и других районах Киевской области. Для предотвращения мародерства в оставленном городе было организовано постоянное патрулирование нарядами милиции. А мародеров в Припяти было много — узнав о покинутых квартирах и неохраняемых магазинах и складах, сюда ринулись охотники до наживы, не верящие в опасность радиационного заражения. Вынесенные из Припяти вещи затем продавались на рынках в разных городах Советского Союза, а покупавшие их люди так и не узнали, что эти предметы представляют смертельную опасность.

29 апреля началась засыпка развала реактора четвертого энергоблока. В течение десяти дней военные вертолеты зависали над реактором на высоте 200 метров и сбрасывали на него тонны песка, свинца, глины и доломита. Работой вертолетов руководил полковник Л.В. Мимко, который находился на крыше гостиницы — самого высокого в Припяти здания. Несколько вертолетов постоянно кружили в небе, ожидая своей очереди подхода к станции, и нужно было четко регулировать их движение, чтобы не допустить столкновения. Всего на место взрыва было сброшено 5000 тонн материалов.

Для работы по дезактивации в Припять прибыли военнослужащие Ленинградского и Сибирского полков химической защиты. Ликвидаторы мыли из пожарных шлангов улицы и тротуары, срезали пропитанный радиацией слой дерна. Но их усилия оказывались напрасными — на следующий день после дезактивации уровень радиации возвращался к прежним показателям.

Затем была организована работа по расчистке крыши сбереженного от пожара третьего энергоблока. Сначала для этого использовали роботов. Но оказалось, что машины не выдерживают такого высокого уровня радиационного загрязнения. Немецкий робот на гусеничном ходу «сгорел» почти сразу, японский проработал немного дольше, но тоже вышел из строя. Тогда на крышу стали посылать людей. Ликвидатора, выходившего на крышу третьего блока, стали в шутку называть «биоробот Вася». Они находились здесь считанные минуты, но получали при этом предельные дозы облучения. Один ликвидатор, в пожарном шлеме и противогазе, за пять минут добегал по крыше до кучи радиоактивного мусора, вонзал в нее лопату и убегал обратно в укрытие. Второй добегал до лопаты и оттаскивал ее до края крыши. И только третий ликвидатор сбрасывал мусор на землю. Третий, соседний с взорвавшимся, энергоблок чистили почти тысяча ликвидаторов. Они снимали и вывозили оборудование, отбойными молотками снимали верхний слой бетона, мыли полы и стены.

Как известно, река Припять впадает в Десну, а Десна — в Днепр. Следовательно, нельзя исключить, что зараженная вода попала не только в Днепр, но и в водопроводные краны киевлян. Несмотря на реальную угрозу, эвакуировать трехмиллионный Киев было невозможно. В первомайские праздники на улицах Киева, как обычно, было людно, и мало кто обратил внимание на странный дождь, который прошел над праздничной демонстрацией. Падавшие на асфальт капли не растекались, а дрожали, подобно шарикам ртути. Но никто и не думал отменять массовые мероприятия, а 9 мая в Киеве прошел этап Велогонки Мира. «Манифестации не были отменены, так как к 1 мая еще не было полной картины случившегося. Действительно, мы боялись паники — вы сами можете представить себе возможные последствия массовой паники в многомиллионном городе! Теперь ясно, что это было ошибкой», — размышляет бывший генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев. Город тем временем наводнили ужасающие слухи. Говорили даже, что взорвалась атомная бомба. Многие стремились поскорее уехать из Киева, в эти майские дни билетные кассы вокзалов и аэропорта Борисполь были переполнены. Но билетов не хватало, их теперь можно было купить только втридорога у спекулянтов. Многих пострадавших на ЧАЭС госпитализировали в Октябрьскую больницу Киева, и в городе тут же стало известно, где лежат облученные чернобыльцы. Среди госпитализированных ликвидаторов было отмечено несколько случаев самоубийств — люди выбрасывались из окон, — а врачи только лишь начинали догадываться, что лучевая болезнь влияет на психику — у больных возникает панический синдром, начинаются приступы клаустрофобии.

Один из героев документальной книги белорусской писательницы Светланы Алексиевич заметил, что «в первые же дни после аварии из библиотек исчезли книги о радиации, о Хиросиме и Нагасаки, даже о рентгене. Пронесся слух, что это приказ начальства, чтобы не сеять панику». А между тем советские граждане, которые еще совсем недавно имели весьма смутное представление о радиации, черпали знания о ней из всех доступных источников и даже начали осваивать такой ранее неизвестный прибор, как дозиметр. Режиссер Валерий Новиков, командированный в Киев и Припять Западно-Сибирской киностудией вскоре после аварии, с удивлением услышал такой монолог дежурной в киевской гостинице: «Сколько можно говорить, чтобы в грязной одежде не приезжали из Чернобыля, идите переодевайтесь в чистую — не пущу в номер. Дезактивируй потом за вами!» Проблема радиации стала «бытовой», о ней знали уже не только специалисты, а даже дети и домохозяйки.

Тридцатикилометровая зона вокруг ЧАЭС была обнесена колючей проволокой. Но, как ни странно, «зона отчуждения» радиусом тридцать километров так и не стала «необитаемым островом». В этой опасной для жизни и здоровья зоне продолжают жить и работать люди. Много лет после катастрофы здесь трудились сотрудники Чернобыльской станции и саркофага объекта «Укрытие» — несколько тысяч человек, связавших судьбу с территорией ядерной катастрофы. Но появились здесь и те, кого назвали «самоселами» (или «самопоселенцами»), — несмотря на законодательное ограничение проживания гражданского населения в «зоне отчуждения», они приехали в брошенные дома, стали возделывать землю, выращивать скот, рыбачить и охотиться, благо диких животных здесь достаточно… Среди «самоселов» преобладают бывшие местные жители, которые были эвакуированы, но позднее решили вернуться домой. Средний возраст «самоселов» — более шестидесяти лет, и эти люди, видимо, думают, что терять им в жизни уже нечего. Они смело пьют воду из колодцев и едят выращенные в «зоне отчуждения» овощи и фрукты. И радуются, что будут умирать на родной земле…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.